Навстречу судьбе

Пока Ширли открывала дверь, Дженна напряглась, и ее высокая, стройная фигура словно закаменела. Внезапно задрожавшими пальцами Дженна вцепилась в спинку дивана — по какой-то необъяснимой причи­не она узнала гостя прежде, чем он заговорил. На привлекательном и мужественном лице незнакомца появилось нетерпеливое выражение, что в сочетании с его ростом и шириной плеч внушало боязливый тре­пет.

Не удостоив Ширли даже взглядом, незнакомец обежал темными глазами холл и безжалостно уставил­ся на Дженну.

— Мадемуазель Брайант?

Как он узнал ее? Дженна еще никогда не слышала, чтобы ее имя произносили таким обвиняющим тоном. Все, что ей удалось сделать, — только кивнуть голо­вой: слова застряли у нее в горле при виде раздраже­ния на смуглом лице незнакомца.

— Может, я сумею помочь? — решительно вмеша­лась Ширли, тоже уловив недовольство в голосе при­шедшего. — Мисс Брайант…

— Все в порядке, Ширли, — сумела спокойно вы­говорить Дженна, отводя глаза. — Увидимся позже. Месье Лемаршан, если не ошибаюсь? — добавила она, собираясь с остатками сил и спокойствия.

— Да, мадемуазель.

— Тогда входите. — Даже ради спасения собствен­ной жизни Дженна сейчас не смогла бы сдвинуться с места. Ширли вышла, унося на лице вопросительное выражение, а Дженна жестом пригласила высокого смуглого мужчину в гостиную.

Он решительно закрыл входную дверь и снова по­вернулся к Дженне. Какое совпадение — он приехал чуть ли не в первый день ее возвращения из больни­цы! Впрочем, счастливым такое совпадение не назо­вешь: раздраженные посетители не способствуют по­вышению тонуса ослабшего организма.

Взглядом гость словно оценил ее с головы до пят прежде, чем сдвинулся с места, и Дженна поняла: ее халат в такой поздний час утра француз счел верхом неприличия. А ведь ей потребовалось приложить нема­ло сил, чтобы вообще встать с постели. Временами на Дженну наваливалась тяжкая усталость. Видимо, не скоро она полностью оправится после случившегося.

Гость прошел совсем рядом с Дженной, заставив ее сердце тревожно забиться. Единственное, о чем поду­мала Дженна в тот момент, — стоило ей позвонить во Францию до случившегося, и она была бы избавлена от этой сцены. Она даже собиралась написать Лемаршану — сегодня же, как только уйдет Ширли. Очевид­но, этот человек не любил ждать: глядя в его волевое и привлекательное лицо, Дженна поняла, что он весь так и кипит от бешенства и только хорошие манеры мешают ему выложить все, что он о ней думает.

В гостиной Лемаршан круто повернулся к Дженне, стоя в противоположном углу комнаты — казалось, меньшее расстояние между ними он считал оскорби­тельным для себя. Выглядел он богатым, самоуверен­ным и был одет с элегантной небрежностью, свой­ственной французам.

Должно быть, его рост превышал шесть футов, так как Дженне, которую никогда не считали маленькой, приходилось глядеть на него снизу вверх. Волосы по­чти черные, густые и слегка вьющиеся, зачесаны вверх от излучающего холодное спокойствие лица, на кото­ром только большой, смешливый рот давал понять: холодность эта вовсе не свойственна французу и ви­нить в ней Дженна должна самое себя.

— Вы не позвонили и не приехали. Поскольку прошло более двух недель, мне остается только гадать, получили ли вы мое письмо, мадемуазель Брайант.

— Да, получила. — Дженна стояла неподвижно, ей казалось, что она не в силах ни отвернуться, ни хотя бы пошевелиться. Оправданий не находилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и еле сдер­живала слезы.

— Значит, придется предположить, что вы приняли решение и соболезнования ни к чему. Ваш отец не оправдал надежа медиков. Вчера ночью он умер. У вас было достаточно времени, чтобы навестить его, однако вы предпочли отказаться от поездки. — Темные, почти черные глаза с нескрываемым отвращением оглядели Дженну. — Мне необходимо вернуться, чтобы занять­ся похоронами, и если вы не намерены сопровождать меня, придется обсудить наше дело здесь.

Дженна по-прежнему не могла выговорить ни сло­ва. По какой-то странной причине гость не казался ей чужим — должно быть, потому, что его имя было до боли знакомо Дженне, а сей враждебный визит она представляла себе с того дня, как попала в больницу. Наверняка это и стало причиной возникшего у нее странного чувства. В письме Лемаршана не было ни слова соболезнования ввиду предстоящих испытаний, да и сам он отнюдь не выглядел человеком, который умеет быть терпеливым с женщинами. Этот мужчина вызывал у Дженны ошеломляющее чувство уязвимо­сти — ее терзало сознание собственной вины. Лемаршан не имел права так вести себя с нею.

Он с раздражением взглянул на Дженну, не сво­дившую с него испуганного взора. Темные глаза фран­цуза вспыхнули, едва он перевел взгляд на ее волосы. Большой рот сжался, словно одного вида Дженны бы­ло достаточно, чтобы привести его в бешенство.

— Если бы вы сели, мадемуазель, и соизволили при­гласить меня последовать своему примеру, мы смогли бы начать утомительный, но неизбежный разговор.

— Простите. — При этом неодобрительном замеча­нии щеки Дженны залил нежный персиковый румя­нец.— Боюсь, вы застали меня врасплох. Прошу вас, садитесь, месье.

— После вас, мадемуазель Брайант. — Француз по­чти не скрывал нетерпения, он, очевидно, желал по­скорее высказаться и уйти.

До этой минуты Дженна не понимала, как она слаба, но сейчас ей пришлось крепко вцепиться в спинку дивана. В больнице ей объяснили, что стекло перерезало артерию и без переливания крови не обой­тись. Состояние Дженны, оставлявшее желать лучше­го, сейчас значительно ухудшилось: гость встревожил ее, и тревога не прибавила Дженне сил.

Как только она сдвинулась с места, стало ясно, что ее неподвижность была обороной, а не вызовом. Не успела Дженна сделать и двух шагов, как гость бро­сился к ней через всю комнату.

— Mon Dieu [1] . Да вы нездоровы! Значит, потому вы так бледны?

Казалось, Лемаршан искренне потрясен, его голос стал глухим и взволнованным, и Дженна с трудом удержалась от искушения разыграть из себя полного инвалида — а так хотелось отплатить ему за прежний пренебрежительный тон. Однако под взглядом гостя ей не осталось ничего иного, как сказать правду.

— Я не больна, месье, просто утомлена. Я попала в аварию и вернулась домой из больницы только вчера вечером.

1

Боже мой! (франц.)

— Depuis quand? [2]

Дженна ответила гостю удивленным взглядом си­них глаз, и тот пожал плечами, недовольный собствен­ным неожиданным переходом на родной язык.

— Сколько вы там пробыли, мадемуазель? Когда произошла авария?

— Чуть больше двух недель назад — на следующий день после получения вашего письма, месье Лемар­шан.

— Понятно. — К удивлению Дженны, гость взял ее под руку, решительно побуждая опереться на него, и помог сесть. — Что это была за авария, мадему­азель?

2

С каких пор? (франц.)