Назад в СССР: 1984

— Серьезно? — изумился я, не ожидая подобного.

— Пока говорить рано, еще ничего не известно толком. Тут, рядом. В военном училище. Возможно, преподавателем буду.

Он снова посмотрел на часы и заторопился.

— Все, бежать нужно. Вернешься в учебку, еще поговорим. И апельсины съесть не забудь, витаминов там много. Тебе они сейчас очень нужны — поправишься быстрее.

Сухов поставил стул на место, затем направился к выходу из палаты, но я окликнул его еще одним вопросом.

— Товарищ майор! А что с Генкой?

— А ты разве не в курсе? — удивился он. — Вы же в одном здании лежите. Чего сам не спросишь?

— Так его же вроде отец забрал… — неуверенно произнес я.

— Нет. Не захотел Генка уезжать. О, а вот, кстати, и он! Ну привет, раненый! Как самочувствие?

— Здравия, товарищ майор! Жить буду.

В дверях показался Генка, неуклюже перебирая громоздкими костылями. На одном он ходить, пока еще не научился. Вид у него был слегка растерянный — видимо, не ожидал, что наткнется на исполняющего обязанности командира роты.

Сухов посторонился, пропуская пострадавшего.

— Оба, выздоравливайте. Все, пора мне.

Майор скрылся в коридоре, а я уставился на Генку вопросительным взглядом. Даже удивился — чего он сюда заявился?!

— Ну чего смотришь? — поинтересовался тот. — Удивлен, что я никуда не уехал?

— Удивлен. А куда мне смотреть?

Повисла неудобная пауза. Наконец, Гена произнес:

— Давай, что ли, апельсинов пожрем? — он кивком головы указал на целлофановый пакет на кровати.

Кое-как доковылял до моей койки, отложил костыли и уселся. Скрипнула сетка. Зашуршал пакет. Резко пахнуло сладким цитрусовым запахом.

— Мне отец так ничего и не рассказал, — счищая оранжевую кожуру, Генка решил не ходить вокруг да около. — О чем вы с ним договаривались?

— Почему ты не уехал? — вместо ответа на его вопрос, я задал свой.

— Да куда я поеду? В Припять? Опять к нему под крыло? — тяжело вздохнул он. Дальше, к моему удивлению, его понесло на откровения. — Знаешь, я за это время в учебке многое осмыслил. Пусть не все, но многое. Взглянул на себя со стороны, все понял. Я же избалованным был, привык жить на всем готовом. А здесь, жрачка дрянная, отношение к тебе как к пустому месту. Ощутил, что не все так хорошо и многое придется решать самому. Осознал я, что есть другая сторона. И еще ситуация эта, с оцеплением… Ты ж мне жизнь спас. Я же мог в том овраге подохнуть. Жертвуя собой, без зимней одежды, ночью и по холоду ты бросился искать помощь. И ведь нашел. Вытащил меня из оврага, где я сгореть мог.

— Ага, только перед этим, сам же тот пожар и устроил, — насмешливо фыркнул я.

— Неважно. Там темно было, хоть глаз выколи. Я бы так же сделал. Так в чем суть вашего договора с отцом? — он разломил очищенный фрукт пополам, протянул мне.

— С чего ты взял, что он был?

— Леха, брось. Я видел твое лицо, когда отец вызверился.

— Знаешь, мне не особо хочется об этом говорить, — признался, приняв половину апельсина.

— Дело твое, конечно. Только я уверен, что отец не прав, и я ему это объяснил. Не знаю, поверил или нет… Вопрос в другом — для тебя было крайне важно, то, что пообещал мой отец и я это понял. О чем он говорил?

— Ладно, — сдался я, хотя само собой, истинную причину я ему говорить не собирался. — Обещал, что если я составлю тебе компанию и пригляжу, то буду служить под Припятью.

— Ну, я так и думал, — кажется, Генка даже не удивился. — Узнаю почерк отца.

