Не будите Гаурдака

Олаф, в понятии которого «пир для носа», тем более, «упоительный», до сих пор ассоциировался исключительно с «мордой в салат», задумчиво заморгал, представляя предложенное купцом меню, и размышляя, не заглянуть ли и в самом деле туда, и не прикупить ли чего-нибудь любимой богине в качестве сувенира.

Сенька на такие изыски времени терять не стала.

— Нам не товар — нам сама хозяйка нужна, — вытянула она шею в сторону купчины справа, высунувшегося из своей лавки подобно кукушке из часов. — Не знаешь, где ее найти сейчас?

— А-а, Муфида-апа… — разочарованно протянул коммерсант, и голос его теперь был нормальным, человеческим, хоть и несколько подкисшим. — Она дома, на втором этаже. Только она никому не открывает, и никого не принимает.

— Уже скоро неделю, — добавил негоциант напротив.

— Так что, если всё же надумаете что-нибудь купить… — спохватился торговец слева.

— То идите ко мне — не пожалеете! — дружно, хоть и не очень стройно грянул сводный хор сулейманских бизнесменов.

— Понятно, — отряг невозмутимо взял приглашение на заметку.

— А почему она никого не принимает? — раскрыла удивленно очи Серафима.

— Не нашего и не вашего просвещенного ума дело… — уклончиво поиграл бровями купец слева и спрятался в свою лавку как моллюск-домосед.

Трое разведчиков переглянулись.

Прочитав на физиономии Олафа курс действий, предполагаемый им теперь единственно верным, Сенька поспешила опередить его.

— Эй, хозяйка, открывай, гости пришли!!! — затарабанила она кулаком в филенчатую желтую дверь, обитую полосами красной меди. — Не пускать гостей в такой день — плохая примета!

— К чему? — не понял Селим.

— К выпадению дверей, — подмигнула ему царевна, и продолжила барабанить с новым усердием.

— Пусти, я хоть раз стукну! — попросил невинно Олаф.

— Еще рано, — остановила его Сенька, и подключила к процессу усиленный носорожьей шкурой носок эксклюзивного дар-эс-салямского сапога. — Откройте, пожалуйста! Муфида-апа! Нам нужно поговорить!

В занавешенном тяжелыми бордовыми портьерами окне на втором этаже мелькнуло и укрылось за складками бледное худое лицо хозяйки.

— Если тебе не открывают, значит, ты неправильно стучишься, — нетерпеливо повел плечами шириной с полтора дверных проема конунг.

Серафима исподтишка стрельнула глазами в сторону притаившейся наверху торговки кообами, злобно сверлившей их черным глазом, перестала пинаться, развела руками, и громко проговорила:

— Какая жалость! Наверное, она глухая и не слышит! Олаф, постучи, пожалуйста, минут пять, да погромче, хорошо? Ведь не можем же мы уйти просто так! Селим, давай перейдем на ту сторону!

— Зачем?

— А вдруг вместе с дверью отвалится и стена?

Охотник, не колеблясь ни секунды, поспешил исполнить рекомендацию.

Царевна последовала за ним, сделала втихаря жест стражнику «делай как я», прижалась к стене дома напротив, не спуская тайного взгляда из-под ресниц с засады старухи, демонстративно закрыла голову руками, присела…

— Стучи, можно!

Огромный воин радостно ухмыльнулся, старательно закатал рукава, примерился, и нанес первый удар.

Стена содрогнулась.

Если бы бедная дверь была боксером, в беспамятстве она пролежала бы до завтрашнего дня.

Еще один удар — и готовый материал для растопки печи лег бы на пороге лавки Муфиды-апы…

Но нервы хозяйки не выдержали первыми.

— Да слышу я, слышу!!!.. — перекрывая жалобный треск нокаутируемого дерева, донесся из-за шторы ожесточенный выкрик. — Иду уже!!! Забодай тебя ифрит…

Через полминуты ожидания изнутри послышался скрежет и стук засова, вынимаемого из скоб и устанавливаемого в угол, дверь брюзгливо заскрипела, выдыхая из образовавшихся щелей выколоченную конунгом труху и пыль, и на пороге погруженной в душный полумрак прихожей предстала суровая костистая старуха в черной абе.

— Кого вам надо? — меря непрошенных визитеров неприязненным взором, сухо процедила она.

— Муфида-апа? — вежливо поинтересовалась Серафима.

— Ну, я… Чего вам еще? Лавка закрыта.

— И очень хорошо, — жизнерадостно проговорила царевна. — Значит, нас никто не будет отвлекать, пока мы будем разговаривать!

— Не собираюсь я с вами ни о чем разговаривать! — злобно прошипела лавочница и повернулась уходить.

— И даже о некоем кувшинчике, проданном с месяц назад одной маленькой глупенькой девочке в калифском гареме? — сделала изумленные глазища Сенька.

Старуха отпрянула.

— Не продавала я никому никаких кувшинчиков! Убирайтесь! Пошли вон! Прочь! Прочь!

— Благодарю вас, вы очень любезны, — очаровательно улыбнулась царевна и грудью поперла на амбразуру. — Олаф, Селим, заходите, нас пригласили…

То, что они узнали от торговки благовониями, замкнуло цепь загадочных событий последнего месяца во дворце, и одновременно поставило их перед тяжелым выбором.

Вернее, перед отсутствием такового.

Как упоминал ранее Селим, со смертью старого придворного волшебника от преклонных лет и хронического переедания деликатесов, которыми добрейший Амн-аль-Хасс щедро наделял своих приближенных, во дворце открылась вакансия мага.

Но претендовал на нее, как выяснилось, не только их старый знакомец Абуджалиль, закончивший по направлению от почтенного Сейфутдина ибн Сафира в ВыШиМыШи семилетний курс обучения за пять лет, но и его сверстник — менее удачливый и толковый Казим, добросовестно, но без блеска одолевший программу сулейманского училища техники профессиональной магии за положенную пятилетку.

На знакомство к работодателю, полные надежд, оба они пришли одновременно. Но один из них вышел из кабинета Ахмета Гийядина новым придворным магом, как и ожидал, а другому посоветовали поискать счастья где-нибудь в другом месте.

И этот другой — Казим — посчитал, что отказали ему исключительно потому, что его соперник обучался в престижном вузе за границей страны, а не в обычном, и всего лишь за границей города, как он.

В какой степени он был прав, а в какой — не очень, сейчас по вполне понятной причине выяснить возможным не представлялось, но зато другой факт выяснялся очень легко и просто.