Назад дороги нет

– Ричи, ты недавно приехал в Эн-Си?

От его размышлений, юношу отвлек голос Эммы. Он вскинул голову, увидев, что она на него смотрит.

– Да, я приехал из Ротфолда вчера утром, – слегка хмурясь ответил он.

О своем месте рождения Ричард не хотел говорить. Ротфолд являлся маленьким городком, где было чуть больше тысячи жителей и каждый знал друг друга по имени. Сам того не желая, Ричард вспомнил маленькие кирпичные домики, построенные близко друг к другу, аккуратные деревянные заборы, за которыми хозяева поливали газон и непременно вытягивали шеи, желая подслушать секрет соседа или очередную выдуманную сплетню, узкие неприметные улицы, по которым носились подростки, задирали девчонок или мальчишек помладше. А если в этом городке что-то случалось, то уже через час все жители знали об этом событии, пылко обсуждали и осуждающе качали головой, как, например, когда старшеклассница Элли Милс забеременела от женатого учителя математики. Мать Ричарда тогда поджала губы, неодобрительно вздохнула и заставила его пообещать ей, что он никогда не свяжется с такой же легкомысленной девицей. Единственной достопримечательностью Ротфолда был старенький музей истории. Маленький и покосившийся, он не разваливался каким-то чудом – старая крыша протекала, половицы поскрипывали при ходьбе, а запылившиеся экспонаты отдавали дань минувшим дням и мало кого интересовали. Музей почти никогда не посещали, и только Ричард проводил там много времени, да и то, потому что заведующим музея был отец Одри Трентон, уже не молодой сгорбившийся мужчина со смешной бородкой и маленькими добрыми глазками, он часто болел, сильно кашлял и не мог встать с кровати, оставлял Одри в музее за главную. А Ричард, прячась за чучело медведя или за полкой с редкими изданиями древних книг, наблюдал за ней не отрываясь. Наблюдал за тем, как она улыбается, или накручивает локон волос на тонкий пальчик, как слегка хмурится, читая свою книжку, звонко смеется, прикрывая рот маленькой ладошкой, когда пришедшая навестить ее подруга рассказывает шутку. Он понимал, что мог показаться одержимым, но ничего не мог поделать, ему так нравилось на нее смотреть. Хотелось подойти к ней, сказать простое: «привет» или, например, «мне нравится ваш с отцом музей», или «а что ты сейчас читаешь?», но он так и не решался, боялся, что она посмотрит на него как на пустое место, скорчит недовольную рожицу, и отвернется, не одарив его и словом, а теперь уже поздно об этом сожалеть.

Ричи почесал лоб, неловко вздрогнул, осознав, что Эмма с ним говорит, а он ее почти не слушал, прислушался к ее словам.

– Те’ понравится в Эн-Си. Ся сила в этом городе исходит от молодёжи, – пылко говорила девушка. Лицо ее одухотворенно сияло. – Гиллз устроили настоящую революцию – сломали классовый барьер, и каждый могёт быть кем хочет.

Ричард улыбнулся – диалект Кин-Дин для его ушей был странным и смешным, но имел своё очарование. И он думал точно так же, как Эмма. Слышал множество рассказов об Эн-Си от знакомых матери хоть и многие из них имели негативный окрас. Миссис Марч, например, любила строить испуганное лицо и рассказывать, что город полон мафиози, устраивающих перестрелки на каждой улице. Ее саму еще маленькой девочкой увезла оттуда мать, когда отец кому-то сильно задолжал, а после был найден юной миссис Марч на кухне повешенный на простыне, с посиневшим одутловатым лицом и ужасом в глазах. Ричард все равно мечтал здесь оказаться всей душой. Он до конца не верил в ее историю, миссис Марч любила привирать и каждому, кто слушал рассказывала ее по-новому.

– Именно поэтому я и приехал сюда, – сказал он, – для меня это шанс изменить мою жизнь.

Он окинул Эмму любопытным взглядом. Он ничего о ней не знал, но почему-то был уверен, что она творческая личность. По-другому и не может быть, пятна краски говорили сами за себя.

– А ты? Дай угадаю… Ты художница? – с неподдельным интересом спросил он.

Эмма как-то слегка смутилась, опустила голову, посмотрев на свои колени, бросила на юношу быстрый взгляд из-под ресниц.

– Я всегда любила рисовать, – проговорила она, убирая упавшую на лицо прядь волос. – Стать художником – эт’ моя мечта.

Вдруг, с проказливой улыбкой, словно маленькая озорная девочка совершившая шалость, она добавила:

– Ты даже не представляешь, сколько я разукрасила стен в Эн-Си!

– Зато я представляю, – фыркнул Калеб. – Когда мы были младше, то по ночам сбегали из дома, и Эмма разрисовывала стены баллончиком. У меня, по-моему, даже где-то была фотография, – Калеб опустился на колени возле своей тумбочки, открыл ее, копаясь в ворохе журналов, бумаг, стопок тетрадей и прочего хлама. Ричард смотрел как он бережно вынул маленький красивый блокнот в дорогом кожаном переплете, открыл его, достав несколько фотографий, слегка нахмурился, взглянув на первую и быстро ее спрятал, будто бы не желая чтобы ее кто-нибудь увидел, вторую же протянул Эмме.

– Помнишь эту фотку?

