Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

— Ты видишь, — говорил Мятлев, как бы дирижируя собственными умозаключениями дымящейся сигарой, — работать всерьёз у нас уже нельзя. Как нельзя плавать в рассохшейся бочке. «Протечки» везде капитальные, да и неудивительно, болтают все, кому не лень, что ни попадя на каждом углу. И про наши контакты с той Россией уже небось половина Москвы знает.

Насчёт половины Москвы он фигурально выразился, в том же смысле, как «на премьере такого-то» была «вся Москва». То есть человек сто достаточно известных людей.

— Ты куда газеты дел, что отсюда прихватил? — спросил генерал.

— Да по-разному. Что-то дома лежит, часть Генрих взял…

— И на работу носил?

— Может, и носил, но специально никому не показывал, это точно…

— А специально и не нужно. Мельком кто-то случайно просмотрел, и если голова на месте, тут же и задумался.

— Над чем? — удивился Анатолий. — Кто в такое поверит?

— Один не поверит и бросит, второй не поверит, но станет соображать, кому и для чего такая фальшивка потребовалась. А совсем третий отнесёт в экспертно-криминалистический отдел и через час узнает, что такая бумага ни в России, ни в Финляндии, скажем, не выпускается, типографская краска тоже не современной рецептуры, фотоиллюстрации изготовлены на несуществующем в природе оборудовании… Мало вы с Генрихом книжек читали, ин-тел-ли-генты?

— И что?

— А то, что имеем. Людмила тебе позвонила, и уже через полчаса вы имели плотный хвост и взвод ОМОНа в полной готовности. Тебя могли и шлёпнуть «шальной» пулей для накала драматизма, а с ней бы занимались долго и тщательно. Не хуже, чем она с этим Рейнгольдом.

— Нет, — тряхнула пышной причёской Вяземская, которая как раз в этот момент вошла в кабинет. — Я бы им полквартала выжгла, но ушла…

— Если б с крыши из снайперки усыпляющей пулей не приложили, — спокойно ответил Мятлев. — Так что там слышно, когда на прибытие Вадима можно рассчитывать? Вы бы, пока он появится, переоделись, для рыбалки или похода за грибами. В ближайшее время кофе-парти нам определённо не светит. Телефон городской, чтобы туда позвонить, — какой?

Он внезапно испытал прилив если не энергии, то двигательной активности. Сидеть на месте и просто ждать, перекидываясь необязательными фразами, показалось просто невыносимым. Чёрт возьми, он ведь не собирается сдаваться. Есть и у него возможности активно вмешаться в чужие игры. Другое дело, что помимо «аппаратных правил» — по-партизански. Так это и здорово. «Волки знают — нельзя за флажки!», а волк-нонконформист об этом забыл.

Наполеон тоже отчего-то был искренне уверен, что как только он войдёт в Москву, сидящий в семистах верстах в Петербурге Александр возьмёт и капитулирует. И Гитлер через сто двадцать лет поддался уже доказавшей свою несостоятельность иллюзии.

Журналист указал на аппарат, по которому недавно говорил с Президентом, и добавил:

— Вот же техника, никак до чувств не доходит. Чтоб по обычному проводу — в другую реальность.

Людмила не стала пояснять, что телефон самый обычный, просто провод от него протянут в ту половину, что входит «на другую сторону», но и «коммутатор» специальный, под себя всю проводную сеть преобразующий.

— Ничуть не удивительнее, чем трансатлантический кабель позапрошлого века, — махнул рукой Мятлев. Ему было не до парадоксов пространства-времени. Он начал поднимать по тревоге стопроцентно верных ему людей, немногочисленных, но кое на что ещё способных. Жаль, что никто из них не обладал уровнем, чтобы сразу, без согласований и постановлений, начать аресты упомянутых Рейнгольдом лиц. И никто в стране, минуя суд, таким правом не обладал, кроме тех, кто законы мирного времени считал для себя недействительными.

