Назад в СССР: Демон бокса 3

Зато Машка была в восторге. Папочка обещал полёты на настоящем самолёте, и вот — летим в третий раз за месяц! Стюардесса раздала леденцы-сосушки, доча нагребла жменю.

Мне бы её печали и радости.

Глава 6

Статуя Свободы стоит лицом к Европе, к американцам — задницей

Америка, когда встречает гостей с парадного входа, изнанка не видна, поражает великолепием, ослепляет, шокирует и завораживает. В Нью-Йорке нас встретили камеры и софиты компании НВО и не менее сверкающая Джей, организовавшая проставку нужных печатей в ольгином паспорте, пока меня допрашивали журналисты.

Свояченица, предупреждённая о предстоящем шоу, держалась позади. Естественно, ей хотелось обуть босоножки и натянуть на бёдра мини-юбку, демонстрируя ноги, но послушалась и вышла из самолёта в джинсах, кроссовках и блузке, иначе была бы выше меня. Держала за руку племянницу, Машка подпрыгивала от восторга: папочку и впрямь встречали как звезду.

Мне задавали вопросы о Чернобыле, про ситуацию в СССР. Я вылил дежурное ведро помоев на советское чиновничество, не выдавшее вовремя документы на вылет сына, из-за чего супруга вынуждена задержаться в заражённой радионуклидами Белоруссии, на несвоевременное сообщение об аварии, запоздавшее более чем на сутки, но не перегибал палку. Наконец, репортёр перевёл разговор на рабочую для меня спортивную тему.

— Мистер Мат’юшевич! Перед боем со Спинксом у вас подписана рейтинговая встреча с Джорджем Синклером, возможно, и вторая — с Джо Мастерсом. Вы готовитесь к ним?

— Начал подготовку в Москве, с советскими тренерами. Американских противников я удивляю разнообразием техник, в том числе — отработанных до совершенства в СССР.

— Мистер Синклер упирает на психологическую подготовку. Последние десять дней он ежедневно даёт интервью и делает заявления, пытаясь вас зацепить и унизить. Буквально из кожи вон лезет.

— Сочувствую. В Москве в киосках доступна только газета американских коммунистов People’s Daily World, там спортивная колонка очень маленькая, и я не покупал. Жаль, что столько энергии потрачено впустую.

— С вашего разрешения, я процитирую некоторые его высказывания.

— Валяй.

Конечно, журналисту хочется скандального шоу. Поскольку в моём появлении в зале прилётов нет ничего из ряда вон выходящего, он пытается подсолить-поперчить преснятину. Неприятно, но у него работа такая, словно у водителя колхозной машины, очищавшей канализационный колодец в Ждановичах. Пахнет плохо, а кому-то нужно делать, раз есть спрос.

— Ваш соперник заявил: «Я убью его и потом даже не вспомню об этом. Я люблю бить людей. Люблю хреначить крепких мужчин и бью их беспощадно, пока из них не польётся кровь и дерьмо. Я вырву его сердце и покажу ему. Пусть это будет последнее, что он видел в своей короткой грёбаной жизни, русский траханый ублюдок».

Очень, очень культурный спич. Если литературных слов хоть на одно больше, чем матерных, подозреваю у боксёра гуманитарное высшее образование.

— Понятно всё, кроме одного. В чём суть вашего вопроса?

Журналист чуть смешался.

— Я жду ваших комментариев.

— У меня был товарищ, большой любитель забраться в койку к очередной цыпочке, если повезёт, на каждую ночь — новая. Да, в СССР такое тоже случается, несмотря на Моральный кодекс строителя коммунизма. Но этот парень никогда не рассказывал о своих похождениях. Я спросил, и он объяснил: мужчина или хорошо трахается, или хорошо трындит об этом, совмещение не удалось никому. Ваш Синклер энергично работает языком. Значит, на ринг ему ничего не остаётся.

— Ещё он оскорблял вашу маму, родных. Вы будете мстить?

