Не бесите Павлика
Шрифт:
— Зачем? — в изумлении распахнула глаза, — какое им дело, до моего возвращения?
— Я заявление написала о твоей пропаже.
— Ну спасибо тебе, Кулакова! — с укором заворчала на бдительную подругу.
— Ты исчезла. Домой не вернулась, на звонки не отвечала. Вот я и пошла в полицию. Вдруг тебя похитили и держат в плену? Вдруг тебя спасать надо?
— Нет. Спасать меня не надо.
Разве что от тоски, которая поселилась в сердце с тех пор, как покинула лесную сторожку.
— Значит, все это время ты была в лесу? — подруга Дина
Мы с ней сидели в кафе и ели кокосовые пирожные.
— Да.
— Вдвоем с каким-то жутким мужиком???
— Да.
Вовсе он не жуткий. Он лучше всех. И я не знаю как от этого отделаться, как забыть.
Неделя уже прошла после моего возвращения из леса. Я снова окунулась в работу, общалась с родными, знакомыми, делала привычные дела, но в голове все равно сидел он. Намертво под кожу въелся и не хотел уходить.
Как я себя только не убеждала, что нам не по пути, что у нас нет будущего — все бесполезно. У меня будто кусок сердца отломили, на его место ржавых гвоздей засыпали и рану заштопать забыли.
Чертов дровосек! Зачем он попался мне на пути? И какого черта он так легко меня отпустил? Должен был связать, закинуть на плечо, как он это обычно делал, утащить в чащу леса и не отпускать. Никогда!
Но он отпустил. Легко, играючи, словно все то, что между нами было не имело никакого значения.
Я изводила себя этими мыслями всю неделю. Думала, думала, думала до тех пор, пока не начинало ломить виски и рябить в глазах. Иногда хотелось реветь оттого, что все осталось в прошлом, иногда смеяться, как полоумной оттого, что я вообще влезла в это приключение. А иногда злилась. На него, на себя. Причем так сильно злилась, что была готова сорваться с места, сесть за руль и снова ринуться в глушь, чтобы все ему высказать…или чтобы просто его увидеть.
И вот даже сейчас, сидя с подругой в кафе, мыслями я была в лесу. Невыносимо.
— Что за мужик-то? Страшный.
— Нет. Нормальный мужик. Высокий, крепкий, с бородой, как у Робинзона Крузо.
— Он хоть читать умел?
— Умел, — вообще для дровосека он был весьма начитан, и нередко удивлял меня такими умными фразами, что попросту зависала, глядя на него. Не знаю, есть ли академия для дровосеков, но он явно закончил ее с красным дипломом.
— А вилкой пользоваться умел?
— Дина!
— Ну, а что? Может он с ножа ел и сырыми луковицами закусывал.
— Нормально он ел. Весьма адекватный мужик.
— Он тебя обижал? — подруга была похожа на маленького боевого воробья.
— Обижал? Боже упаси! — ужаснулась я, — хороший, спокойный мужик. Я за все время слова грубого от него не слышала. Хотя, когда первый раз его увидела — чуть со страху не умерла.
— Набросился?
— Хуже. Представляешь, заглохла у меня машина, вокруг лес и ни души. И вдруг из кустов вылезает мужик, здоровенный как медведь. А в руках у него бензопила. И говорить не может, голос пропал. Тогда я этого не знала, поэтому чуть кирпичей не наложила, когда услышала его рычание-мычание. Ну думаю, все, добегалась. Попалась в руки озабоченному Герасиму. Сейчас он меня этой пилой на куски распилит и сожрет. Попыталась сбежать
и в обморок упала, а очнулась уже в маленьком лесном доме.— Да ты что? — прошептала Дина, приложив руку к щеке, — бедная, ты моя.
— Ничего не бедная, — тут же возмутилась я, — Это было здорово. Там каждый день был приключением. Я сбегала от него через окно, правда потом сама же обратно и примчалась подгоняемая косолапым.
— Каким еще косолапым? — не поняла она, — медведем что ли?
— Да.
— Настоящим?
— Самым что ни на есть. Потом с козой из-за юбки воевала.
— С какой козой?
— Тоже настоящей. Агриппиной. Я ее коротко Пипой звала. Еще там пес был, волкодав Бродский. Редкостный шалопай.
Дина зачаровано смотрела на меня
— Я и козу научилась доить, и за грибами сходила, и на муравейнике посидела, и в озере купалась, и в бане парилась. Да за эти дни я успела получить впечатлений больше, чем за несколько лет. Это была настоящая жизнь, — последнюю фразу прошептала чуть слышно, только сейчас осознав насколько же мне хочется обратно, к человеку, который подарил мне все это.
— Здорово. Но зачем было сидеть на муравейнике?
— Чтобы муравьев попой позлить, — усмехнулась я и рассказала Кулаковой и том, как все было.
В результате хохотали с ней как ненормальные так громко, что, на нас даже начали коситься другие посетители
Это был смех сквозь слезы. Рассказывала, смеялась, а у самой нутро от тоски сводило. Ностальгия такая накрыла, что не продохнуть. Я хочу к нему! Хочу увидеть бородатую физиономию и яркие, словно летнее небо глаза.
— Ты так обо всем этом рассказываешь, что мне даже завидно стало, — призналась подруга, вытирая салфеткой потекшую от смеха тушь.
Мне стало неудобно, что все разговоры только обо мне и о моем лесном приключении, поэтому заискивающе спросила:
— Как твои дела? Что у тебя с работой?
— Родители мечтают затащить меня в школу, а я сопротивляюсь всеми силами, — Дина нервно повела плечами, — не хочу, не мое.
— Так и скажи им об этом.
— Думаешь, я не пыталась? Они ничего не слышат. С двух сторон так наседают, что проще молча сбежать, чем пытаться что-то доказать.
— Может пора переехать от них? Или замуж выйти, чтобы уж своей жизнью зажить.
— Отличная идея. Чтобы переехать — нужна работа и деньги, а я все еще в поиске. А с замужеством все еще сложнее. Где бы еще кандидата в мужья найти. На пути только олени бестолковые попадаются.
А мне вот на пути бородатый лесник попался….
Проклятье! Опять я свалилась в мысли о нем. Как же меня это задолбало. Где взять волшебную пилюлю, чтобы выпить натощак, и боль в груди прошла, и из памяти бы все лишнее выветрилось.
Притворяться довольной и счастливой было все труднее, поэтому спустя минут десять, я сказала, что мне пора. Вероломно обманула доверчивую подругу, придумала несуществующие, супер важные дела, а на самом деле просто вернулась домой и сидела в темной комнате, вспоминая, переживая заново все, что случилось в лесу. Каждый взгляд, каждое касание, каждое прикосновение проигрывала в памяти и тонула, захлебываясь отчаянием.