Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
Он начал с вопроса: отчего так случилось, что вместо ожидаемого реванша за Олимпиаду-восемьдесят советские боксёры осрамились ещё больше, затем, поймав сердитый взгляд одного из неспортивных гостей, «поставил вопрос ребром» о неспортивном поведении супертяжа Матюшевича.
Товарищ, сверливший глазами Павлова, перенёс прицел на меня и сказал себе «пли», в результате чего присутствующие узнали, что вызывающий и хулиганский поступок белорусского боксёра разрушает многолетние добрые отношения с Гаваной. Стивенсон — национальный герой кубы, Фидель Кастро считает его сыном. Жестокое, бесчеловечное избиение кубинского любителя бросает чёрную тень на весь советский спорт, на усилия советской дипломатии по распространению нашего
Ага. Не из МИДа, иначе не стал бы так обхаивать дипломатов. Высокий клерк со Старой площади, ответственный за надзор за внешней политикой.
— Может, дадим высказаться виновнику? — предложил Николай Пархоменко из управления единоборств Госкомспорта, ответственный за бокс, первый кандидат в козлы отпущения за инцидент, в спортивной жизни борец, а не боксёр.
Поймав суровый кивок Павлова, я поднялся.
— Товарищи! Бокс как вид спорта требует только одного: находить уязвимые места в защите соперника и бить туда как можно точнее и сильнее, стараясь не пропустить в ответ. Ради этого мы тренируемся годами — по много часов и не менее шести дней в неделю. Реакция на открывающуюся возможность ударить составляет у мастера спорта примерно ноль-одну десятую секунды, максимум — ноль-две. Быстрее, чем взмах ресницами. Промедлишь — и прилетит. Поэтому в бою боксёр обдумывает тактику, готовит комбинации, но как только увидит шанс — работают одни рефлексы, сознание не успевает. Я даже не помню точно, что произошло, восстанавливали события по записи. Кубинский чемпион пренебрёг защитой корпуса, открыв для поражения левую часть живота. Любой советский тяжёлый боксёр современности воспользовался бы случаем и ударил — Варданян, Высоцкий, Яковлев, Горстков…
— За себя отвечайте! — рявкнул радевший за дипломатию.
— Отвечаю за себя и за всех нас: Стивенсон подставил брюхо под удар и получил в брюхо, затем открыл челюсть и получил в бороду. Я не нарушил правила, не бил открытой перчаткой, по затылку, ниже пояса или после команды рефери «стоп». Одержал чистую победу — так, как того требуют законы бокса. А что у боксёра весом свыше девяносто одного килограмма удар силой в тонну, знает каждый. Тот же Теофило. Зачем подставлялся?
— Не паясничайте, Матюшевич… — экс-комсомольский вождь треснул по столу с воистину комсомольским задором. — Правила для всех едины, но нельзя ими злоупотреблять! Что скажет судья матча?
Поднялся судья международной категории Анатолий Черкасов.
— Действия советского боксёра полностью одобряю. Он не мог знать, что ударом в корпус вывел кубинца из строя. Если бы тот отдышался и начал воспринимать Матюшевича всерьёз, поединок закончился бы поражением динамовца. Не забывайте: акцентированный удар в тяжёлом и супертяжёлом весе — это тонна. Наш молодой супертяж действовал мастерски. Мне жаль Стивенсона, но тот виноват лишь сам: недооценил соперника, расслабился. Не учёл, что Матюшевич не знает поражений. Поздравляю вас, Валерий Евгеньевич.
Цековца и Павлова перекосило, слова судьи прозвучали для них железом по стеклу. Обоим надо было докладывать о «принятых мерах». А тут ещё Коган влез:
— Очень странно слышать, товарищи, что вся внешняя политика СССР в развивающемся мире рухнет из-за единственного апперкота, проведённого в точности по правилам бокса. Боюсь, ответственный товарищ чего-то не понимает, если столь низко оценивает успехи советской дипломатии за рубежом. Товарищ Громыко совсем об ином рассказывает по телевизору.
У меня челюсть отвалилась. Наверно, не висела бы столь безжизненно, если б по ней заехал Стивенсон, как я ему. Всегда взвешенный в поступках и сдержанный на язык, мой тренер вставил такой банан высокому партчиновнику, да ещё провернул поперёк резьбы… Удивил так удивил. Наверно, накипело. Но может и зря, такое не прощают и не забывают.
