Навуходоносор II, царь Вавилонский
Шрифт:
«Памфлет» же утверждает почти обратное: царь «смешал обряды, смутил предсказания, приказал положить конец церемониям». Это утверждение представляется нам весьма смутным. Ведь сочинитель наверняка ничего не знал о том, что происходило за пределами Вавилона, и просто произвольно экстраполировал столичные события на всю страну. Возможно, поначалу план царя отчасти и был таким, как его поняли слушатели из «Дома под высокой кровлей». Но если даже предположить, что Набонид этого хотел, ему было бы очень трудно провести такую реформу (или переворот) в жизнь. Ведь богослужение — ежедневно, ежемесячно, ежегодно — в Вавилонии строилось на четкой последовательности действий, передаваемых из поколения в поколение. Сделать так, чтобы о них забыли, придумать и заставить выучить другие обряды было невыполнимой задачей. К тому же в каждом храме существовала собственная обрядовая практика. Пришлось бы прибегать к устной проповеди, причем во всех святилищах. У Набонида для такого предприятия не было средств.
Царь даже не помышлял сомневаться в
Между прочим, вавилонский царь до самого своего падения оставался «приносящим обильные жертвы в Дом под высокой кровлей». Этот титул он перенял у предшественников, Навуходоносора и Нериглиссара; как и они, он его заслужил — хроника его царствования объективно это отмечает. В его отсутствие о процветании всех святилищ Вавилонии заботился Валтасар, так что по возвращении отец мог отметить, как было сказано, его «хорошее поведение» по отношению к храмам.
Жаркие споры велись только по поводу Мардука. В первые годы царствования Набонид раздумывал, не отождествить ли Сина с ним, Иштар — с его супругой и бога-солнце — с Набу. Словом, царь собирался поступить так, как несколькими веками ранее сторонники самого бога Вавилона: неприметного божка они связали с Эриду через Энки или Эа. Но догматика, разработанная во время пребывания царя в Аравии, сделала такой синкретизм невозможным: природа и могущество бога-луны уже не могли быть простым воспроизведением сущности и силы Мардука. Универсальность Сина намного превосходила роль вавилонского бога, который, при всем своем престиже, оставался именно вавилонским. Поэтому он должен был уступить авансцену. В новой теологии Син в некотором смысле возвращал его туда, где он был вначале, в прежнее положение местного аграрного божества. Он даже вторгся в его храм. Столкновение стало неизбежным. Автор «Памфлета» дает живой и даже живописный рассказ о том, что происходило в «Доме под высокой кровлей». Набонид «увидел убранство Дома под высокой кровлей, убранство, созданное Эа всезнающим, и стал богохульствовать. Когда он увидел в Доме под высокой кровлей лунный серп, он поднес к нему руку. Он созвал ученых и говорил с ними: “Кто построил храм, кому в честь он означен? Будь то Мардук, мотыга была бы означена, Син означил храм сей своим полумесяцем!”» Вот что заявил царь перед жрецами Вавилона. Впрочем, Набонид не собирался выселять Мардука; но его демонстративные действия должны были приводить к выводу: бог Вавилона занимал это здание, но то не был его родной дом; так сказать, домовладельцем был Син.
Кроме того, Мардук стал богом безвластным. На все время отсутствия Набонида новогодние празднества, естественно, прервались, поскольку в городе не было их главного участника из числа людей — государя. Лишь он мог «взять руку Мардука», отвести его статую вместе со статуями других божеств в «Дом Нового года», чтобы там был исполнен обряд.
И только так, уверяли сторонники бога Вавилона, могло быть гарантировано изобилие. Но никогда еще сельское хозяйство так не процветало, как в те десять лет, когда вавилонский царь был в отлучке. Ненужность ритуала и, логически рассуждая, самого бога была наглядно явлена всем. Отныне правил Син. Это не означало, что Набонид, с таким пылом проводивший религиозную реформу, перестал выполнять другие обязанности вавилонского государя. Чтобы противостоять политической и военной угрозе, нависшей над его царством, он вновь принял на себя все полномочия.
В 546 году, за три года до возвращения Набонида из Аравии, персы установили контроль над всем Анатолийским плоскогорьем и вышли к Эгейскому морю. Теперь их владения соприкасались с Вавилонской империей по всей ее восточной и северной границе. Насколько конкретными и точными сведениями о намерениях Кира располагали вавилоняне, мы не знаем. Но они не могли не представлять себе общей ситуации на Ближнем Востоке. Это показало и поведение царя Вавилонского.
В середине марта 539 года праздник Нового года состоялся обычным образом, а потом Набонид отдал распоряжения войску и приготовился к обороне столицы. Жителей Вавилона обязали при этом исполнять трудовую повинность. Экономическая жизнь погрузилась в хаос — так по крайней мере утверждал Кир, одержав победу.
