Навуходоносор II, царь Вавилонский

Вера в истинность, необходимость и пользу гаданий никогда не ставилась под сомнение, да это было и невозможно. Она была неколебима, поскольку основана на грамматическом строении вавилонского языка, в котором для глаголов существует только две формы: перфект и имперфект. Первая говорит о действии (все равно, прошедшем, настоящем или будущем) как о законченном, вторая (опять же без учета «времени») — как о еще не совершившемся. В гадательных трактатах первая форма употребляется, когда говорится о наблюдениях, вторая же — когда из этих наблюдений выводятся предсказания. Но полностью обязательным, неотвратимым такое предсказание не было: имперфектная форма может указать на факт будущего, однако по самой ее природе в ней не могут различаться необходимое и возможное. В конечном счете это смешение разрушало представления о судьбе и, более того, о предопределении: для вавилонян причинность оставляла в последовательности событий зазоры. В эти щели и протискивался заклинатель: он умел устранить причину или отвратить следствие. Для человека VI века детерминизм существовал — и вместе с тем не существовал; даже если человек и признавал взаимосвязь явлений, то обладал возможностями нарушить ход событий. Поэтому тем более надо было знать будущее: магия не имела смысла отдельно от гадания; специалист-гадатель был подручным у заклинателя, а без последнего искусство предсказания не было бы нужным. Возможность избавиться от зла только и оправдывала употребление гадательного арсенала.

На любой вопрос гадатель мог дать три типа ответов, и каждый из них требовал от клиента соответствующего поведения. При предсказании положительного исхода дела никакого вмешательства не требовалось. Прогноз мог быть неблагоприятным, но результат иногда зависел от человеческого решения — например, о вступлении в брак или путешествии; тогда, чтобы избежать несчастья, можно было просто отказаться от своих планов. Наконец, случалось, что человеческая воля была бессильна против грядущей беды — например, родов в неблагоприятный день или слишком позднего наступления паводка. В этом случае вступали в силу магические действия и заклинания; считалось, что они могут изменить те обстоятельства, которые не находились во власти человека, а были связаны с естественным порядком вещей. Что бы ни возвещало гадание, можно было повернуть дело на добро; человек в любом случае оставался хозяином своей судьбы.

Руководства, посвященные гаданию и заклинаниям, дошли до нас в огромном количестве. Это легко объяснить: в каталогах библиотек Вавилонии они тоже составляют около трети. Мистика же оставалась потаенной, ее умозрения не записывались. Не то чтобы те, кто этим занимался, старались скрыть свои достижения — они не были секретными или эзотерическими в собственном смысле слова. Просто они были новыми и по этой причине не входили в состав литературной классики VI века; школы еще не включили их в программу; иными словами, эти идеи еще не были систематизированы, зафиксированы и прокомментированы.

Вавилонскую мистику можно определить как исследование и созерцание мира путем «прочтения». Она руководствовалась одним основным принципом: в мире все связано со всем. Земля есть изнанка неба, но верно также и обратное; дольнее и горнее находятся в гармонии. Такова была воля Мардука от начала времен; он рассек побежденное им первозданное чудовище [46] надвое и сотворил небо и землю, так что происхождение у них общее.

Реконструировать применение этого учения, хотя бы в основных чертах, сегодня невозможно. Оно явно было склеено из разнородных частей. Конечно, в какое-то сочленение их привели, но «система» всегда оставалась открытой — это была ее характерная черта. Комментатор исследовал мироздание, входя, так сказать, все глубже в реальность, открывая ее непрестанным вопрошанием.

46

Тиамат.

Начало этим поискам, видимо, дало соединение астрологии с размышлениями над числами. Это самое правдоподобное предположение. Сами же вавилоняне этот вопрос никак не разъясняли.

Вавилонская астрология оформилась уже к середине II тысячелетия; наблюдение за небесными телами стало самым распространенным способом гадания. Классическое издание руководства по астрологии получило распространение в VII веке. Это самый объемный из трактатов такого рода: в нем насчитывается около десяти с половиной тысяч строк, помещенных на семидесяти табличках. В отличие от вычислений современных астрологов он принимает в расчет лишь Солнце, Луну и Иштар (по-нашему Венеру), но зато учитывает некоторые атмосферные явления — такие как грозы или песчаные бури. Никакими расчетами астрологи не занимались: они просто наблюдали небо невооруженным глазом с плоских крыш храмов. Небесные тела, которые мы называем планетами, звездами и кометами, они именовали одним словом «светила».

Для развития культа светил существовали все условия. Поклонение богу-луне и богу-солнцу восходит к доисторическим временам. Тот и другой всегда были одновременно и человекоподобными существами, и видимыми небесными телами, и статуями, помещавшимися в глубине святилища. С течением времени таковыми же стали и все остальные «светила», которым поклонялись совокупно, называя их «богами ночи»; обнаружены весьма поэтичные молитвы, обращенные к ним. Они служили посредниками верховных богов; каждое светило, к худу или — чаще — к добру, отвечало за определенный орган человеческого тела, поэтому к ним обращались за помощью врачи.

Решающий шаг был сделан, когда каждое светило поставили на свой «пьедестал» наподобие храмовой статуи. По вавилонской формуле, это была его «стоянка». Наконец, совершилось полное уподобление, когда светило стало «двойником» божества, а то, в свою очередь, являлось образом светила.

