Найти жертву

– Вы очень любезны.

– Я всегда рад гостю. Здесь уже месяц никого не было, а мне одиноко после смерти моей старухи. – Он указал пальцем на фотографию. – Это мы с ней двадцать пять лет назад. Я ведь не всегда был таким отшельником, как теперь.

– Вы остаетесь здесь один на всю зиму?

– Да.

– Я не вынес бы одиночества.

Мак-Гауэн опустился в старое плюшевое кресло, из которого поднялось при этом облако пыли. В солнечном свете, проникавшем через окно, пылинки крутились, словно кипящее золото.

– Бывает разное одиночество, мистер... как, вы сказали, вас зовут?

– Лу Арчер.

– Бывает разное одиночество, мистер Арчер, – повторил он. – Самое лучшее то, которое вы создаете для себя сами. Вы чувствуете определенное удовлетворение, живя один и ни в ком не нуждаясь, особенно в старости. Знаете, человек устает болтаться по свету. Я за свою жизнь чем только не занимался – плавал матросом на корабле из Глазго, выращивал пшеницу в Манитобе, добывал серебро в Неваде и медь в рудниках Трэверса, был дворником в Сан-Бернардино, прежде чем перебраться сюда. Но в городе я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Почти каждый год я во время отпуска возвращался в Трэверс.

– Не думаю, чтобы я когда-нибудь слышал о Траверсе. Это в Калифорнии?

– Да, неподалеку от границы с Невадой. – Старик снова указал на фотографию: – Этот снимок сделан в Трэверсе, когда там жило больше тысячи человек. А теперь это город-призрак. Ничего не осталось, кроме домов, да и те понемногу осыпаются. Рудник истощился. В последний раз, когда я ездил туда года три-четыре назад, в городе не было ни души. – Он улыбнулся. – После Сан-Бернардино меня это вполне устраивало.

– А у вас есть родственники, кроме вашей жены? Я хотел вернуться к его внучке.

– Был сын, – ответил Мак-Гауэн. – Теперь ему было бы столько же, сколько вам. Погиб во время несчастного случая в порту. Его освободили от призыва, потому что он работал на верфи, но это ему не помогло. Впрочем, я и до этого нечасто с ним виделся. Он связался с филиппинской девушкой, и мне это не слишком нравилось.

Его мысли меняли направление под действием переменчивого ветра воспоминаний.

– Джо не виновата, что выросла дикаркой. Ее мать снова вышла замуж – на сей раз за филиппинца, – и они позволяли девочке бегать по улицам Лонг-Бич, когда ей следовало быть в школе.

– Вы говорите о вашей внучке?

– Да. Сейчас она живет в Лас-Крусес. Вы, случайно, ее не знаете?

– Возможно, – небрежно отозвался я. – Как ее зовут?

– Не помню ее фамилию по мужу, но она обычно называет себя Джо Саммер. Это вроде сценического имени – она хочет стать профессиональной певицей. Может, вы слышали, как она пела в ночном клубе в Лас-Крусес? В «Золотой туфельке»?

– Нет, но я встречал ее.

Старик склонился вперед в скрипучем кресле.

– Что вы думаете о заведении, где она работает? Паршивая забегаловка, верно?

– Боюсь, что да.

– Вот и ей я говорил то же самое, – сказал он. – Не дело для молодой замужней женщины работать в баре, тем более с таким боссом, как Керриган. Но она и слушать не стала. Я слишком стар, а она слишком молода – вот мы и не можем понять друг друга. Она считает меня старым дурнем. Возможно, так оно и есть, но я не могу не беспокоиться о ней. С ней все было в порядке, когда вы ее видели?

Я был избавлен от ответа. Засвистел чайник, и Мак-Гауэн ушел в кухню. Пока он готовил чай, я обдумывал, что ему сказать.

Чай, который он заварил, был черным и горьким, как мои мысли.

– Хороший чай, – наконец вымолвил я.

Старик утвердительно моргнул над фарфоровой чашкой, расписанной старомодными розово-золотыми цветами. Он осторожно поставил чашку на стол.

– Вам надо послушать, как Джо поет. Не ту джазовую дребедень, которую она распевает в ночном клубе, а старые песни – «Энни Лори», «Бредущие во ржи». Я просил ее петь их для меня, когда она приезжала сюда.

– Когда это было в последний раз?

– В прошлом месяце. Она приехала в начале сентября и привезла с собой мужа. – Его черные глаза задержались на моем лице. – Вы не знаете ее мужа? Не могу вспомнить его имя.

– Как он выглядит?

– По правде говоря, мне его наружность не понравилась. Рыжий парень...

– Боузи?

– Вот-вот! Так вы его знаете?

– Не очень хорошо.

– Что он за парень? – Его лицо помрачнело и вытянулось. – Я объясню вам, почему меня это интересует. Он вел себя не так, как должен вести молодой муж во время медового месяца.

– Это был их медовый месяц?

– Так они сказали. Но я в этом сомневаюсь. Конечно, это скверная мысль, но я даже усомнился, действительно ли они женаты по всем правилам. Он не обращался с ней с должным уважением. Как они там уживаются?

– Не знаю. Но знаю, что он крутой парень. Видите отметины на моем лице?

– Нужно быть слепым, чтобы их не видеть.

– Их оставил Боузи.

– Вот как? Кастетом?

– Только не говорите, что над вами он тоже поработал.

– У него не было шанса, – мрачно ответил Мак-Гауэн. – Я выкинул его со всеми потрохами, прежде чем он смог попытаться сыграть со мной такую шутку. Но здесь какой-то момент все висело на волоске.

– Что произошло?

– В тот день я занялся стиркой. Они куда-то ушли, и я открыл их чемодан посмотреть, не нужно ли им чего-нибудь постирать. Встряхнул его грязную рубашку, а в ней оказались пистолет и пара кастетов. Мне это не понравилось. Я порылся в чемодане и нашел на дне деньги.

– Деньги?

– Да. Куча денег, завернутая в старые газеты. Причем крупными бумажками. Должно быть, несколько тысяч долларов. Мне это показалось бессмысленным – откуда такие деньги у голодранца, который даже не может себе позволить провести медовый месяц в отеле? Поэтому, когда они вернулись, я спросил о деньгах, кастетах и пистолете.

– С вашей стороны это был смелый поступок.

– Не беспокойтесь, я принял меры предосторожности – зарядил свое ружье и положил его на колени, разговаривая с ним. Он выглядел так, будто собирался меня убить, но ружье его удержало.

– И что он сказал?

– Не слишком много. Просто скверно меня обругал, потом пошел в спальню, взял свой чемодан, положил его в машину и уехал. Джо не хотела, чтобы он уезжал, но ему было наплевать на нее. Думаю, после такого едва ли можно порицать ее за то, что она связалась с Керриганом. – Старик озадаченно наморщил лоб. – Но вы говорите, что она вернулась к Боузи?