Эмма хихикнула, аккуратно взяла маленькое фото в ладони, внимательно, с улыбкой, его рассматривая. Ричард с трудом, подавил приступ любопытства, его живо заинтересовало, что было изображено на первом снимке, и почему Калеб так быстро его спрятал. Может быть там было что-то из его старой жизни? Что-то, что он скрывал? Отогнав эти мысли, юноша подошел к Эмме, нагнулся, через ее плечо, всматриваясь в фотографию в ее руках.

На ней была изображена сама Эмма на фоне стены. Там во весь рост была нарисована невероятно красивая смуглая женщина с пышными волосами, повязанными большим алым бантом. Женщина смотрела из-под ресниц, таинственно манящим взглядом, словно заглядывала в душу каждому, кто на нее посмотрит. Совсем как живая, она улыбалась лукавой искрящейся улыбкой, застыв в грациозной позе, уперев одну руку в бок. Эмма же сидела на земле, скрестив ноги, и поставив на них локти, в мужском рабочем комбинезоне, явно ей не по размеру, с закатанными рукавами рубашки. Рыжие, тогда ещё длинные, волосы собраны в неряшливый пучок, на щеке пятно от краски. Выглядела она сильно младше чем сейчас, маленькая и угловатая, она была потрясающим художником по скромному мнению Ричарда.

– В тот день мы, кажется, убегали от полиции, – с теплотой произнесла девушка, – И ты тогда кричал им что-то типа: «Попробуйте отнять нашу свободу лопухи легавые».

Она потянулась к Калебу, потрепала его по плечу, затем взглянула на Ричарда. Приложила растопыренную ладонь ко рту и доверительно словно по секрету, сообщила:

– С Калебом всегда попадаешь в какие-нибудь истории.

– Эт’ точно! – согласился Ричард, ни на секунду не сомневающийся, что в компании Калеба он влипнет во множество новых неприятностей. «И мне этого даже хочется, – с удивлением вдруг понял юноша, – хочется и дальше убегать от разных буйных компаний и глотать обжигающий виски прямо из бутылки, хочется орать песни во все горло, бродя по ночному городу и чувствовать себя по настоящему живым, ощущать вкус свободы».

Общаясь с Калебом, даже несмотря на то, что они знали друг друга всего ничего, Ричард чувствовал небывалую легкость, которой не было и в помине с его прошлыми друзьями, он отчаянно боялся ее потерять.

– А чё насчёт тебя? – спросила вдруг юношу Эмма.

Ричард нервно улыбнулся, взъерошил и без того лохматые волосы. Он уже делился своими желаниями с Калебом, и тот его не засмеял и не начал подшучивать, но все равно от чего-то испытал неловкость, когда поинтересовалась Эмма. «Возьми себя в руки, придурок, и не трусь! Она ведь с тобой поделилась своей историей», – подумал юноша, глубоко вздохнул и медленно заговорил:

– Я хотел бы быть писателем, и написать такой роман, чтобы всем просто сорвало крышу. Моя мама была против этого… – Он запнулся, вспомнил недовольные лицо матери, как та поджала тонкие губы и неодобрительно покачала головой, когда он только заикнулся, что хотел бы быть писателем. «И чтобы ты заработал, печатая свои книжки? – спросила она его резким тоном. – Ты бы был нищим и никому не нужным!», – Она хотела, чтоб я стал юристом и работал в конторе моего дяди Юджина. Последней каплей стало то, что она нашла мои тетрадки со стихами, и бросила в огонь. Тогда я и решил уехать.

Юноша говорил, горько ухмыляясь. Вдруг он замолчал, смотря на свои колени. То, чувство что он испытал, когда увидел, как горят его творения… Они были сравнимы с потерей родного горячо любимого человека. Он так сильно накричал тогда на мать, что она опешила, не в силах вымолвить ни слова, а он окончательно решил, что сбежит куда угодно, только бы больше никогда не быть дома. Решил вырваться на манящую свободу.

Эмма обеспокоенно нахмурилась, отчего на ее лице появилась маленькая морщинка, потянувшись, она положила свою теплую ладонь поверх руки Ричарда, ободряюще ему улыбнулась.

– Я понимаю тебя, – с грустью сказала она, – Мой папа всегда был против того, чтобы я была художницей. «Этим деньги не заработаешь!», – она передразнила отца, понизив голос и скривив личико. – В итоге я устроилась на «нормальную» работу в магазин «Шляпки от Китси». – Помолчав немного, девушка откинулась на спинку стула. —Ты можь’ хотя бы написать письмо маме, что с тобой сё’ хорошо. Просто без обратного адреса. Ведь она, конеш’ сильно волнуется.

– Ты права, надо написать.

Ричард взглянул на нее, и словно какая-то прочная нить образовалась между ним и Эммой, крепко связывая их вместе, между ними будто бы раскрылось что-то очень важное, по-настоящему объединяющее. «Мы похожи», – подумал он, и понял, они отлично поладят. Общие переживания сближают, делают дружбу крепче и доверительней.

– Хреново, когда тебя не принимают таким какой ты есть или хотят переделать, – тихо сказал Ричард девушке, она кивнула ему, грустно улыбнулась.

– Может, пойдем, прогуляемся? – произнес внезапно Калеб. Он сильно нахмурился, смотрел куда-то в окно, а не на лица друзей. Было видно, что он явно не хотел продолжать этот разговор.