— Все это уже в прошлом. Найду способ, как добиться своего перевода… — сказал я это без какой-либо уверенности. — Сначала нужно учебку закончить. Пока зачеты не сдадим, мы как специалисты нафиг никому не сдались. И так уже десятый день пошел, а у нас и практики толком не было.

— Ну, я со своей ногой на месяца три точно слетел с обучения. А то и больше. Уж не знаю, сколько переломы заживают. Слышал, что отец настаивал на том, чтобы меня списали по состоянию здоровья… Пока этот вопрос решается, но мое мнение остается прежним. Да еще и наверху не хотят поднимать шум, считают лучше оставить все как есть, а обучение продолжить после.

— Значит, мы с тобой разделимся?

— Выходит так.

Мы некоторое время молчали, приговаривая апельсины. На кровати уже лежала целая куча шкурок.

— Слушай, Леха… — воскликнул Генка, словно что-то вспомнил. — Ты ж хочешь недалеко от дома служить так? Я тут интересовался в своей палате у одного старлея… Он говорил, что если не получаешь военно-учетную специальность, то можно другую выбрать. Например, распределиться в военизированную пожарную охрану.

— Да знаю. Под Припятью есть «ВПЧ-2» и «ВПЧ-6». Но там совсем не то, что мне нужно.

Идея была интересная, но сложно выполнимая. Где я и где пожарные? Я в этом вообще ничего не понимал, а снова идти учиться — не вариант. Да и пожарные на ЧАЭС выезжают только в одном случае — как тогда, в восемьдесят шестом. На станции есть своя штатная пожарная команда. Нет, это просто очередная потеря времени. Вряд ли кто-то заинтересуется срочником, который слишком многого хочет.

— Блин. Может, мне отцу позвонить?

— Не стоит. Павел Сергеевич свое слово уже сказал, — категорично отмахнулся я.

— Леха, мне не сложно. Думаю, он поймет.

— Проехали. Мне подачек не нужно.

— Ну, как скажешь.

На том мы и разошлись. Сначала по своим палатам, а уже через час встретились снова, уже на обед. Макароны по-флотски были единственным, что я любил в госпитальной столовой. Ну еще свиной гуляш с картофельным пюре. Кстати, очень удивился тому факту, что в госпитальной столовой чуть ли не под каждую болезнь был составлен определенный рацион питания.

Еще через сутки мне сделали контрольный снимок, который показал, что пневмония благополучно рассосалась, осложнений не было. С вечерним обходом, врач объявил, что завтра меня выпишут из госпиталя и отправят обратно в Молькино.

Так и получилось. Утром с учебки прислали дежурную машину. По приезду, с приемного отделения сообщили наверх, что за мной приехали. Дали двадцать минут на сборы.

Первым делом я отправился в палату к Генке и застал его в деликатной ситуации — он, с недовольной миной, сидел без штанов на кровати. Рядом с ним склонилась на корточках медсестра в белом халате. Первая мысль была ожидаемо пошлой, но к счастью, в реальности все оказалось совершенно иначе. Орудуя ножницами, она просто выполняла какие-то процедуры с бинтами и гипсовой повязкой.

— Извините, — вырвалось у меня.

— За что? — пробурчала медсестра Елена, бросив на меня удивленный взгляд. Рядом с ней стоял открытый флакон с йодом, бесформенный кусок ваты и металлический эмалированный поднос. Кажется, следующей на очереди процедурой была традиционная йодная сетка.

— Гена, меня выписывают, — обратился я к пациенту, стоя в дверях.

— Что, уже? — тот даже немного сник. — Ну вот, решил кинуть меня, да?

— Да если бы я что-то решал…

— Ладно, не оправдывайся. Попрощаться пришел? — хмыкнул Генка и кивнул на свою загипсованную ногу. — Мы-то теперь не скоро увидимся.