Покуда девушки меняли платья на камуфляжи и высокие ботинки, собирали в рюкзаки нужное снаряжение: своё и кое-какое из имевшегося в квартире (Фёст ещё в первый день продемонстрировал припасённый Шульгиным и Новиковым в далёком двадцатом году арсенал), в прихожей возникли Фёст с Секондом. Мятлев встретил Ляхова-первого как родного, да и со вторым и он, и Журналист были уже знакомы.

Генерал изложил свои планы. Ему с опытными полковниками тоже было проще, чем с девушками.

— Сейчас машина подойдёт, и двинем к Президенту на дачу, — сказал он, как о деле решённом.

Леонид уже так адаптировался к обстановке, что возможность просто пройти ко второму выходу из квартиры и очутиться в иной реальности воспринималась им как вполне естественная. — У вас как с оружием?

— Неограниченно, — усмехнулся Фёст. — Автоматы, гранаты, пистолеты и кое-что ещё. Ядерную войну в Москве устраивать не станем, но на несколько танков и прочие мелочи хватит. А ты уверен, что машина подойдёт именно твоя и отвезёт, куда надо нам, а не кому-то ещё? Наверное, мне лучше свою взять, понеприметнее будет.

— Да ты уж слишком. Не могут же вообще все секретные телефоны моих людей прослушиваться?

— Теоретически — да, но есть основания подозревать, что игра сейчас пошла не на вашем уровне и не по вашим правилам. Когда снаряды начинают рваться в расположении и бомбы сыплются — выяснять такие вещи становится поздновато, — без улыбки ответил Секонд.

— Моих сотрудников будет сопровождать ещё одна машина, с людьми, о которых в Министерстве вообще никто ничего не знает, — сказал Мятлев.

— Опасное заблуждение, — сказал Фёст. — Я всё время вспоминаю «Снег и туман» [41] . Операция прошла крайне успешно, как мы посчитали, но и там не удалось выяснить, кто же был подлинными руководителями акции, не говоря о заказчике. Концы были зачищены безупречно, до блеска. Здесь, думаю, та же история. Главный паук сидит просто на другой паутине, наблюдает со стороны и посмеивается. Иногда я его себе даже представляю — этакий умильный старичок, с незапамятных времен работающий, скажем, гардеробщиком или буфетчиком, хоть в Кремле, хоть в Охотном Ряду. Всё знает и всем ворочает, а министры и вице-премьеры ни сном ни духом не ведают, чьи они команды выполняют. И при Хрущёве он там работал, и при Брежневе, при всех прочих тоже. Этих тоже переживёт…

41

См. роман «Хлопок одной ладонью».

— Фантастика, — быстро ответил генерал, но именно, что слишком быстро ответил.

— Не ручаюсь, что так оно и есть на самом деле, — согласился Секонд, — только уж никак не фантастика. Чем мы сейчас все занимаемся, с точки зрения здравого смысла? А Сильвия чем занималась полтораста лет? Это очень для нас удачный был бы вариант, если ещё кто-то из аггрианских «потерявшихся агентов», вроде Лихарева, из какой-нибудь межвременной щели вылез и снова принялся «поезда взрывать». Это просто подарок судьбы нам бы был, в сравнении с иными воображаемыми вариантами. Но не стоит обольщаться…

— Давай опять Воронцову доложим, эсхатология [42] — компетенция Совета «Братства», нам не по чину, — предложил Фёст. — Я всё равно с ним связаться хотел, просто сообщить, чтобы в случае чего знал, где нас искать. Ну а раз так…

— Давай. Ты, Леонид, перезвони своим, пусть машина группы поддержки нас где-нибудь за МКАДом на Ленинградке ждёт, а мы туда тишком доберёмся. Или — новое задание поставим. Да, кстати, Люда, ты вашего пленника усыпи примерно на сутки, вернёмся — придумаем, что с ним дальше делать.

42

Эсхатология — учение о конечных судьбах мира и человека. Различается индивидуальная Э. — учение о загробных судьбах единичной человеческой души, и всемирная Э. — о цели космоса и истории. В данном случае Фёст имеет в виду, что Воронцов как член Комитета защиты реальности должен знать, не приведёт ли их вмешательство в текущие события к общей катастрофе.