Назад в СССР: демон бокса 2

— Скажешь тоже…

— Скажу. Но каждое слово доллар стоит. Перезвоню как-нибудь из Европы, оттуда, говорят, дешевле. Чао!

— Чао…

Не выспался, но принял для себя несколько важных решений.

Отказаться от дома? Откажусь, но не в пользу неверной жены. Отдам его Машеньке. Значит, нужна доверенность… Знаю, на кого — на ма. В доверенности укажу, что в договоре дарения необходим запрет на отчуждение недвижимости законным представителем до достижения Марией Валерьевной возраста полной гражданской дееспособности, а сам дом до этого времени предназначается исключительно для проживания самой Маши, её брата/сестры и матери, без права вселения иных лиц. Это на случай, если Гоша за мой счёт захочет улучшить жилищные условия.

Не верю завязавшим алкоголикам. Либо у них сносит крышу на фоне нарушения обмена веществ, организм слишком привык к этиловому спирту, либо срываются и уходят в запой.

И такое чмо будет ошиваться около Вики, Маши, моего сына? Но ничего не могу поделать.

Следующий звонок был в Грузию, за эту ночь телефонная компания поднимет на мне десятки долларов. Плевать.

— Резо! Гамарджоба, генацвале!

— Вах, Валерий! Как ты там? В загнывающем капытализме?

— Не поверишь, до какой степени комфортно тут загнивать. Скоро границы откроют, а я уверен — так тому и быть, приглашаю, дорогой! Виза, оплата дороги, всё за мой счёт. Тут такие девушки-негритяночки, пальчики оближешь.

— Ты же женат, да? Её выпустыли?

— Выпустили. Но она не захотела ехать в США. Требует развод.

— Вай-вай-вай, какой глупый и избалованный женщин! На Кавказе нэ такые.

— Верю, дорогой. Наверно, это была ошибка, которую суждено совершить.

— Так пашли её к чорту!

— Уже. Но есть загвоздка. С ней осталась дочка Маша, два с половиной года. И скоро родится второй ребёнок. А переводить деньги из США…

— Палучат по смэшному афыцыальному курсу. Понял тебя, брат. Но мандарины — твои!

— Отлично. Могу я тебя попросить? Отправляй в Минск ежемесячно тысячу с припиской «алименты», весь урожай продай сам.

— Тебэ не выгодна!

— Верхушку оставь себе. Я буду обязан. Приедешь в гости в Штаты — отблагодарю!

— Карашо! Сэмья — это святое, генацвале, даже если она распалась. Нэ перэживай!

От семьи у меня осталась лишь фотография, снимала Ольга, Маше тогда стукнуло ровно два годика: она со мной и своей мамой в обнимку с Рексом, пёс серьёзный такой, понимает важность момента…

О грядущем разводе шепнул только Дону Дюку, моему промоутеру, попросив посоветовать юриста, что составит и оформит доверенность, её пошлю московскому адвокату с Лубянки — способствовали, что я остался без жены, так помогите. Больше не стоило знать никому, особенно журналистам. Для спортивных газет и телепередач я никто, пока не набрал побед в профессиональных боях, под полторы сотни выигранных на любительском ринге без единого поражения как бы не в счёт.

Именно это носилось в воздухе на предматчевой конференции. Я вышел коротко стриженный, чтоб дракон виднелся из-под волос, голый до пояса и в белых трусах. Афропротивник цвета тропической ночи, только белые зубы, наоборот, был в чёрных трусах. Чуть выше меня ростом, телосложение похожее — оба жилистые, рельефные, не набравшие лишнего жира. Имидж мой конкурент держал парня из уличной банды, намеревавшегося проучить беленького-чистенького. Эдакий сын матери-наркоманки, выросший без отца, бомбивший квартиры и тачки на районе, грабивший прохожих и толкающий дурь. Короче, типичный афроамериканец из бедного квартала.

