Найти в Нью-Йорке

Рэй покачал головой:

— Не могу вам сказать. Зато могу сообщить: Шерон говорит, что вчера ночью она отлично провела время с Ричи. Просто отлично. Роскошно. Шикарно и роскошно.

Виктор прекратил жевать. Он не мигая изучал Рэя, его фигуру и позу.

— О чем это вы?

— Ричи знает. Спросите у него.

Виктор покрутил головой, словно смотрел телевизор с плохим изображением. Рэй видел, как его грудная клетка стала быстрее подниматься и опадать, как слегка расширились зрачки: мозг снаряжал своего обладателя к битве.

— И еще одна часть послания, если не возражаете.

— Да?

— Передайте дружку Шерон, что ему не помешало бы подучиться играть в гольф.

Виктор сухо кивнул:

— Ясно.

— Просто скажите ему это.

Рэй одарил секретаршу любезной улыбкой и быстро вышел из трейлера-офиса, готовый отреагировать на любое движение за спиной. Он открыл дверь пикапа. В зеркале заднего вида появился Виктор, он маячил в окне трейлера, что-то говорил по рации. Почти сразу же из ближайшего вагончика выскочил мужчина и прыгнул в один из огромных дерьмовозов. Из выхлопной трубы вырвалась мощная струя дизельного дыма, когда он завел мотор. Но Рэя ему не догнать: пикап сорвался с места, перевалил через глубокие колеи и устремился к повороту на шоссе. Зеленый дерьмовоз ринулся за ним, однако Рэй достиг поворота раньше, хотя бампер дерьмовоза и зацепил заднюю панель его красного пикапа, своротив ее на сторону. Рэй кинул машину в просвет и выскользнул на шоссе, чуть не врезавшись в фургон с мороженым, через несколько секунд он уже мчался по дороге, оторвавшись от преследования, но не исчезнув из памяти преследователей.

*

Он оставил пикап у отцовского дома и пешком пошел к метро, прихватив свою старую пожарную сумку. В это время дня метро — самый быстрый способ добраться до восточной части Манхэттена.

Сидя в раскачивающемся вагоне, он изучал схему метро; и его взгляд невольно задержался там, где некогда стоял Всемирный торговый центр. Он никогда не возвращался туда, никогда не стоял на том месте, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. От торжественных церемоний и речей политиков ему становилось не по себе. Груда обломков горела тогда сто дней. Многие пожарные и строители, работавшие там, заболели, надышавшись всякой дрянью — частицами пластика, костной ткани, химическими соединениями, о которых никто раньше и не слыхивал. Не думаю, что я пережил до конца все, что произошло, сказал себе Рэй. Похоже, я просто сбежал. Может, потому, что я чувствовал себя виноватым перед Викхемом. Когда Рэй выписался из больницы, у него в памяти многое спуталось. Он похудел, пересаженную кожу кое-где пришлось менять, нога все болела. Он уволился из пожарного управления. И посетил сорок шесть похорон, некоторые — вместе с отцом. Он чувствовал себя виноватым, потому что не ходил на службу; в управлении сказали, что работу он себе всегда найдет. Психоаналитики из управления вызывали его к себе шесть раз, давали ему массу всяких распечаток. Его личным психоаналитиком была женщина за пятьдесят с усталыми глазами. Косметикой она не пользовалась.

— Честно говоря, у меня такое чувство, будто я уплываю все дальше и дальше, — признался ей Рэй под конец.

— Почему бы и нет? — заметила она.

— А как же ребята…

— Ребята поймут, — заверила она. — А если не поймут — что с того?

Какое-то время он сидел молча.

— Позвольте мне сказать вам кое-что, Рэй Грант-младший. Я, конечно, полностью прочла ваше досье. В пожарном управлении не хотят, чтобы вы возвращались к ним прямо сейчас, в таком состоянии. Вы получили серьезную психологическую травму. Сначала собственно от теракта, потом — когда попали в ловушку, потом — когда ваш коллега умер, лежа у вас на груди. Да, я все знаю. Нам неизвестно, можно ли вас отнести к категории сломленных пожарных. Мы не знаем, как вы поступите, когда дойдет до дела. И знаете что? Вам это тоже неизвестно. Вы сейчас мало что понимаете. Предлагаю вам уйти в официальный бессрочный отпуск. Вы не инвалид, хотя мы и могли бы поставить вам ограничение по психическому состоянию, но я бы этого не рекомендовала. Вы уйдете, а когда почувствуете, что пришло время, вернетесь: снова займетесь физическими упражнениями, пройдете переподготовку, заново получите сертификат, после чего вас опять возьмут в отряд. Но сейчас вам нужно, как вы говорите, «отплыть подальше».

