Навуходоносор II, царь Вавилонский

Как бы то ни было, в конце июня 556 года период шатания власти завершился.

Царство вручили Набониду («Набу возвеличен») — к его собственному изумлению; тот принял титул, но всегда утверждал, что не искал его. Это публичное заявление он повторял вновь и вновь до самого конца своего правления. В тот момент он был «простым подданным, никого <за собой> не имевшим, не помышлявшим о царстве». У нас нет причин не верить ему. В рассказе о его вступлении на престол, помещенном на вавилонской стеле, не хватает всего двух строк; но именно они, вероятно, были ключевыми, дававшими представление о причинах переворота. Но это всего лишь гипотеза, без этих строк суть кризиса власти остается для нас непонятной. После лакуны текст сообщает, что «великие в Вавилонии» признали Набонида царем и новым государем, и комментирует это так: «Повелением Мардука поднят я до владычества над страной; я получил желанное, и нет мне соперника; я надежный поверенный Навуходоносора и Нериглиссара, царей, бывших прежде меня. Войска их мне были вверены; я делал, что они помышляли, и они остались довольны». (Эта декларация относится к началу царствования и отражает тогдашние умонастроения нового царя; затем он изменил мнение о том, кому был обязан нежданным величием.) Такая программа объясняет также выбор заговорщиков и их дальнейшие намерения: их кандидат должен был продолжать политику двух своих великих предшественников. Мать нового царя без обиняков говорит об этом (или ей приписываются эти слова) в автобиографии: когда не стало названных царей, «дети их, все люди их и великие, чье добро и богатство умножилось», совсем о них забыли и не пеклись о принесении поминальных жертв. Была ли то просто нечестивая неблагодарность, как дает понять старая аристократка? Видимо, на отношение к памяти правителей повлияло и недовольство их публичной деятельностью. Сторонники Набонида были убеждены, что при нем такого не будет, поскольку знали его давным-давно.

Навуходоносор непонятен без Набонида: именно последний решил закончить дело предшественника, оставшееся, по его мнению, незавершенным. Действия Набонида дают возможность судить о недостатках политики Навуходоносора. Он приступил к реформам с первых лет пребывания у власти. Но мысль уводила его далеко за пределы Вавилонии. Набонид хотел дать один общий рецепт решения всех проблем «Благодатного полумесяца».

Родился он около 615 года, так что на престол вступил уже почти шестидесятилетним; но был он чрезвычайно живуч. Это качество он унаследовал от матери. Ей было уже за 100 (точнее, 104 года), когда она рассказывала о себе: «Зрение мое хорошо, слышу я превосходно, руки и ноги мои здоровы и речь нисколько не затруднена; я могу есть и пить, тело мое крепко и сердце исполнено веселья. Я видела потомство свое до четвертого колена в добром здравии и сама исполнена долголетием». Об этом знал весь Вавилон.

Набонид был, видимо, ее единственным сыном. Его отец был гражданским администратором («правителем»). Больше мы о нем ничего не знаем [51] . Набонид, впрочем, говорил о своем происхождении без лишней скромности: отца он именовал «превосходным князем» и «мудрым князем». Это был, вероятно, всего лишь почетный титул: семья Набонида не состояла в родстве с династией Набопаласара. Эпитет «мудрый» царю представлялся достаточным, чтобы засвидетельствовать сыновнее почтение. Впрочем, в этом смысле он всего лишь следовал за Нериглиссаром: несколькими годами ранее тот пользовался тем же словом, говоря о своем отце.

51

Отца Набонида звали Набу-балатсу-икби.

Зато мать Набонида [52] была незаурядной личностью. После ее смерти сын велел выбить на камне ее автобиографию в двух экземплярах. Никакого сомнения в ее достоверности нет: обе стелы могли быть прочтены (хотя бы некоторыми жрецами) в храме бога-луны в Харране, а очевидцы событий (по крайней мере младшие из них) ко времени установки обелисков были еще живы. Исказить факты едва ли было возможно. Однако сын принял решение о публикации и понес расходы, с ней связанные. Не прибавил ли он чего-нибудь? Маловероятно. Не изъял ли каких-либо эпизодов? Возможно. Странно, что знатная дама нигде ни словом, ни намеком не говорит о своих родителях и супруге. Из ее очень долгой жизни сын вынес лишь один урок: почитай богов, и удача будет с тобой. В оформленном виде этот рассказ превратился в нравоучительную басню.

52

Адда-гуппи.

Пользуясь своим положением при дворе, мать устроила карьеру сына. До нас практически не дошло сведений о жизни и деятельности Набонида до 556 года. Возможно, при Навуходоносоре ему была поручена одна очень важная дипломатическая миссия. Согласно греческому историку Геродоту, лидийцы и мидяне попросили о посредничестве «царя Киликийского и Лабинета Вавилонского», чтобы окончить междоусобную войну в Анатолии. Это событие датируется 585 годом с помощью астрономических данных (в описании упоминается солнечное затмение). Может быть, загадочный «Лабинет» является искаженным именем Набонид. Но это лишь гипотеза.

