Найти себя

– Хлыст.

– Я тебя не про собачью кличку спрашиваю.

Бандит послушно назвал настоящее имя год рождения и место жительства.

– За тобой вроде бы ничего не числится, - слегка смягчился Крон, - но судя по прическе, ты явно из банды бритоголовых. Ну да ладно, можешь быть пока свободным, - герцог развернулся к Виктору, - Интересные у тебя друзья, Вик, и это многое объясняет. Поговорить откровенно еще не надумал? Жаль. Ну, тогда спой, как обещал последнюю песню.

Сомов сходил за гитарой на сцену и перекинулся парой слов с музыкантами.

– Нет времени объяснять. Обост, ты остаешься вместо меня старшим, на... неопределенный срок. Постарайтесь дальше работать и играть так, как это делали вместе со мной. Кропалик, присмотришь и сохранишь мои гитары. Вернусь, лично с тебя спрошу. Если вернусь. Ну, вроде все. На всякий случай, прощайте друзья.

Одной рукой сжав гитару за гриф, а другой, прихватив огромный напольный канделябр, он вернулся за стол к Крону Гроссу. Яркий свет двенадцати свечей заставил недовольно поморщиться герцога. Будет тебе песня, мстительно подумал Виктор, будет тебе инкогнито и громогласно объявил:

– Эту песню я посвящаю достопочтимому господину начальнику тайной стражи герцогу Крону Гроссу!

Сомов присел на краешек стула, прошелся рукой по струнам и запел рублеными фразами и невыносимо язвительным голосом:

О, да!

Я гениальный Сыщик,

Мне помощь не нужна,

Найду я даже прыщик

На теле у слона...

Народ в таверне тихо и испугано перешептывался, у входа на кухню виновато мялся Рук Карс, пришедший в себя Хлыст, издали подавал непонятные знаки и строил зверские рожи, а на сцене сгрудились все без исключения музыканты и с несчастным видом смотрели на последнее выступление музыканта.

Бывал я в разных странах

И если захочу,

То поздно или рано

Я всех разоблачу.

Как мышь, крадусь во мраке,

Плыву, как камбала,

А нюх, как у собаки,

А глаз, как у орла.

О, да!

Закончив выступление, Сомов тщательно протер струны салфеткой и бережно передал гитару подбежавшему Кропалику. Начальник тайной стражи, сидевший до этого с неподвижным лицом, чуть оживился:

– Кропалик? Ба! Какая неожиданная встреча. Так значит ты теперь тоже музыкант? Кто бы мог подумать!

Юноша под его взглядом замер и стал белее полотна, но герцог небрежным жестом велел ему убираться:

– Ступай прочь, мерзавец. Займусь тобой позже.

Начальник тайной стражи переключился на Сомова.

– Итак, пришла пора произнести мою любимую фразу, - сыщик взял театральную паузу и цинично осклабился: - Именем короля, вы арестованы!

На улице музыканта сразу перехватили несколько неразговорчивых человек. Профессионально обыскали, сняли магический амулет с пальца, и надели наручники.

– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, - с грустной улыбкой произнес Виктор, - Куда прикажете проследовать на цугундер?

Поскрипывая свежим снегом, его подвели к карете и затолкали внутрь. По бокам крепко придерживая за локти, устроились агенты, а напротив вальяжно развалился Крон Гросс и экипаж сразу тронулся в путь.

В карете герцог нарушил молчание всего один раз, когда спросил:

– Как твое настоящее имя?

– Вы же сами его прекрасно знаете, - ответил Сомов, - Вик Сангин.

– Ну да, - произнес сыщик со странной интонацией и, судя по тону, которым это было сказано, Виктору он не поверил.

Тюрьма встречала неласково. Сомова провели через несколько ворот с охраной и злобными огромными собаками к высокому кирпичному зданию без окон, на стене которого висела чугунная табличка с рельефом восходящего солнца. Прежде чем попасть внутрь Виктора еще раз обыскали, заглянув во все полости тела, отобрали все вещи, а взамен выдали серый бесформенный балахон. Потом добрых полчаса водили по узким коридорам и лестницам, клацая многочисленными решетчатыми дверями, прежде чем втолкнули в темную камеру.

– Ну, наконец-то, - произнес чей-то глумливый голос, - давно тебя мы ждали!

Наверное, эта фраза была рассчитана на то, чтобы напугать новичка, но Виктору было сейчас плевать и на нее и на фигуры сокамерников потянувшиеся со всех сторон. И по росту и по силе он заметно превосходил других арестантов. Если не отобьюсь, то хотя бы согреюсь, с иронией подумал он. Видимо его ледяное спокойствие и поза, принятая для боя слегка поумерила пыл сокамерников.

– Как звать?

– Вик.

– За что попал?

– За двойное убийство.

– Из братства что ли?

– Из бритоголовых.

– А кличут как?

– Музыкант.

С каждым коротким ответом воинственность бандитов падала, а после последней фразы и вовсе испарилась. Все уголовники быстро рассосались по углам, и рядом с Виктором остался только один человек.

– Наслышан, - уважительно произнес он, - А я Кабан из братства Бирюка. Мы здесь между собой разборок не ведем, так что располагайся спокойно, лучше рядом со мной у отдушины, там и нары мягче и воздух чище. Эй, Носатый, быстро освободил место Музыканту.

Так Сомов обошелся без прописки, о которой рассказывал дядя Витя и влился в новый коллектив без проблем. Утром ему сделали передачу с воли, в которой, кроме продуктов оказалась и гитара с жильными струнами. Кто-то беспокоился о нем, и это вселяло надежду. Виктор взял гитару и выдал: "Я парнишка седой, я совсем молодой мне семнадцать... Есть хотел - хлеб украл, а закон покарал так жестоко". Этим он окончательно покорил сокамерников, но от предложения сделать наколку восходящего солнца на руке, которую он заслужил, попав в солнечную башню, вежливо отказался. Пару дней его никто не тревожил, кроме клопов, а затем его повели на первый допрос. И это был не просто вывод, а целая экскурсия. Конвоир провел Виктора по подземным казематам, где подробно и со знанием дела показал и рассказал о десятках пыточных устройств и механизмов устрашающего вида для причинения невыносимой боли и изощренного членовредительства. У одной камеры, где палачи в кожаных фартуках пытали какого-то несчастного, конвоир остановился и заставил Виктора смотреть на этот кровавый кошмар бесконечные десять минут. Только после этого Сомова доставили в кабинет для допроса. Кабинет был достаточно просторный, обставленный хорошей мебелью и лишь решетка на окне выдавала принадлежность помещения к тюрьме. В нем находились трое. Человек за столом, на котором стояло устройство, напоминающее пишущую машинку, господин начальник тайной стражи в кресле за другим столом и невероятного исполинского размера пес, дремавший у его ног. Виктора усадили на железный табурет, привинченный к полу в центре комнаты, и пристегнули за лодыжку к ножке табурета.

– Устраивайся удобнее, Вик, - усмехнулся Крон, - Разговор у нас предстоит долгий. Как тебе понравилось в нашем заведении?

– Бывало и хуже, - не стал жаловаться Сомов, хотя в ушах его до сих пор звучали крики истязаемого в каземате бедолаги, - Замечу только, что пытки не лучший способ узнать правду и под их воздействием любой человек признается в чем угодно.

– Это ты правильно говоришь, но ошибаешься в главном, - заулыбался герцог, - В пыточных камерах не выясняют правду, а наказывают за ложь и упрямое молчание. Впрочем, я рад, что тебя это впечатлило, и, следовательно, должно уберечь от неправильных ответов.