Он смущенно кивнул.

— Вам попадалось много таких, как я?

Она пожала плечами:

— Все отличаются друг от друга.

— Я имею в виду — в общем. Ожоги, падения, несчастные случаи… те, кого извлекли из-под завалов… много таких?

Дама-психоаналитик кивнула:

— Таких было сотни две.

Он не знал, как на это реагировать.

— Послушайте, — сказала она. — Работа пожарного — это типично мужская профессия. Профессия мачо. Жертвенность, героизм и прочее в том же роде. Но она не оставляет места эмоциональным тонкостям, неоднозначности. Вы получили сильный удар. Возможно, вам следует это принять, а не сопротивляться. Позволить, чтобы этот удар куда-нибудь вас унес. Вы не рассматривали такую возможность?

— Отец всегда говорил, что мне надо стать копом.

— На мой взгляд, он неправ.

— Почему?

— Вас привлекает власть над людьми?

— Не особенно.

— Восстановление справедливости?

— Нет. Что-нибудь покруче.

— Что-нибудь более глубинное и в то же время более простое?

— Пожалуй. Жизнь и смерть.

— Так давайте найдите это, Рэй. Смерть вы уже нашли, теперь найдите жизнь.

И она встала. Разговор был окончен. Она поглядела ему прямо в глаза, как мать смотрит на сына, как женщина смотрит на мужчину. Твердым, властным взглядом, на который имеют право некоторые люди. Он это запомнил. Она права. Давай найди жизнь.

Уже через неделю он был на другом краю света, и при нем в рюкзаке — все, что ему нужно. В индонезийском городке без электричества, без мобильной связи, без Интернета, без газет, без Си-эн-эн. Он повстречал худенькую немецкую девушку, и несколько недель они путешествовали вместе. Она была славная, но кололась, поэтому заниматься с ней любовью он не хотел. Как-то в Гарлеме он видел двух больных СПИДом, выбегавших из горящего дома без лифта. Настоящие доходяги. И потом, не затем он выжил после катастрофы, чтобы так глупо умереть. Его отказ от близости привел к тому, что девушка еще сильнее подсела на наркотики. Рэй понимал, что если останется с ней, рано или поздно они переспят, а может, он тоже попробует героин, который она хранит в рюкзаке. Он сказал, что собирается ее покинуть, и она со слезами признала, что так будет лучше. Он заплатил водителю грузовика, чтобы тот довез его до соседнего города. Через несколько дней Рэй уже был на Филиппинах. В одном ресторанчике на открытом воздухе он увидел крупных светловолосых парней, похожих на загорелых любителей серфинга из Калифорнии. Но оказалось, что это австралийские вояки. Точнее, спасатели. В ботинках и солнечных очках. Расслабляются. Он подсел к ним, выпил с ними пива. Они спросили, откуда он. Нью-Йорк? Ого! Далековато забрался, а? Они только что прилетели, рассказали они, и теперь вот ждут. На восточные острова обрушился тайфун. Их высадят с военно-транспортных «С-5», как только тайфун уйдет с берега. Передовая группа со спутниковыми телефонами, палатками, запасом воды. Он спросил, нельзя ли ему присоединиться к ним, помочь. Нет, ответили они, туристов мы не берем.

Тон разговора изменился, возникла неловкость. Рэй не настаивал. Когда бутылки почти опустели, один из австралийцев спросил, почему он приехал на Филиппины. Плаваю, ответил Рэй. А чем ты занимаешься у себя в Нью-Йорке, приятель? Рэй залпом допил свое пиво. «Когда-то был пожарным».

— Нью-Йорк-сити, пожарное управление, а? — В голосе австралийца послышалась заинтересованность. — Где конкретно?