— Как-то у входа в мой дом в Санта-Монике нагадил бродячий пёс, унылый, худой и весь в лишаях. Стану я ему мстить?

Журналист приободрился. Выпад в свой адрес Синклер наверняка засчитает за участие в перепалке и ответит градом ответных проклятий.

— Испытываете ли вы гнев, ненависть?

— А вы испытываете сильные эмоции, задавая мне эти вопросы? Позвольте предположить, что нет, это ваша повседневная работа журналиста. У Джей — помогать сенатору в продвижении демократии как в США, так и во всём мире. А у меня работа другая, бить людей на потеху публике до потери сознания и тяжёлой травмы. Когда пришёл в секцию бокса в двенадцать лет, а юношеский бокс в СССР весьма щадящий, даже не предполагал, во что это выльется.

— То есть вы лупите изо всех сил без капли неприязни?

Я обернулся к Ольге. Наверно, при её очень слабом английском добрая половина ответов прошла мимо. И хорошо. Тем более хорошо, что она ничего не перевела Маше.

— Проблема как раз в контроле удара. Никто не в состоянии испытывать тёплых чувств к сопернику, норовящему проломить тебе лицо, чтоб кости носа ушли вглубь черепа и проткнули мозг. Все эти обнимашки после финального гонга… Победитель радуется и тем самым стебается над побеждённым, а тот терпит и думает: засунь себе эти телячьи нежности в… Простите, моя дочь ещё не выучила английский, но, тем не менее, я не вправе выражаться при ребёнке.

— А вы не пытаетесь бить насмерть?

— Конечно — нет. Помимо всего прочего, промоутеру будет намного сложнее искать мне последующие контракты. Даже если стану обладателем всех поясов, на одних только защитах не проживу, нужны рейтинговые бои. Кто в здравом уме пошлёт своего парня на верную смерть? Я уже сделал две могилки, одна в СССР, другая здесь, в США. Проблема в том, что голова боксёра накапливает следы прежних ударов. Порой щелчка достаточно, чтоб израненные сотрясениями мозги отказались служить. А я бью хук в челюсть силой в тонну. Выбирайте надгробие. Тот же Синклер, пусть он второсортный боец, но разок-другой может вдарить. Представьте, я должен проплыть между Сциллой и Харибдой — не позволить врезать мне и не уложить его в гроб. А вы про какую-то месть, неприязнь… На ринге мне не до неё. Противникам, кстати, тоже, слепая ярость мешает ясно мыслить, выстраивать тактику, грамотно защищаться. Безумств в духе берсерка нам не надо, у каждого в арсенале запасён нокаутирующий удар с обеих рук.

— Ого! Вы знаете античную и скандинавскую мифологию? Не очень вяжется с тем обликом, что мы видели полгода назад.

— Горбачёв-перестройка? — я рассмеялся. — Правильный образ. Было куда легче, не надо напрягаться и выдумывать ответы на вопросы. И противники боялись: сложно отбить мозги боксёру, у которого они и так скукожились до двух бессмысленных слов.

— Бессмысленных… Вы не слишком любите нынешнего Генерального секретаря… Почему? Ведь именно благодаря его реформам приподнялся железный занавес.

— А также рушится финансовая система СССР из-за его полусухого закона. Люди платят деньги не за спиртное, облагаемое акцизным налогом, а за самогон и наркоту. Да, на Западе Горби популярен. В Союзе про него рассказывают пошлые анекдоты и обзывают «лимонадным Джо». Самый нелюбимый народом генсек последних лет (с супругой), даже дряхлый Черненко не вызывал подобного раздражения. Люди ждут «Лебединого озера».

— Чего, простите?

— Когда умирает очередной вождь, а в СССР это практически каждый год, вместо развлекательных передач по телевизору гонят балет Чайковского «Лебединое озеро», долго ничего не сообщают, потом диктор говорит: «Товарищи! Вы будете смеяться, но наш народ опять понёс непоправимую утрату». Про смеяться — шутка.