Не будите Гаурдака

Волшебник украдкой вздохнул и снова прикрыл глаза.

— Не настоящие, Селим-ага, — несколько запоздало ответил он на вопрос Охотника. — Оптико-аудио-тактильная иллюзия первой категории. Период полураспада — семь часов.

— А как живые… — Охотник отреагировал только на первую часть, и пропустил мимо ушей все остальное во имя сохранения ментального здоровья.

— А сколько мне времени потребовалось, чтобы совершенствоваться в этом заклинании до такой степени! — не вникая в подробности усвоения материала слушателем, горделиво прошептал чародей. — Целый семестр и одна неделя!

— А мне бассейн больше понравился, — заговорщицким шепотом сообщила принцесса. — Все эти руины стеллийских храмов на дне, затонувшие корабли, пиратские сокровища, вывалившиеся из сундуков, разноцветные рыбки, камушки, кораллы… Это ведь тоже все не настоящее, Абу?

— Это моя курсовая на втором курсе… — самодовольно пробормотал маг, сделал округлый жест рукой в воздухе, выдохнул с облегчением и открыл глаза. — Всё, теперь полный порядок. Точка твердости алмазов зафиксирована.

— То есть, в ближайшие семь часов люди в гареме найдут себе занятие поинтереснее поиска пропавшей наложницы? — уточнила Серафима.

— Совершенно верно, уважаемая госпожа, — галантно склонил голову маг и, воспользовавшись случаем, будто бы невзначай обернулся и глянул с плохо скрываемым любопытством на обвисшую мешком на плече Селима погруженную в беспамятство Яфью.

Уважаемая госпожа тем временем, сжимая нож, лихорадочно зыркала по сторонам в ожидании продолжения сюрпризов.

Направо и налево от остановившихся в нерешительности у крыльца людей простирались шикарные клумбы. Впереди — открытое пространство: дорога, ведущая к странному подобию площади — вытянутой и прямоугольной, на площади — фонтаны, перемежающиеся скамейками без спинок и редкими тощими деревьями, за которыми не спрятаться — не скрыться…

Строений рядом других, вроде, видно не было.

Вдалеке маячило нечто похожее на стену.

Или нет?..

На таком расстоянии даже для обладателя волшебного кольца предметы сливались в почти сплошное, хоть и многоцветное, пятно, и различить что-то конкретное в этом полуночном тесте Роршаха было практически невозможно.

Где-то вдалеке раздался печальный выкрик ночного стражника со смотровой вышки:

— Послу-у-у-у-у-ушивай!..

И тут же — отзыв с соседней, доказывающий, что напарник его не спит:

— Погля-а-а-а-а-адывай!..

Протяжная перекличка неспешной ночной птицей полетела вокруг дворцовой стены.

Невдалеке зазвенела алебарда, уроненная на камень.

— Все сюда, — решительно скомандовала Сенька, проворно свернула с дорожки, ведущей к только что покинутому ими заднему крыльцу калифского женщинохранилища, нырнула в узкое, выложенное длинными плитами пространство между роскошной клумбой и стеной, и распласталась на земле.

Маленький отряд незамедлительно последовал примеру лидера и замер.

И вовремя.

Мимо них, мимо черного хода гарема, мимо невообразимо пышных, как на картине художника, никогда не видевшего розовые кусты, клумб, неспешно прошагали пятеро стражников, возглавляемые толстым, крайне недовольного вида человеком в чалме из кольчуги — уже знакомым им сотником Хабибуллой.

— Уф-ф-ф-ф… пронесло… — с дрожью в голосе выдохнул Селим, когда коллеги его, на прощанье окинув суровыми взглядами погруженные во мрак и сон окрестности, завернули за угол.

— Они не вернутся? — взволнованно, не громче мышиного писка, шепнула Эссельте.

— Не думаю, о восхитительная гурия дальних земель, — уверенно отозвался Охотник. — Они пошли дальше. Это люди героические, в глазах их светится подвиг, и сей скучный своей обыденностью клочок стены и клумбы им неинтересен. Я бы — не вернулся.

На всякий случай беглецы посидели в своем убежище, прислушиваясь к ночным звукам, еще минут пять, но охрана и впрямь, похоже, нашла себе занятие поинтереснее и попроще, нежели обшаривание колючих кустов, число которых по всей вверенной им территории если и было не миллион, то вплотную к этой цифре приближалось.

Убедившись, что непосредственная опасность миновала, они немного успокоились, приняли сидячее положение, прижимаясь спинами к теплому еще от дневной жары камню гарема под узкими, забранными затейливой кованой решеткой окнами, и настороженно закрутили головами.

Как любил говаривать Граненыч, в таких случаях лучше перебдить, чем недобдить.

— Ближайшая калитка — там, — сориентировавшись на местности, уверенно ткнул пальцем старый стражник точно вперед. — В конце аллеи Ста фонтанов. На ночь она закрывается на замок, и караул снимают.

— Замок простой, амбарный? — деловито уточнила Сенька.

— Амбарный, о быстрая и догадливая пэри, — не без удивления подтвердил Селим. — Но дерево, из которого сделана калитка, очень прочное, железные полосы, пересекающие ее, надежны, как твердь земная, а ключ от замка всегда находится на поясе у сотника — командира ночного караула.

— Не возражаю, — пренебрежительно хмыкнула царевна, ловким движением руки вытянула из остатков прически Эссельте шпильку, воткнула себе в волосы и подмигнула опешившей гвентянке. — Вас это беспокоить не должно.

— Но почему? — уперся в непонимании юный чародей, никогда в своей короткой, образцово-показательной жизни образцово-показательного ученика и трудящегося сферы магического обслуживания населения еще не встречавший царских дочек, вскрывающих чужими шпильками амбарные замки и тырящих мелочь по карманам.

— Потому что это моя проблема, — таким скучным голосом ответила Серафима, что теперь даже Абуджалиль прозорливо понял, что дальнейшие расспросы дадут информации не больше, чем сейчас, и примолк.

— А там точно ночью нет караула, Селим? — нервно поежилась в ночной прохладе принцесса, напряженно прислушиваясь к отдаленным и смутным звукам дворца — не то удары топора рано вставшего кухонного работника, не то усилия строителей по ремонту так и не увиденного ими зимнего дворца, не то дружный марш подкованных сапог по выложенным мрамором плитам дорожек. — Даже… сегодня?

— Не должно быть, о прелестная гурия, — всё так же упрямо мотнул головой Охотник, но чуткое ухо Серафимы уловило легкую тень сомнения, черной тучей набежавшего на его доселе неприступное и непоколебимое «нет».