Не американская трагедия

Через неделю в задержанном диверсанте Зоя опознала того самого военного.

После больницы долечивалась у бабушки. Её лечебные мази имели чудное свойство – почти скрыли увечье: красный рубец притух, оставшись белой, но ощутимой извилиной. Зоя рассказала бабушке о своём видении, на что та восхитилась:

– Я знала, тебя не должен был миновать наш божий дар.

Во время лечения она многое узнала от бабушки. Например, та научила силой взгляда воздействовать на собеседника, подчинять его волю своей.

Даже после одной, новой для него особенности Зои, Миша стал с большей нежностью относиться к ней. Он предвосхищал события, опекал её, как маленькую, на что она заметила:

– Внешне мы больше походим на влюблённых, а вовсе не на брата с сестрой. Будь, пожалуйста, строже со мной.

Как же он хотел тогда, чтобы их обзывали – дразнили женихом и невестой, но шла война и самолюбие Миши грела гордость: именно его она выбрала своим помощником. Пытаясь найти свои привлекательные, скрытые особенные качества, он искал и не находил их, не отдавая себе отчёт, что пришла первая и главная любовь его жизни.

Матушка природа благоволила, оставаясь у них в помощниках. Если в прошлые годы, в это время, небо уже несло груз дождевых накоплений, и земля после первых затяжных дождей, до самых заморозков, до покрова не просыхала – в этот год природа изменила свой обычный ход, продолжая одаривать теплом. Насколько такая благодать может затянуться никто предвидеть не мог, как не мог предвидеть всё то, что подвержено силам свыше.

Их миссия внезапно, в один день разрешилась. Шёл девятый день пребывания в тылу у немцев. Утром во дворе раздался звук шагов – от неожиданности они насторожились – вернулся хозяин жилья. По случаю узнали: в честь немецкого праздника почти весь штатский персонал отпустили по домам.

Весь периметр станции был оцеплен, немцы, не ведая того, сами давали им подсказку. Оставалось узнать направление движения долгожданного состава и подать условный сигнал по рации. Соблюдая конспирацию, Миша с Зоей вернулись домой, взяли два лукошка для грибов и, сохраняя осторожность, отправились окольным путём за город, в район моста через Днепр. В тот тревожный год грибная пора выдалась на зависть. Без труда набросав полные лукошки грибов, они притаились в осиннике с хорошим обзором на мост. Сразу за ним шло разветвление путей. Паутина рельсов обзорно растянулась на север, юг и восток. С высоты холмистого берега Днепра хорошо просматривались его блестящие излучины, прямо перед ребятами лежал путь на восток – дальше сплошной лесной массив. Под углом пути расходились в двух других направлениях – здесь они получили пояснение о возможной инсценировке. С выбранного места ошибка представлялась маловероятной. За них всё рассчитали – место определили опытные старожилы-подпольщики.

Можно было догадаться о глубинной сути задания, но Миша занимался другим – он скучал и увлёкся поиском особенностей в лице спутницы – своей сосредоточенностью она ему не мешала. Один раз Зоя поймала его взгляд, погружённый за отворот вздыбленного воротника платья. Шутя, шлепнула по руке, закрыв оголившийся промежуток.

Состав показался после трёх часов пополудни – направлялся он не на восток, как предполагалось, а на север. Его проводили до стрелки и с последним вагоном двинулись в сторону тайника с рацией – не напрямую, а, как требовала конспирация, с множеством обманных направлений. Им вменялось дать в эфир, с промежутком в минуту, три раза один и тот же условный сигнал.

В точности исполнив все указания, двинулись в сторону болот, простирающихся на десятки километров на юго-восток. В пути услышали хлопок взрыва, следом разрывы сильнее и работу автоматического оружия. У полусгнившей гати, примыкающей к берёзовой рощице, на небольшом островке, им было предписано спрятать рацию. Лукошки с грибами оставили перед болотом. На открытом участке пути по ним ударила пулемётная очередь. Миша инстинктивно повалил Зою на землю и прикрыл собой. Пулемёт бил с высотки метрах в пятистах от них, по-видимому, заболоченное озеро, по периметру которого они должны были уйти, было под наблюдением. Пули смерчиками вздымали водную поверхность, отсекая пути отхода. Отступив, они углубились в рощицу, хоронясь за частоколом стволов. Под сенью деревьев передохнули. Неожиданная опасность испугала – их обоих трясло, как в лихорадке, у Миши дёргалось под глазом – Зоя побледнела. Глядя на неё, Миша решил взять инициативу в свои руки. Он сделал вывод: хотя Зоя и старшая в группе, на нём, как на мужчине, должен лежать главный груз ответственности. Он готов был ценой своей жизни прикрыть её отход. Путь назад лежал к перешейку, но он плотно простреливался с высотки. Похоже, они недооценили немцев и их загнали в капкан.