Набонид непрестанно, на протяжении всего царствования объяснял резоны и приводил конкретные подробности своей политики, определял этапы своего умственного и религиозного пути. Как и Навуходоносор, он не датировал свои надписи (кроме одной, сделанной в Ларсе). Поэтому мы можем руководствоваться только их внутренней логикой. К сожалению, в отличие от многих своих предшественников в Вавилоне Набонид не облегчил нам задачу: он переписывал свои более ранние декларации, не заботясь о стыковке прежних версий с новыми, так что читателю приходится гадать, как распутать противоречия между ними.

Образ мыслей Набонида был ассирийским. Он называл ассирийских царей своими предшественниками и даже «отцами». Однако он не мог прямо перенять у этих монархов их идеологию: Ассирия исчезла с лица земли, когда Набонид был еще ребенком. Ко времени его воцарения конфликты с северным врагом отошли в прошлое, и вавилонский царь мог смело ссылаться на Асархаддона и Ашшурбанипала. Он неодобрительно отзывался о Сеннахерибе — их отце и деде, — потому что этот царь плохо обошелся с Вавилоном; потомки же его были к городу благосклонны.

К женщинам Набонид относился иначе, чем Навуходоносор: он, скажем так, не держался от них в стороне. Несомненно, что он испытывал привязанность сперва к своей матери, затем к дочери. О его жене в документах не сохранилось никаких сведений. Мать Набонида, бесспорно, играла решающую роль в разработке его религиозных идей. Сам Набонид сохранил написанное ею: она передала ему свою «харранскую веру». Мать царя была набожно предана Харрану — одному из самых священных городов для ассирийцев. Впрочем, надо заметить: почитание покровителя Харрана, бога-луны, не мешало ей большую часть времени проводить в Вавилонии, при дворе нескольких государей.

Направляла ли она и политическую, в самом широком смысле слова, деятельность Набонида? Ни сын, ни мать нигде об этом не упоминали. Какая среда могла на протяжении целого поколения сохранить жизнь ассирийской мысли? Этого мы не знаем. Возможно, Набонид велел читать себе официальные ассирийские тексты: ведь их, как-никак, хватало и в Вавилонии, и, видимо, по всей империи. Но зачем ему это было нужно до восшествия на престол — ведь оно случилось неожиданно?

Кто бы ни был духовным учителем Набонида, передавшим ему ассирийскую идеологию, она благодаря ему воскресла. Ее возрождение поначалу зримо выразилось в том, какие эпитеты стали прилагаться к имени нового царя. Они были заметно менее обильными и пышными, чем при Навуходоносоре. Набонид с большой скромностью говорил о своих личных качествах. Он подчеркивал свою богобоязненность и в этом был отнюдь не первым: его предшественники в Вавилоне делали это примерно теми же словами. Почти все его титулы были заимствованиями у старых ассирийских государей.

Говоря о том, как он представляет себе царские обязанности, Набонид больше не ссылался на владык Вавилонии. Он систематически и вполне явно делал отсылки к Асархаддону и его преемнику. Он верил в одну чисто ассирийскую идею — о предопределении. Монарх, согласно ей, от зачатия своего предназначен править; вот и Набонид, как он утверждал, был избран «от чрева матери своей». Бог «отыскал его», а затем, как образно выражается царь, «указал на него пальцем»; уже до рождения он был «возвещен на царство». Тогда же ему была поручена и некая миссия. Набонид не упускает случая выразить свое удовлетворение тем, что относится к своему предназначению со всем прилежанием, исполняет предписанное свыше быстро и в полном объеме. Такие концепции были совершенно чужды вавилонскому духу.

К концу своего царствования Набонид — «славный герой» — слово за словом полностью восстановил всю официальную титулатуру ассирийских государей VII века. Как и те, он был (в смысле — хотел быть и заставлял верить, что был) «царем великим, царем могучим, царем вселенной, царем Вавилона, царем четырех стран» и, наконец, «царем несравненным». Так не смел титуловать себя никто из вавилонских царей после сокрушения Ассирии, даже несмотря на разрушение ассирийской столицы Ниневии. Современники безошибочно понимали: Набонид возобновлял ассирийскую политическую программу и вновь ставил честолюбивые цели на Ближнем Востоке. Даже титул «пастыря умелого» или «верного» их не обманывал: хотя с виду он был скромен и не выражал агрессии, но его носили самые решительные деятели ассирийской имперской политики. Само искусство повествования о царских свершениях возрождало традиции триумфальных надписей ассирийских дворцов. Вавилонские предшественники Набонида умалчивали о насилиях, совершенных в военных походах. Молчали они, конечно, не из стеснительности — того требовала тогдашняя этика. Набонид же в мельчайших подробностях рассказывал о карах, которыми он поразил побежденных при взятии южного города Амануса: он вешал поверженных врагов, рубил им головы и складывал их в кучу.