Навстречу

– А что потом?

– После этого, - сказал хозяин.
– спонтанно, но организованно, действуя по классической ленинской схеме, не задерживаясь, взяли почту, телефон, телеграф, автобусный и речной вокзал, суд, налоговую инспекцию, казначейство, разогнали полицию и напоследок захватили железнодорожный тупик с грузовой станцией.

– Фантастика, - сказал журналист.

– Бред, конечно, - сказал хозяин.
– Игра воспалённого воображения, непонятно отчего ставшая жестокой явью.

– Но как же инфраструктура?
– спросил Лучников.
– Тот же телефон, мобильная связь, интернет? Свет, газ, вода? Продукты питания, промышленные товары, обувь, одежда, медицина, лекарства, зарплата. А что частная инициатива? Коммерсанты, бизнесмены, предприниматели?

– Сам не понимаю, - надрывно произнёс хозяин.
– Междугородняя связь отсутствует, интернет локализован пределами нашего района, товары как завозили, так и завозят, свет не отключали, вода есть, мелкие предприниматели как работали, так и продолжают работать, крупные, по нашим провинциальным меркам были экспроприированы. Выезжать из района дозволяется немногим и по особым пропускам, въезжать... вы же въехали... Одно время на границе ставились пограничные заставы с той стороны...

– Сняты, - сказал журналист, - наблюдал собственными глазами.

– Видите, - сказал хозяин с горечью.
– Давайте пить чай...

Они отхлебнули из кружек ароматного напитка.

– Угощайтесь, - сказал хозяин, подавая журналисту трюфель.

– Откуда сие богатство?
– спросил Лучников.

– Чёрный рынок, - сказал хозяин.

– А деньги?

– Используем старые российские. У кого сохранились. И купоны. Иностранная валюта у нас к хождению запрещена.

– Я знаю.

– Откуда?

– Встретился на улице с одним... гражданином-товарищем.

– Где? С кем? Когда? Мой адрес называли?

– Это существенно?
– сказал Лучников.
– Часа полтора-два назад. Улицу? Улицу да, вроде бы назвал.

– Впрочем, - хозяин как-то обречённо пожал плечами, - не берите в голову. Если им надо, они всегда узнают...

– Кто?
– встревоженно спросил журналист.

– Неважно, неважно, - сказал хозяин.
– Пейте чай.

– Алексей Анатольевич, - задал вопрос Лучников, - скажите, по возможности честно, эксцессы были?

– Что вы подразумеваете под эксцессами?

– Ну, вы же понимаете... Любая насильственная смена власти, в принципе, не обходится без применения насилия, в той или иной мере...

В дверь квартиры постучали. Громко, настойчиво, решительно и грубо. По всей вероятности в дверь колотили кулаками, сапогами и прикладами винтовок.

– Спрячьте!
– свирепо зашептал хозяин, - вкладывая в руки журналиста тетрадь, - здесь всё!
– и бросился открывать.

Его бесцеремонно оттолкнули. Гремя каблуками и звеня шпорами чеканной поступью в кухоньку гражданина Зарядько прошествовал сам товарищ комиссар Подгорельский, гроза всех контрреволюционеров, саботажников, коррупционеров и спекулянтов, весь в хрустящей коже, обмундированный с ног до головы в униформу курьера-самокатчика Первой мировой войны: кожаную фуражку с красной пятиконечной звездой в околыше, кожаную тужурку с большими накладными карманами по бокам, кожаные галифе, заправленные в коричневые английские шнурованные сапоги. Тужурка была перехвачена добротным английским армейским ремнём. Портупея стягивала широкие комиссарские плечи. Огромный маузер в деревянной кобуре болтался слева, справа висел кованый златоустовский булатный нож в потёртых ножнах. Комиссар Подгорельский возглавлял городскую ВЧК. Был он несгибаемым бойцом за дело мировой революции и повсеместного освобождения пролетарского труда от оков капиталистической эксплуатации.

– Собирайтесь!
– приказал комиссар Подгорельский.

И увёл журналиста... (В этом месте рукопись обрывается).

Приложение

Лейб-гвардии Волынский полк образован 7 декабря 1817 года, когда 1-му батальону лейб-гвардии Финляндского полка, откомандированному в Варшаву после Заграничного похода Русской армии, Высочайшим указом велено было впредь именоваться лейб-гвардии Волынским полком. К началу I мировой (Великой) войны полк входил в состав 2-й бригады 3-й гвардейской пехотной дивизии Русской императорской армии. В 1914 года, с августа по начало сентября 3-я гвардейская пехотная дивизия, в составе XXIII армейского корпуса Русской императорской армии участвовала в Восточно-Прусской наступательной операции, затем, с октября до середины декабря в Лодзинской операции, где 1-я, 2-я и 5-я русские армии отражали наступление ударной группы 9-й германской армии под командованием генерала Августа фон Макензена. В 1915 году лейб-гвардии Волынский полк в составе Гвардейского корпуса участвовал в оборонительных боях за Сморгонь. В декабре 1916 года отозван с фронта (в честь полкового праздника) в столицу Российской империи город Петроград.