– Нас засекли. Придёт ночь – появится возможность выйти назад незаметно, – постукивая зубами, с трудом выговорила Зоя.

В нужном месте закопали рацию. Начинало смеркаться. В лесу, опоясывающем болото, послышался лай собак. Пулемёт сместил огонь и теперь бил сбоку. Натыкаясь на стволы, пули летели беспорядочным веером, не давая возможности толком осмотреться. Мышиного цвета хаки, под прикрытием огня, замелькали между деревьями, остерегаясь сунуться на островок. Приближаясь, активнее заголосили собаки. Три пары озлобленных глаз обозначили свое присутствие алчным визгом, они устремились к ним по перешейку.

– Мы раскрыты! Стреляй, Мишенька, они разорвут нас! – приказала Зоя.

Миша тянул и, когда овчарки распластались в последнем броске, словно очнулся: дал очередь в упор по остекленевшим от злости глазам. У преследователей теперь сомнения не оставалось. Немцы рассыпались в укрытия. Что затем началось! Спасал уклон местности с небольшой ложбинкой. Воняющий болотом и сыростью мох обдавал их брызгами грязи, пули роем летели над головой. Их место нахождения быстро пристреляли.

– Надо бы поменять позицию, – сквозь свист пуль выкрикнул Миша.

– Скоро ночь. Должны же немцы когда-нибудь угомониться… – постукивая зубами, пролепетала Зоя.

– Пока не высунуться, – с дрожью в голосе успокаивал Миша, прижимая Зоину спину свободной рукой к земле – Зоя послушно подчинялась. Миша хотел, но не мог понять, есть ли в его ожесточённо бьющемся сердце страх умереть, или это страх показаться слабым перед Зоей? Опытная Зоя предвидела исход, он же оставался в мальчишеском героическом угаре и совсем не думал о гибели.

С наступившим сумраком огонь резко оборвался, стали слышны немецкие команды, место над беглецами осветилось ракетами. Пришло время сместиться из зоны обстрела. Немцы понимали: из мешка не уйти никому, и, с очевидностью, готовили планы по захвату их живыми. По периметру болота зажглись костры, скулили в нетерпении собаки. После некоторого молчания по пристрелянному месту ударила пулемётная очередь, на перешейке разорвалось несколько мин – им отсекали пути отхода. По водной глади гиблого озерца, на берегу которого они затаились, пошла мелкая рябь, сквозь набегающие тучи временами проглядывал огрызок луны.

– Два магазина патронов проблемы не решат. Отвечать бессмысленно – стрелять только наверняка, – решили они.

– Давай размышлять, – предложил Миша, глядя в упор в выразительные глаза Зои, – они могут закидать нас минами, но не делают этого. Из этого следует: нас хотят взять живыми.

Он вдруг встрепенулся своей мысленной находкой, сжал Зоину руку, в речи проявился озноб возбуждения.

– Послушай, Зойка, я придумал – выход есть.

От напряжения их тела горели – одежда подсохла, но источала едкое зловоние сероводорода – этого они до поры не замечали, пока Мишу не пронял удушливый кашель. Задыхаясь, Миша приблизился к лицу Зои и, спотыкаясь в словах, потряс Зою за рукав:

– Ты рассказывала о своих необыкновенных способностях… Включи чары, – с сарказмом атеиста съязвил он, – когда мы останемся в живых, я готов поверить хоть в нечистую силу. А пока я верю в собственный разум. Они оккупанты – правда за нами, с нами Бог – это на их стороне тёмные силы. Мне теперь всё равно – ты мне нравишься, я собирался… немного позже, года через два, после войны сделать тебе предложение. Ты пошла бы за меня? – неожиданно для самого себя расчувствовался Миша.

– Милый мой мальчик, если спасёмся, – ответила Зоя с нежностью, успокоившись, – я – твоя навеки.