Не бесите Павлика
Шрифт:
— Я тоже рад тебя видеть, приятель, — у меня внезапно ком поперек горла образовался, и глаза защипало.
Я тормошил его, гладил, обнимал несмотря на то, что он испачкал и обслюнявил всю одежду. Плевать. Это все такие мелочи.
Коза тихо мекнула, как бы говоря «опять ты приперся» и дальше продолжила щипать траву. Я не сдержался и ее тоже поймал, чтобы помучить внезапным приступом нежности.
— Ух, морда рогатая! — чесал между рог, трепал за ушами, а она смотрела на меня как на чокнутого, удивленно хлопая своими глазищами с прямоугольными зрачками, а когда
Они с Гришей появились спустя несколько часов. Сердитая, как маленькая фурия девушка, и смущенный, красный как помидор, помощник.
— Ты считаешь это нормальным? — набросилась она на меня, — хватать людей и везти из к черту на рога?
— Она так орала, — пробубнил Гриша, склонившись ко мне, — матом! У меня уши скрутились в трубочку.
— Спасибо. Дальше мы сами, — усмехнулся я, представляя, как она отчитывает этого медведя. Это что такое надо было говорить, чтобы он так покраснел, — можешь идти.
Гриша свалил моментально. Просто, вот он был, и вот его нет.
Мы остались вдвоем. Снова.
— Жду объяснений, — она сложила руки на груди и посмотрела на меня холодно, с вызовом. Зубы от этого взгляда заломило. Будто мы чужие. — Зачем ты меня сюда притащил?
— Помириться хочу.
— И ты решил, что это захолустье нам поможет?
— С этого захолустья все и началось.
— Что началось? Твой маскарад? — Юля уперла руки в бока и выглядела, как маленькая разъяренная фурия.
— Самые лучшие отношения в жизни.
— Нет. Никаких. Отношений, — отчеканила она практически по слогам.
— Значит будут, — сказал коротко, таким тоном от которого обычно подчиненные начинали дрожать и писаться.
Юлю не проняло. Руки на груди сложила и посмотрела на меня, как матерая учительница на хронического двоечника.
— Прости. Я был не прав, когда решил скрыть от тебя правду. Надо было сразу во всем признаться.
— Ну что ты, дорогой. Ты же боялся, что я окажусь расчётливой стервой, которая ходит в лес за богатыми мужиками, как за грибами.
Вот язва. Но делать нечего, надо признаваться. Любая ложь в нашем случае смертельна:
— Да.
— Какие же люди тебе на пути попадались, если ты все сразу под одну гребенку чешешь и подвох во всем видишь? — ужаснулась она.
— Дело не в том, какие люди появлялись. Дело во мне. Я привык все просчитывать, контролировать. И высшие материи предпочитал обходить стороной.
— Это не я меркантильная, Паш, а ты, — внезапно выдала Юля, — Потому что меряешь всех толщиной кошелька и словно Кощей над свои златом чахнешь.
— Ни над чем я не чахну! Я щедрый!
— Это разные вещи, — устало отмахнулась она, — я говорю о другом. О том, что ты так боишься быть использованным, что сам без зазрения совести используешь других. Каково это жить по принципу: или ты, или тебя?
— Не очень весело.
— Правда? А мне вот показалось,
что все тебя устраивало.— Мне было хорошо с тобой.
— А без меня, видимо, еще лучше, — в глазах сверкнула обида, — потому что отпустил ты меня с преогромным удовольствием.
— Да не было никакого удовольствия. Я просто обалдел от того, как быстро все происходит.
— Так сильно обалдел, что потом почти месяц в себя придти не мог? Или желание начать отношения, — на последнем слове она небрежно сморщила свой нагленький нос, — возникло только когда встретил меня в магазине. Типа увидел, и в голове щелкнуло, отношениям быть!
Как с ней разговаривать, когда она похожа на колючего ежа?
— Хорошо, — я поднял руки в пораженческом жесте, — скажи, что мне сделать, чтобы все исправить?
— Ничего не надо! — сердито огрызнулась она, — все что мог ты уже сделал. Зря ты затеял все это, — широким жестом обвела дом и поляну, — ничего не получится. Я ухожу.
— Ты забыла, что отсюда так просто не выберешься? Машины здесь — большая редкость, а свою я не дам.
— Ха! — она достала телефон, — один звонок и проблема решена.
— Связи здесь тоже нет, — выхватил из рук мобильник и небрежно опустил его в бочку с водой.
У Юли чуть глаза на лоб не вылезли.
— Что ты творишь? — заверещала она. Подскочила к бочке и, опустив руку в воду, пытаясь нащупать свое имущество.
— Он уже на дне, можешь не стараться. Если только нырять соберешься.
— Я тебя сейчас убью! — прошипела, подступая ко мне, — ты…ты…
Тут в наш разговор решила вмешаться Агриппина. До этого она с интересом наблюдала, за нашей перепалкой, а теперь ей не понравилось, что Юлечка никак не могла подобрать слова. Поэтому она подошла и привычно боднула ее под зад.
Я как истинный джентльмен, распахнул объятия на встречу летящей прямо на меня девушки. Она вцепилась мне в плечи и замерла, вскинув испуганный взгляд.
Ее тело. В моих руках. Сердце сделало кульбит в груди и заколотилось как бешенное. Она здесь рядом. Со мной. И больше ничего не надо.
— Отпусти, — прошептала девушка.
— Не могу, — тоже шепотом, потому что голос сорвался.
— Отпусти меня, пожалуйста! — девушка уперлась руками мне в грудь. Я только сильнее к себе прижал, не желая отпускать. Она пискнула как-то испуганно, тихо, по-детски, и в голубых глазах сверкнули слезы.
Делать нечего, пришлось разжать руки. Юля оттолкнула меня и убежала в дом, а потом и вовсе закрылась в своей комнате.
Вот и поговорили.
И снова я здесь. В этом доме. В этой комнате.
Здесь все по-прежнему. Свалка барахла в углу, покосившийся шифоньер, вонючий плед на диване с отломанными ножками. Все то же самое, что и раньше. Или нет? Я не знаю.
Паша меня не трогал до самого вечера. И лишь когда на часах высветилось восемнадцать ноль-ноль, он тихо постучал в дверь.
— Чего тебе? — откликнулась неласково.
— Открой.
— Не открою!
— Пойдем ужинать. Я картошку потушил. Чай заварил.