Вавилоняне считали, что у истоков операций с числами стоял бог-луна: именно благодаря ему весь мир описывался в цифрах. Этот бог обозначался числом 30 — очевидно, по количеству календарных дней в месяце. Исходя из этого и применялась шестидесятеричная система. Иштар была всего лишь дочерью бога-луны и потому могла получить лишь половину отцовского числа, то есть 15. Напротив, верховному богу пантеона придавалась единица — 60, второму по значению — 50, третьему — 40. Затем были зашифрованы все возможные явления действительности. До этого момента правила вавилонской нумерологии были нам ясны, но далее понять их становится невозможно. Почему левая сторона — это 15 (как Иштар), правая — 120, а царь — 150? В конечном итоге писцы могли передать какую угодно информацию, даже имена собственные, употребляя только числа. До нас дошло несколько текстов такого рода.

Применять символические обозначения богов в Месопотамии начали даже раньше, чем появилась письменность, — в конце IV тысячелетия. Некоторые из этих символов самоочевидны (лунный полумесяц, солнечный диск), другие были придуманы позже. В начале II тысячелетия два-три языка на какой-то подставке неуклюже изображали молнии, то есть служили обозначением бога грозы. Уже позднее, во второй половине тысячелетия, Плеяды естественным образом обозначались семью звездами.

Вавилоняне пользовались такими символами еще более широко, распространив их на всех бессмертных существ. Они решительно отождествили Мардука с мотыгой, зная, что он первоначально был аграрным божеством. Набу в первую очередь был «писцом», так что его совершенно недвусмысленно обозначала тростниковая палочка для письма. Применялись и изображения животных: от начала II тысячелетия богинь-целительниц символизировала собака. Кончилось тем, что к VI веку уже не осталось божеств, не имевших своей эмблемы. Она могла быть взята из любой области действительности, а то и создана из нескольких существ. Например, атрибутом бога Эа была «рыба-коза» — никто сейчас не может объяснить причину появления такого странного объединения двух существ.

Сами эти изображения, так же как и символизировавшиеся ими боги, отсылали к светилам и числам. Таким образом, обмен смыслами шел по всем направлениям, но двигателем и вместе с тем унификатором всех этих процессов было письмо. Однако надо оговориться; когда речь шла о «письме», вавилоняне имели в виду не только систему графики. Весь мир был письмом. Его знаки не сводились к тем, которые употреблялись писцами; знаками было и всё, что окружало людей. Боги писали везде — и это была отнюдь не метафора; в частности, божественными письменами, которые разгадывали прорицатели, являлись внутренности животных.

Клинопись считалась изобретением, которым люди были обязаны богам. Ее построение являлось темой неисчерпаемых комментариев. Каждая совокупность «клинышков» имела фонетическое чтение, но могла быть и идеограммой — это зависело от контекста. Существительные, прилагательные, глаголы делились на слоги, что позволяло толковать их не фонетически, но как сочетание определенных идей. К примеру, ложная этимология объясняла имя Мардука как «бычок солнца». Она открывала новые пути изысканий по обеим его составным частям. Дальше было достаточно лишь некоторой гибкости ума, чтобы получить значение — вернее, значения, — ничего общего не имеющие с первоначальным. В общем, эти манипуляции обращались со словом как с ребусом. Но то, что для нас сегодня является праздным развлечением, в те времена воспринималось всерьез: таким образом думали докопаться до истины, скрытой в божественном имени. При этом толкователи легко шли на упрощения и допущения — например, произвольно меняли как гласные, так и согласные; таким образом появлялись новые смысловые нюансы.

Комбинация размышлений — астрологических, нумерологических, символических и графических — создала своего рода универсальную алгебру. Мир, известный вавилонянам, был сведен к «уравнениям». Перечисление соответствий могло бы быть бесконечным. Ни одного трактата по этой науке написано не было, да и не могло быть, потому что в самой природе этих изысканий было отсутствие каких-либо пределов и границ.

Приведем лишь некоторые примеры. Небесная сфера ставилась в соответствие земному пространству; так, созвездие Скорпиона указывало на «страну моря» с Персидским заливом — и наоборот. Бог войны был звездой, которую мы называем Сириус, а общим символом у них был письменный знак «стрела». Евфрат, Тигр, все стольные города имели на небе свои светила. В общую знаковую сеть включались и металлы: золото было богом-солнцем и вместе с тем числом 20; наоборот, солнце и число 20 были золотом. У областей империи были свои месяцы: первый, пятый и девятый принадлежали Вавилонии, а «Западу» были отданы третий, седьмой и одиннадцатый. Времена года и части суток также были кому-то приписаны: Мардук владел весной и утром, Набу — осенью и вечером. Год и часы дня они делили также с богом-луной: утру и весне соответствовала первая четверть, вечеру с осенью — третья. Можно сказать и иначе: весна — это утро; Мардук, мотыга, знак мотыги, первая четверть — всё вместе. Наконец, каждая часть печени, внимательно изучавшейся гадателями, находилась под покровительством определенного бога и определенного светила. Так два главных гадательных искусства Вавилонии — рассмотрение печени и созерцание светил — сливались, становились одним, несмотря на различное происхождение и разницу в способах гадания.