Набонид обратился за помощью к богам «страны Шумера и Аккада». Чтобы снискать их милость, он прежде всего решил защитить их статуи. С этой целью он велел укрыть их в Вавилоне. Переезд длился до середины сентября. Таким образом он избавлял богов от опасности вражеского плена. Между тем он уже
не контролировал ось Сиппар—Кута— Барсиппа. Персы вошли в Вавилонию с северо-востока и сразились с вавилонянами в битве при Описе: им надо было закрепить за собой переправу через Тигр. В кровавом сражении вавилоняне потерпели поражение, в котором погиб и Валтасар. Сиппар сдался 10 октября 539 года без боя, дорога на столицу была открыта. Набонид бежал в Барсиппу; пытаясь вернуться в Вавилон, он попал в плен, не добравшись до него. Персы вошли в столицу 12 октября, через 17 дней в нее торжественно въехал Кир.Источники противоречиво говорят о дальнейшей судьбе старого паря (ему тогда было около семидесяти пяти лет). Кажется, Кир пощадил его, назначив местом жительства Карманию — далеко на юго-востоке, на Иранском нагорье. В поступке нового «царя Вавилона и всех стран», конечно, было больше политического расчета, чем гуманности. Ведь ему надо было завоевать общественное мнение — и жителей Месопотамии, и царей империи с их придворными.
И действительно, Кир овладел Вавилонией только благодаря силе своего оружия. Естественно, право победителя в войне на Ближнем Востоке подразумевалось само собой: все признавали этот факт, какие бы чувства при этом ни испытывали. Набонид представал виноватым уже потому, что был побежден и потерял в сражении наследника.
Вполне вероятно, что вавилоняне — в частности, клирики «Дома под высокой кровлей» — были настроены в пользу персидского царя; но в источниках ничто не указывает на то, что в падении Набонида они сыграли какую-то роль. Ниспровержение Вавилонии задумали и осуществили персы и никто другой. Жрецы Мардука не вступали с Киром в заговор против своего царя. Они даже не противились намерениям Набонида. На взгляд автора «Памфлета», Набонид выступил с возмутительными и бессмысленными речами; но при этом его ошеломленная аудитория молчала. Жрецы в Вавилонии всегда, искони были абсолютно покорны политической власти. Ведь «царство» входило в ту сотню архетипов, которые начиная с III тысячелетия, а то и раньше служили для интеллектуалов основой и сутью цивилизации. Эта аксиома глубоко впиталась в умы. Клирики безоговорочно признавали власть царя, хотя и не всегда считали себя обязанными благоговеть перед ним, и спокойно приспосабливались к сильной, как у Навуходоносора и Набонида, царской воле. С другой стороны, общество — а на практике царь — должно было печься о благоденствии храмов, но с соблюдением условия, что сами миряне благочестиво воздержатся от входа в храмовую ограду.
В такой ли степени вавилонское общественное мнение было расположено к новой власти, как пыталась это внушить она сама? Очевидно, у богословской концепции Набонида всё же были сторонники. Сам эконом храма Мардука обратился в новое учение. Только ли из угодливости, как уверяет автор «Памфлета»? Тут мы не обязаны ему верить.
Кир, со своей стороны, счел необходимым дискредитировать низложенного владыку. Он издал политическую декларацию на вавилонском языке. В этом «цилиндре Кира» отражена точка зрения клира Мардука и в целом жителей Вавилона. Об остальной стране сочинитель, кажется, почти ничего не знает. Чтобы скрыть свое незнание фактов, не относящихся к столице, он берется по поведению Набонида в Вавилоне и его храме судить о том, как царь относился ко всем прочим святилищам стольных городов. Богословское переосмысление событий последних лет встало на повестку дня. И персидский владыка представил следующее оправдание своим прошлым и настоящим делам: Мардук, именно Мардук избрал его из всех государей, чтобы положить конец тяжкой смуте. Сам он и его войско ничего плохого не сделали ни храму бога, ни всему Вавилону. Он поступал перед лицом Мардука согласно донабонидовой традиции, как настоящий вавилонский царь. Стольные же города были довольны возвращением статуй своих богов, ведь на деле их пребывание в столице обернулось изгнанием. Горожанам совсем не нравилось, что божества покидали их, и Кир хорошо знал об этом недовольстве. И все же его заявления слишком хорошо просчитаны, чтобы не предполагать за ними не столь однозначное положение дел. Впрочем, население всей Вавилонии — и шире, всей империи — покорилось; в этом, справедливости ради, надо отдать Киру должное.
Людям того времени покоряться было нетрудно — они и не почувствовали никаких перемен, а тем более потрясений в жизни; лишь царь-победитель занял место побежденного, что на протяжении тысячелетий в Вавилонии случалось то и дело. Нотариусы стали датировать свои акты от правления нового государя — и только. В том, что он не местный уроженец, не было ничего особо удивительного и даже нового: в прошлом так случалось очень часто — к примеру, всего тремя поколениями раньше, при ассирийском владычестве. Для вавилонян было в порядке вещей, что ими правит иноземная династия. При жизни еще двух поколений на берегах Тигра и Евфрата ничего не изменилось.
ЭПИЛОГ.
«ПОДОБНО БОГАМ СТУПАЮ»
Это утверждение Робер Гарнье вложил в уста Навуходоносора — героя пьесы, появившейся на парижской сцене во времена Генриха IV. Стихи, кажется, вторят подлинным словам царя, изреченным двумя тысячелетиями ранее: «Всё, чего я желал, мои руки исполнили».