Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер
Шрифт:
Волович оттолкнул его животом и с трудным полупоклоном пропустил вперёд Вяземскую, на которую он только и смотрел, теперь — «с задней полусферы», как лётчики говорят, справедливо полагая, что Вадим Ляхов и так никуда не денется.
«Зачем он её привёл?» — свободной от грешных мыслей частью сознания пытался просчитать Михаил, потому что мозги всю жизнь использовал по прямому назначению, и обозвать его можно было почти любым полупочтенным словом русского языка, только не «дураком», в том смысле, что он всегда поступал «адекватно складывающейся обстановке», но при условии, если это было выгодно лично ему. В «узком» или «широком» смысле этого слова — неважно.
Вот и сейчас Волович
Вадим же явно не из тех, и девица (тем более — «с другой стороны шарика», американка то есть) ему нужна с какой-то весьма утилитарной целью. Да и об эпатаже, если на то пошло, у Ляхова должно быть своё, тоже нестандартное представление.
Волович отдавал Фёсту должное, без особых комплексов признавая его превосходство в очень многих вопросах.
Они прошли мимо бара, в котором тянули пиво несколько «офисных мальчиков» из ближайших контор, оставили справа гостеприимно распахнутую дверь в двухсветный [53] общий зал, углубились в узкий извилистый коридор с полом, затянутым шинельным сукном. Приученный к современной архитектуре Фёст, оказываясь в старинных зданиях, никак не мог понять идей и принципов тогдашней планировки. Вадим отметил, что и бармен, и двое стоявших у входа в зал официантов поприветствовали Воловича жестами, изобразив на лицах крайнее радушие, но не подошли и ничего не спросили.
53
Двухсветный (двусветный) — зал или иное помещение, имеющее два ряда окон, один над другим. Обычно верхние меньше размером и другой формы.
Сильнее запахло кухней. Причём — хорошей.
За очередным поворотом Волович толкнул одну из неприметных дверей, и они вошли в небольшой, всего на два четырёхместных столика, кабинет, или «банкетный зал». Один столик уже сервирован, как для светского приёма, «на шесть хрусталей» [54] . Да и в остальном зальчик оформлен весьма недурно, как бы с намёком, что и советские времена кончились, и «лихие девяностые». Пора понемногу к «нормальной жизни» привыкать.
54
«Шесть хрусталей» — вид сервировки стола, когда к прибору выставляется шесть бокалов, фужеров и рюмок (однотипных) для разных напитков.
— Молодец, Миша, — сказал Ляхов, не выразив никакого удивления. В телефонном разговоре речь шла насчёт посидеть в пивной или журналистском баре на первом этаже офиса. А тут вдруг такое. Неужто репортёр приличный гонорар получил? Ну-ну. Он уселся в полукресло лицом к двери и предоставил Воловичу поухаживать за дамой. — Угадал моё настроение. Или ровно настолько себя передо мной в долгу чувствуешь?
Волович успел предложить Людмиле место напротив себя, чтобы постоянно видеть её лицо, а также отражение фигуры в сплошном, от потолка до пола, зеркале.
Скрытые за драпировками динамики воспроизводили
щемящие и волнующие мелодии шестидесятых годов в исполнении Фаусто Папетти.— Умели тогда музыку делать, — сказала Вяземская. — У нас немного не такая, но тоже для души, не то что сейчас.
Волович на это «у нас» не обратил внимания, отвлечённый вопросом Фёста:
— С прослушкой тут нормально?
— Чисто, — прижал пухлые руки к груди Михаил. — Здесь такие гости бывают, что за подобные шуточки можно огрести по полной. Да и техника теперь у всех, сканеры, глушилки…
— Вот и хорошо. Теперь выключи свой диктофон и положи на стол. А то у Люды с собой такая «техника», что от аппаратика оплавленный корпус тебе на память останется и ожоги, требующие стационарного лечения.
Волович торопливо вынул из нагрудного кармана диктофон.
— Всё, что нужно и можно записать, я тебе продиктую, а два часа бессвязного разговора всё равно правильно не расшифруешь. Сапёр сколько раз в жизни ошибается? — вдруг спросил Фёст.
— Один, — удивился Михаил.
— Неправильно. Два. Первый раз — когда решает идти в сапёры. Журналист — то же самое.
— Ты меня даме представлять будешь? — ушёл от темы Волович.
— Непременно, хотя в данный момент это не столько дама, как мой куратор, а то и «ревизор с чрезвычайными полномочиями из самого Петербурга», то есть, конечно, из Сан-Франциско…
Людмила сделала протестующий жест.
— Чудно, чудно! Не из Сан-Франциско. Из Моршанска… Впрочем, пожарной охраны, которую я в настоящий момент представляю, это не касается.
Волович вежливо хихикнул, а Людмила не поняла, книгу почти столетней давности, да ещё и из чужой реальности, ей прочесть пока не пришлось, но всё равно решила, что раз это говорит Вадим, значит, особый смысл в его словах есть.
Ляхов тем временем продолжил представлять Вяземскую, может быть, даже чересчур подробно. Словно собирался её Михаилу в секретарши рекомендовать.
«А чёрт его знает, вдруг да именно так? — подумал тот. — С него станется надсмотрщика ко мне приставить. Вот только зачем?»
— Так вы и в Парагвае жили?! И именем вашего прадеда улица названа! Изумительно. Теперь в Россию вернулись, чего ваши предки раньше и предположить не могли. Через Америку! Можно сказать — мистическим путём и с мистическими целями, раз в одной организации с Вадимом работаете. Да об том роман написать можно, я ведь не только журналист, я литератор по преимуществу… Займёмся? Гонорар пополам, а я гонорары выбивать умею. Сразу на русском, английском…
— И парагвайском издадите. Отставить, Миша, — чуть-чуть сыграл голосом Ляхов. — Все вопросы практического характера — только ко мне. Люда пока просто изучает русскую жизнь. И ещё не усвоила, что у нас в некоторых местах снимать «изолирующий противогаз» смертельно опасно.
— Это ты о чём? — насторожился Волович.
— Что у нас атмосфера психологически ядовитая, как ты сам неоднократно писал в своих эссе. Вроде как в Чернобыле. И юная девушка, патриархально воспитанная, пока воспринимает страну предков как некую антитезу возлюбленной тобою Америки. Мой долг — не дать ей разочароваться. Я понятно выразился?
— А то она сама не увидит, что здесь на самом деле творится, — скривил губы журналист.
Они говорили так, словно Людмилы рядом вообще не было, хотя Волович то и дело посматривал на её отражение в зеркале и никак не мог сообразить, зачем она пришла на встречу в коротких, обтрёпанных по низу шортах и то и дело приоткрывающей голое тело майке. Впрочем, о посещении ресторана разговора ведь не было, это Михаил в последний момент решил.
— Если человека целенаправленно не прессовать, то он увидит именно то, что настроен увидеть, а не то, что ему будут навязывать. Но мы отвлеклись. Надеюсь, помнишь наш предыдущий разговор?