Лейб-гвардии Волынский полк считался самым дисциплинированным полком в 3-й гвардейской пехотной дивизии и во всей Русской императорской армии. 3-я гвардейская пехотная дивизия славилась своей «каторжной дисциплиной» и образцовым внешним видом солдат. Дисциплиной командиры добивались главного — беспрекословного подчинения приказам. Дисциплина насаждалась неимоверной строгостью. К примеру: для посещения уборной солдат обязан был обращаться к отделенному ефрейтору с рапортом, за ненадлежащий внешний вид на поверке (сапоги и пуговицы на мундирах должны быть надраены до блеска) солдат наказывали нарядами вне очереди, не блестевший кламмер (скоба под бляхой ремня) карался хождением «гусиным шагом». В 3-й гвардейской пехотной дивизии чистка кламмера до блеска была рутинным действием.

Нарушителей дисциплины заставляли, как говорилось выше, ходить «гусиным шагом», бегать вкруг конюшни с фуражками, с ремнями, с котелками, с кружками, с портянками, с носками, с сапогами в зубах, или кричать «Я дурак! Я дурак! Я дурак!», «Вот как чистят клямор! Вот как чистят клямор!», «Я балда! Я балда! Я балда!»

После такой жёсткой дрессировки солдаты исполняли приказания не задумываясь, автоматически, что позволяло в условиях боя подавлять инстинкт самосохранения. А в лейб-гвардии Волынском полку дисциплину насаждали ещё сильнее, чем в остальных частях 3-й гвардейской, поэтому военнослужащие полка всегда отличались во всём: в отдании чести, маршировке, в ружейных приёмах, в каждом движении. Причём: дисциплина поддерживалась независимо от потерь, которые нёс полк — он был лучшим и в 1916 году (за семь месяцев до восстания), и в феврале 1917 года (за несколько дней до мятежа).

Восстание началось в запасном батальоне лейб-гвардии Волынского полка, где взбунтовалась учебная команда, в которой готовили унтер-офицеров. Командиром учебной команды был штаб-капитан Иван Степанович Лашкевич. Он был беспощадно требовательным начальником и великолепным строевиком. В феврале 1917 года ему исполнилось двадцать шесть лет.

Зачинщиком мятежа стал старший унтер-офицер Тимофей Иванович Кирпичников. Его также характеризовали как «строгого начальника». Солдаты прозвали Кирпичникова «Мордобоем». Штабс-капитан в ночь на 26 февраля 1917 года назначил старшего унтер-офицера фельдфебелем 1-й роты вместо вовремя «заболевшего» подпрапорщика Лукина. Кроме этого, Кирпичникову перешла и основная должность подпрапорщика — фельдфебеля основной учебной команды (помимо основной были ещё две подготовительные и одна дополнительная).

Это решение стало роковым и для штабс-капитана И.С. Лашкевича, и для всей Российской империи.

Накануне, 24-26 февраля 1917 года две роты полка разгоняли демонстрантов на Знаменской площади (ныне площадь Восстания). Как позже рассказывал сам Кирпичников, он тихонько приказывал солдатам стрелять поверх голов митингующих, а в ночь на 26 февраля 1917 года предлагал «унтерам» обеих рот вообще не открывать огонь. Вечером 26-го он созвал командиров взводов и отделений основной учебной команды и предложил им отказаться усмирять беспорядки. Командиры с предложением фельдфебеля согласились (!) и проинструктировали соответствующим образом своих подчинённых. Поэтому утром 27 февраля 1917 года построенная команда вышла из повиновения, ответив на приветствие штабс-капитана Лашкевича дружным криком «ура» (по словам свидетеля происшествия Константина Пажетных). На вопрос командира учебной команды: «Что это значит?» младший унтер-офицер Михаил Марков дерзко заявил: «Приказ стрелять (по версии Пажетных — все приказы Лашкевича) солдаты выполнять не будут», после чего взял винтовку «на руку», наставив штык на штабс-капитана. Солдаты, в свою очередь, потребовали чтобы Лашкевич удалился. Когда штабс-капитан вышел во внутренний двор, младший унтер-офицер Марков и ефрейтор Орлов выстрелили из окон в спину уходящему командиру и убили того наповал. Иную версию событий сообщил офицер, опрашивавший позже солдат о событиях того утра. Лашкевич дважды обращался с приветствием к солдатам, однако те дважды отвечали ему молчанием. Тогда штабс-капитан сам вышел прочь, а застрелил его фельдфебель учебной команды Кирпичников.

Вслед за убийством Лашкевича Кирпичников уговаривает «унтеров» подготовительных команд присоединиться к основной. При выходе восставших на улицу к ним добровольно примкнула вся 4-я рота.

Причину такого поведения следует искать в том, что к октябрю 1916 года большинство старослужащих погибло на фронте и к февралю 1917 года в полку их оставалось ничтожное количество.

Солдаты 3-й роты, отказавшиеся стрелять в демонстрантов 26-го февраля 1917 года и солдаты 1-й и 2-й рот были новобранцами, прослужившими не более шести недель. Солдаты 4-й роты, примкнувшей к бунтовщикам, подвергались муштре дольше, от двух до пяти месяцев, но все они попали в полк с фронта, принимали участие в наступательных боях августа-сентября 1916 года на владимирско-волынском направлении и поэтому возвращения обратно в окопы не боялись, как не боялись уже рассуждать.