Как ни пыжился Павлов, общего осуждения виноватого
меня в боксёрском сообществе не вышло. Наоборот, при проигранном матче в общем зачёте нам удалось натянуть их капитана — на второй минуте первого же раунда, ну хоть это.А что Теофило пропустит чемпионат мира, так пусть отдохнёт. Операции прошли успешно, в Москву вылетела целая бригада кубинских врачей на помощь советским, чего волноваться? Выживет и даже поправится. К примеру, Тайсон, говорят, ожил вполне, хоть и бросил бокс. Пошлю Стивенсону в больничку марокканских апельсинов, кубинские отвратительные — костлявые и не такие сочные.
Мы с Кимом подняли на нём от ста тысяч рублей на каждого, могу не скупиться. Маршал Советского Союза, главнокомандующий родом войск, получал, по слухам, порядка восьмисот с чем-то и считался очень обеспеченным. Больше тысячи в месяц имели творческие работники, но лишь отдельные избранные. Конечно, в криминальном мире крутились значительно более крупные, по советским меркам, суммы. Те же организаторы подпольного тотализатора отхватили приличный капитал на бое со Стивенсоном, общая сумма ставок исчислялась миллионами, и даже десять-пятнадцать процентов с неё — не хило… А это всего лишь травоядный «любительский» бокс!
Конечно, я тогда не знал, что очередной поворот судьбы отрежет от привычных заработков, по меркам Советского Союза — космических, и накопленное нужно будет держать в кулачке, не сорить деньгами. Этого и «Вышний» не мог предсказать, моего танца на бабочках.
Глава 13
13
Кровь на перчатках
Как же я любил сборы в Грузии! До женитьбы, конечно. Ещё бы Вику с малышкой сюда, в мае, когда ещё солнце не шпарит, соревнуясь с афганским, воздух чист, с прошлого года сохранились фрукты, а вино позапрошлого года уже созрело, стаканчик его не пьянит, но бодрит и приводит в хорошее расположение духа.
Сейчас летел рейсом Минск-Тбилиси больше по необходимости. Резо Берикашвили из отдела единоборств грузинского спорткомитета сказал по телефону: есть разговор. Поэтому я не стал уклоняться, хоть нашёл бы тысячу причин, и со сборной «Динамо» республики отправился на двухнедельные сборы.
Лично для меня они начались с ресторана «Арагви». Несмотря на вполне национальное и атмосферное название, это было чисто советское очень плоское сооружение высотой в три этажа с большими залами, натуральное предприятие общественного питания с промышленным масштабом насыщения граждан, а не уютные небольшие кафешки Старого Тбилиси, где даже обычные сосиски под пиво были «вах какими вкусными».
Резо, в прошлом борец, давно уже забросивший поддержание спортивной формы с необходимостью вписаться в весовую категорию, заказал шашлык, вино, фрукты, овощи, хачапури, аджипсандали, если не путаю названия блюд.
— Мы ждём гостей?
— Нэт! Угощайся, дарагой.
Что-то напомнило бабушкины пытки едой… Но здесь никто не неволил, и ради утилизации курицы не обязательно скармливать её кошке. Поскольку грузин прекрасно понимал, что я не вправе позволять себе вольности, он не настаивал. И что процентов семьдесят съестного уплывёт обратно в недра ресторана, его не волновало, он выполнил свой долг гостеприимства.
— Спасибо, Резо. Если бы не жуткая жара летом, точно думал бы перебраться сюда. Дивная природа, душевные люди… Рай на земле!
— Летом в тэни надо! Свой дом с тэрасой, кондиционэр в каждый комнат, слушай, и хорошо!
— Почти уговорил. Ладно. Что такое случилось, по телефону не обсуждаемое?
Оказывается — не случилось. Только ожидалось. Грузины с тревогой ждали смерти Брежнева. Он не поздравил «дорогих товарищей» с Новым восемьдесят вторым годом, крайне редко мелькал по телевизору, это раньше получасовую ежевечернюю программу «Время» называли: бенефис Брежнева плюс пять минут о погоде и спорте.