— Майк — фаворит боя, — шепнул мне промоутер, очень несимпатичный седой негр где-то пятидесяти лет с репутацией лучшего специалиста своего дела, но на редкость нечистоплотного. — Про твои заслуги молчим. Пацан провёл одиннадцать боёв, все выиграл, семь досрочно. Ты как профи — ни одного. Поэтому такие условия.

Странные условия. Я, чемпион Олимпийских игр и всякого прочего, получу на руки двадцать пять тысяч, из которых придётся ещё уплатить подоходный, противник — пятьдесят. И ещё тридцон победителю. В общем-то, бой третьесортный, Дон Дюк взялся за меня лишь ради перспективы.

В силу его расовой принадлежности все вокруг меня были исключительно чёрные, включая тренера, секундантов и массажиста. Именно последний вызвал у меня не то чтобы доверие, скорее — наименьшее недоверие. Мой соперник — фаворит? Ну, хорошо.

— Патрик! Поставь на меня пять тысяч баксов — на победу в первом раунде.

Он даже плечи перестал мне мять. В большом зеркале напротив массажного кресла отразилась его пухлая физиономия, обуреваемая сомнениями.

— Не советую, мистер Вал. Я тоже ставил на вас. Но в первом раунде не уложите, поверьте старому Пату.

— Хорошо. Три тысячи на первый раунд и две — на победу. Половина прибыли — твоя. Оправдаешь доверие, будешь постоянно работать за хороший процент.

— О’кей, мистер Вал. Пат всегда рад хорошему бизнесу.

Мы готовились к бою в отеле во Фриско, перед началом вышли на публику. Корреспондентов было немного, матч «дикарь из КГБ» против «уличного бойца» вызвал лишь сдержанный интерес. К предстоящему взаимному унижению для разогрева я относился более чем спокойно, несмотря на увещевания Дона «задать жару». Допускается говорить всё, что угодно, оскорблять, опускать, макать в дерьмо. Не стоит лишь задевать национально-расовые чувства — прослывёшь расистом, а в боксе, где белые относятся к вымирающему меньшинству, такое клеймо закроет все двери. Но это только мне, если чёрный назовёт меня белым ублюдком, для него — норм.

Я позволил Майку Роджерсу проявить себя во всём блеске красноречия, пусть укрепляет реноме фаворита, и он меня не подвёл. Он даже не говорил, скорее — пел в стиле хип-хоп. Или читал рэп, не сильно улавливаю разницу, сопровождая текст соответствующими танцевальными движениями и добавляя: йоу-йоу! А потом переступил черту.

— Какого хера ты приехал в нашу свободную страну, ты, отрыжка КГБ! Никому ты ни здесь, ни там не нужен. Даже жена от тебя отказалась. Нет стояка? Привози! Мы с парнями с улицы обслужим её по первому классу.

Я оглянулся на Дона, единственного, кто в курсе про мою бракоразводную проблему. Он настолько старательно хранил невозмутимый вид, что даже ребёнок догадался бы: умышленно слил сведенья конкурентам, чтоб этот щенок меня больнее уязвил и сильнее завёл.

А тот не унимался, и я почувствовал, как внутри меня открываются некие шлюзы и клапана, отключаются предохранители. Я не бросился на черную тварь немедленно, за что был подвергнут дополнительным насмешкам.

Наконец, один из журналистов удосужился спросить у меня: что обо всём этом думаю.

— Цирк низкой пробы. Бокс начнётся после команды «бокс». Тогда и посмотрим: умеет ли этот щенок драться или только тявкать. Я закончил.

— Ты кого, белая сопля, обозвал щенком? Твоя мама мой хер сосала!

Роджерс сделал вид, что бросается на меня, но легко поддался, когда его остановили секунданты.

На ринге перед тем, как вставить капу, он пальцем и языком показал неприличный жест, означающий минет. После гонга и команды «бокс» бросился вперёд безбашенно, словно нажрался наркоты.