— Десятое подразделение, Нижний Манхэттен.

— Есть лицензия на оказание первой помощи?

— Да.

— Прошел всю подготовку? Веревки, спуск-подъем и прочее?

— Конечно. Спасательные работы в задымленных помещениях и падающих зданиях.

— Колымагу водить умеешь?

— Колымагу?

— Пожарную машину?

— Я водил водяную и с лестницей. Двадцать четыре передачи.

Австралиец кивнул:

— Минуту, приятель.

Он поднялся и нашел остальных. Все обернулись и посмотрели на Рэя.

Еще через два дня он, в футболке и шортах, забирался на верхушку мангровой пальмы, чтобы выручить вцепившуюся в ветку восьмилетнюю девочку. После того как вода спала, она еще два дня просидела на ободранных сучьях. Ее мать ждала внизу. Когда он добрался до девочки, она прижалась к нему так крепко, что он чувствовал, как у нее в груди стучит сердце. Она изо всех сил обхватила его шею руками. Это было самое приятное чувство за всю его жизнь. За всю жизнь. Самые лучшие мгновения в его жизни. Я буду это помнить до самой смерти. Он боролся с собой, чтобы не заплакать, когда мать подбежала, чтобы схватить дочку. Три дня их группа выкапывала трупы из жидкой грязи. Они указывали точки, куда надо сбросить с вертолетов воду в бутылках и продукты, и потом распределяли их среди тысяч голодных. Они видели сотни людей, умирающих от дизентерии. Через три недели группу сменили. Их вывезли из зоны и отправили на медосмотр. Кроме обычных паразитов, у него ничего не нашли, но он похудел на девять килограммов. Шрам на животе запал. Ему предложили работу. С тех пор так и пошло — полгода в поле, две недели отдыха. По всему свету. Он читал не так уж много газет, он просто жил — в этом месте, времени, с этими людьми.

Находил ли он жизнь? Не совсем так. Находил, конечно, — среди множества смертей. Время от времени он снова кого-нибудь спасал. Он помнил такие минуты, пытался осмыслить их, но ничего не получалось. Честно говоря, он понимал их все меньше и меньше. Никакой непрерывности. Он жил в потоке отдельных мгновений. Чтобы расслабиться, несколько раз курил опиум, но в основном пил пиво. Читал Библию, потом Коран. Потом некоторые индуистские книги. Почти во всех крупных городах, где ему доводилось бывать, можно было купить что-нибудь по-английски. Он следил за сообщениями о войнах в Ираке и Сомали, о мелких войнах повсюду. Видел сотрудников ООН, продававших штабеля шин местным перекупщикам. Видел человека, который расхаживал с щипцами по полю, заваленному облепленными мухами трупами; мужчина искал тела с широко открытыми ртами и выдергивал зубы с золотыми пломбами. В Сомали, после того как местные обчистили его грузовик, ему выдали автомат АК-47 и велели смотреть в оба и не подпускать мародеров, которые крадут у спасателей припасы. Странно было держать в руках автомат, он казался таким легким. Нередко им случалось работать в зонах боевых действий. Несколько раз их брали на мушку и отбирали деньги. Иногда туземным бандам требовался выкуп, иногда воинственных вождей могли умиротворить дары медицины. Ему пришло в голову, что его усилия в каком-то смысле тщетны. Чем больше ты делаешь, тем больше работы ждет тебя впереди. Некоторые спасатели заболевали или просто не выдерживали, ломались и не скрывали этого. А другие незаметно выходили из игры, не летели дальше, разрывали контракт. Но большинство продолжали делать свое дело. Впрочем, внешнему миру было на них наплевать.

*

Когда-то я неплохо проводил здесь время, подумал Рэй, глядя на жилище Цзин Ли — дом без лифта на одной из Восточных Девяностых улиц. Он захватил с собой набор пожарных отмычек, состоящий из прототипов, предоставленных компаниями, производящими ключи, а также из специальных приспособлений, позволяющих открыть замок методом подбора: их изготовил исследовательский отдел пожарного управления. Иногда быстрее открыть дверь этими ключами, чем взломать ее, особенно если она металлическая и запирается на надежный врезной замок. Их положено сдавать, когда увольняешься из управления, но так никто никогда не поступает.