Навсегда моя
Шрифт:
Звоним дважды, нам открывает сам мажорик. Саня крепче вцепляется мне в руку. Перед ней объект ее обожания, который удерживает длинноногую платиновую блондинку за талию.
Почему они все любят этих пепельных шаболд?
– Уау! Девчонки! Аленка, если бы я знал, что ты такая, давно бы тебя забрал из-под Ивана, – развязно говорит.
У меня все ухает внизу, и сердце тарахтит как мотор трактора: “тр-тр-тр”. Ладони предательски потеют, когда Шурка аккуратно высвобождает свою руку.
– Ну че? Заходите!
В квартире тьма народа, гремит музыка, но уши не закладывает
– Шампусик, девчат, – мажорик откуда-то достает фужеры и вручает нам с Саней.
– Я не…
Собираюсь сказать, что я не пью. Не люблю. Ну, разве что на Новый год. Но кто-то подталкивает фужер к моему рту, вынуждая опрокинуть золотистую жидкость в себя.
Не кто-то, а мажорик.
Пузырьки раскалываются во рту с шипением. Приятным шипением. Шампанское сладкое и вкусное. Кажется, я даже не злюсь, что позволила такому случится.
– Ну, вот и славно. Считайте, это штрафной, – подмигивает и уходит.
Ваню замечаю не сразу. Он стоит у окна с Петей, своим однокурсником. Я же всех их знаю.
Наши взгляды встречаются, я полностью замерла. Каменной статуей себя чувствую, у которой чувства кипятятся. Так горячо внутри, до слез.
Взгляд его трогает. Пронимает каждую клеточку.
Как он мог? Как он мог так с нами поступить?
Мы ведем немой диалог между десятками людей, стоящими между нами.
Боль никуда не ушла, только усилилась во сто крат. Словно выкорчевывают что-то теплое и хорошее из груди. Зажмуриться хочется от этой непрекращающейся боли и закричать.
Люблю? Или уже ненавижу?
Отворачиваюсь, когда понимаю, что Ваня идет ко мне. А я не хочу, не готова. Оказалась не готова к встрече и разговору. Шампанское не поможет, пусть уже и дало в голову. Мы же с Саней толком-то не ели ничего сегодня.
Его шаги слышу я одна. Замедленные, звонкие. Господи, где музыка? Где веселье? Где танцы?
Мне нужно срочно куда-то себя и свое тело деть.
– Привет, – от его голоса привычно все замирает внутри. Хочется улыбнуться, а память подбрасывает воспоминания того вечера.
– Привет, – сухо отвечаю.
– Поговорим?
Вздыхаю. Растягиваю губы в хищной улыбке. Сердце трепещет, словно на терновый куст его посадили.
– Нам не о чем, Вань. Но ты можешь поговорить со своей платиновой подружкой. Кстати, где она?
– Ален, прошу.
Злюсь, как же я сейчас злюсь. Мне кажется, даже комната приобретает красные оттенки.
Отхожу. А Ваня не останавливает.
Даю себе слово, сегодня буду веселиться несмотря ни на что. Пусть Ваня видит, что я не страдаю, не хочу, чтобы он это знал. Увидь бывший парень мою боль, ему тоже будет больно. А если он увидит, что мне хорошо, Ване больнее будет в разы.
Шампанское здорово пьянит. Мне нравятся эти веселые пузырьки, которые покалывают язык.
На столе пицца и суши, но я ничего не ем. Не хочу. В солнечном сплетении постоянное напряжение. Я кажусь себе открытой и общительной, но кто бы знал, как мне плохо внутри.
По спине постоянно чувствую незримое касание. Ваня. Он как тень за
мной следует и пытается вырвать на разговор.– Эй, кто уже изрядно пьян и готов? – мажорик, покачиваясь, встает на журнальный столик. Как только тот его выдерживает?
– Бутылочка? Ты что из прошлого столетия? – кто-то из ребят выкрикивает. Девчонки смеются.
Всем весело, правда. И мне.
– Да ладно вам, че вы такие скучные? Я, может, пососаться хочу. С ней, – указывает на девчонку в углу. – И с ней, – еще одна, – Аленка вообще чума.
От наглости аж рот приоткрылся. Глаза выпучила. Что он только что сказал?
– Короче, быстро сели. Я тут хозяин.
Смотрю, как все послушно рассаживаются по кругу.
– Давай, давай, Ольшанская. Ты же, насколько мы знаем, уже свободная девушка, – и ржать начинает.
Напрягает. Сильно напрягает. По коже холодок прокрадывается, как кусочком льда вдоль позвоночника провели.
И я сажусь под упрямый и немного злой взгляд Вани. Он сел напротив и сверлит в моем лбу дыру.
Один раунд, второй. Ладони снова вспотели, спина взмокла.
Бутылочка останавливается на всех, кроме меня. Каждый раз выдыхаю. Ведь я не такая смелая, как может показаться. Меня пока мутит от одной мысли, что должна буду касаться чужих губы. И, о боже, языка.
Момент, когда Ваня целует брюнетку Лиду, я отправляю к тем воспоминаниям, когда встречала в его квартире. Сердце царапают ее вздохи и ахи.
Когда они целуются, мы скрещиваемся с ним взглядом.
Их поцелуй настолько близко к моему лицу, что я вижу ниточки слюны. Его губы, которые жадно захватывают ее. Они сосутся, противно сосутся у меня на глазах. Назло.
Господи, невыносимо сдавливает в груди. Мне больно. Но я никогда этого ему больше не покажу.
– Ну-у нечестно, почему Аленка сидит просто так? – мажорик разыгрался.
Сжимаюсь и перестаю ровно дышать. Все это слишком, но я упрямо сижу между двумя парнями, улыбаюсь и хлопаю длинными ресницами. Мне нужно играть веселье и беззаботность.
– Крути. Твой черед!
Приказывает.
А я… раскручиваю эту долбанную бутылку из-под шампанского.
В ушах по барабанным перепонкам долбит пульс. Кожа вся стесана чужими взглядами, пока эта бутылка раскручивается.
Остановка.
По венам бежит ток как по проводам. Они искрят и больно жалят. В горле давит, щеки горят неестественным огнем, волосы на затылке шевелятся. В позвоночник словно вбили фонарный столб, сдвинуться не могу, так и сижу, застывшая.
Мне и страшно, и интересно.
Горлышко показывает на просвет между двумя девчонками. Сначала я вижу ноги в темных, почти черных джинсах, потом белую футболку. Руки убраны в задние карманы.
– Черт, Костян, ты мог бы чуть позже подойти сюда, а? Вот… блядь. Я бы сейчас уже с Аленкой сосался.
Глава 6. Алена
Впиваюсь взглядом в ошарашенное лицо Кости. С каждым моим вдохом он хмурится сильнее. Челюсти сцеплены намертво. Его раздражение чувствуется на километры. Это почему-то задевает и трогает.