Не буди во мне зверя
Шрифт:
«Значит, сам он этого сделать не может», — поняла я, и что-то вроде крохотной надежды засветилось в моей душе.
Раздался новый взрыв, значительно сильнее первого, потом еще один, а через минуту они уже звучали без перерыва и превратились в настоящую канонаду.
А потом к ним добавились автоматные очереди.
Мое заторможенное сознание тут же вернуло себе былую прыть, и мысли понеслись, опережая друг друга.
«Что это может означать? Бомбардировку? Начало мировой войны? Нападение неизвестных мне врагов Губошлепа? Почему он так
Прекратив уговоры, Губошлеп теперь колотил в дверь чем-то тяжелым, но та даже не вздрагивала при этом.
«Если эти взрывы так или иначе угрожают существованию центра — если бы это было так! — то почему он, вместо того чтобы защищать свое хозяйство с оружием в руках, всеми правдами и неправдами пытается попасть в кабинет?
Чтобы расправиться со мной? Бред. Если это действительно серьезно, то ему сейчас совсем не до меня.
Так что ему тут нужно? Оружие? Секретные документы?»
Мысли скакали как сумасшедшие.
Я понимала только одно: что бы это ни было, нужно сделать все, чтобы он не достиг желаемого, то есть не смог проникнуть ко мне. И я стала баррикадировать дверь с помощью дивана и всей имеющейся в комнате мебели.
В пылу этой работы я и не заметила, когда Губошлеп перестал стучать в дверь, а те гораздо более громкие звуки, которые я еще некоторое время принимала за его удары, оказались выстрелами. Теперь они звучали в коридоре.
Я замерла у двери и затаила дыхание.
Следом за выстрелами до меня донеслись звуки отрывистых команд, звон стекла, истерические женские вопли.
Судя по всему — там шел настоящий бой, а я сидела, замурованная в четырех стенах, не имея права даже выглянуть наружу и теряясь в догадках, что это за неожиданная война и какие силы принимают в ней участие.
Сердце работало у меня, как двигатель внутреннего сгорания, и я чувствовала, как кровь толчками поступает в мои жилы при каждом его ударе.
Я не могла усидеть на месте и металась по комнате, как зверь в клетке.
Проходя там, где еще несколько минут назад стоял диван, я обо что-то споткнулась и растянулась на полу, больно ударившись коленкой.
Чертыхнувшись, я собиралась встать, и только тут поняла, что явилось причиной моего падения. Это была ручка погреба. Во всяком случае, в первую минуту я так подумала.
И тут неожиданная мысль озарила меня: «А не здесь ли находится причина, по которой так хотел попасть сюда Губошлеп? Что же он хранит в этом подвале, что для него важнее собственной безопасности?»
Почему-то мысль о подземном ходе не пришла мне в голову, поэтому когда я поняла, что это на самом деле подземный ход, то это явилось для меня полной неожиданностью.
Я спустилась по ведущей вниз бетонной лестнице и попала в довольно просторный коридор. Света в коридоре не было, и поначалу я приняла его за подвал. Но почувствовав легкий сквозняк, поняла, что коридор не заканчивается тупиком.
А это означало для меня только одно: этот путь мог вести на свободу. И кем бы ни были напавшие
на центр — теперь это уже было неважно. Воспользовавшись всеобщей суматохой, я должна была попытаться выбраться за пределы территории центра. Это был шанс.Тот самый единственный шанс, о котором до сих пор я только мечтала.
ГЛАВА 13
Подземный ход оказался значительно длиннее, чем я могла предположить. Наверняка в нем имелось электрическое освещение, но у меня не было ни времени, ни желания искать выключатель. Поэтому я продвигалась на ощупь, и от этого дорога показалась мне в два раза длиннее.
Местами с потолка капала вода и собиралась на полу в довольно глубокие лужи. Из этого факта я сделала вывод, что прохожу под речкой. В одном месте вода доходила мне до колен.
Но какие это были пустяки по сравнению с тем, что с каждой минутой воздух становился все свежее. А когда я увидела тусклый свет в конце тоннеля, то в первый раз в жизни поняла весь грандиозный смысл этого выражения.
Слезы навернулись мне на глаза, и мне захотелось рвануть туда во весь дух, хотя я и не знала, что ожидает меня на выходе из подземелья.
Ведь могло получиться и так, что я попала бы в какое-нибудь еще более секретное отделение центра и там бы уже наверняка нашла свою смерть.
И, выбираясь на поверхность, я сказала себе, что если даже впереди меня ожидает смерть, то надо постараться продать свою жизнь подороже, что лучше умереть свободной…
И еще много всякого такого я наговорила, но когда увидела заход солнца и услышала шум ветра в листве деревьев и плеск воды, то моментально передумала умирать.
И смерть в бою потеряла в моих глазах всякую привлекательность.
Я почувствовала такое желание жить, что любая мысль о смерти уже внушала мне отвращение. Даже о смерти красивой и героической.
Но кроме естественных шорохов леса я услышала и другие звуки, которые хоть и не лишили меня почти сумасшедшего восторга, но все-таки заставили вернуться к реальности.
Там, за рекой продолжался бой. И автоматные очереди вносили тревожную ноту в идиллию осеннего вечера.
И здравый смысл подсказывал мне, что чем быстрее я удалюсь на максимальное расстояние от этих мест, тем больше у меня шансов остаться в живых.
Мне срочно нужно было добраться до ближайшего населенного пункта.
«Неважно какого, — размышляла я. — А там уже можно будет действовать по обстоятельствам».
Вспоминая сейчас ту ночь, я сама себе удивляюсь. Я же понятия не имела, где нахожусь, хотя бы приблизительно. В туфлях на высоком каблуке, без денег и документов, посреди леса, в полной темноте…
При этом я совершенно точно помню свои ощущения. Я была уверена, что все плохое уже позади, и совершенно не волновалась ни по одному из этих поводов. Наверное, я была в шоке.
И я отправилась напрямик через лесную чащу, ломая каблуки и царапая в кровь лицо и руки.