Не будите Гаурдака

— Но… но… — растерялся военный и лихорадочно зашарил вокруг себя глазами в поисках вдохновения.

И нашел его.

— Но тогда вам придется заплатить за дорогу. Вы же не можете отрицать, что рассчитываете воспользоваться нашей дорогой?

— А что в ней такого особенного?

— Она… На территории Багинота она гораздо ровнее, чище и шире, чем за его пределами!

— Ну, и что? Мы обожаем узкие неровные грязные дороги, — холодно пожала плечами царевна.

— Но только по нашей дороге ваши кони могут развить скорость до трехсот километров в час!

— Не могут, — решительно констатировал Олаф. — Ни одна лошадь не может.

— Это уже ваша проблема, — с сожалением развел руками офицер. — А дело нашего королевства — предоставить такие дороги. И мы свою часть сделки выполнили. А второе правило коммерции — «есть услуга — есть оплата»…

— Половина услуги!

— Хорошо, половина. Поэтому двадцать кронеров — с вас. И ни единорогом меньше.

Вздохнув и тоскливо помянув добрым тихим словом капризы лотранской погоды, принудившие их спешиться, Серафима — казначей их маленького экспедиционного корпуса — вытащила из кармана кошелек и, скрепя сердце и скрипя зубами, отсчитала в протянутую руку багинотца двадцать серебряных монет.

С удовлетворенным кивком тот пересчитал их еще раз и аккуратно ссыпал в свой тощий кожаный кошель с тесненной золотой короной.

— Милости прошу в нашу гостеприимную страну! — деловито спрятал он кошелек под плащом и дал знак солдату у шлагбаума поднимать полосатую преграду.

На хмурой физиономии царевны неуловимо промелькнула тень внутренней борьбы, мгновенно начатой и так же моментально проигранной, и тут, как с испугом подумал ее супруг, на Сеньку накатило.

Она соскочила на землю, вцепилась в правую руку офицера и долго энергично трясла, от всей души молотя его при этом по спине, потом принялась в экстазе обнимать его, будто потерянного во младенчестве прадеда.

— Была рада познакомиться с таким бдительным стражем своей границы! Поразительное знание экономики! И философии! И караульного устава! И основ краеведения! Потрясающе! Неописуемо! Умопомрачительно! Офицер, я уверена, как сто философов, что твое следующее звание — генерал! Да что там генерал — маршал! Или нет! Подымай выше! Фельдмаршальское звание по тебе плачет! Орел! Сокол! Беркут! Стервятник!..

Через три минуты кавалькада отъехала от багинотского КПП, не развив, несмотря на все старания воспользоваться оплаченной услугой, и пятнадцатой части от расчетной скорости дорожного полотна.

Слегка оглушенный и более чем слегка ошарашенный, провожал их долгим изумленным взглядом до самого поворота озадаченный начальник караула.

Из сторожки доносились прерывистые всхлипы и вздохи огорчившегося, похоже, не на шутку мастера Гюнтера.

Когда КПП Багинотской пограничной заставы скрылось из вида за очередной россыпью обветренных валунов величиной с дом, дорога быстро пошла вниз, и спустя несколько минут полилась ровной булыжной лентой по долине обетованной.

Главный город таинственно появившегося на карте и лице Белого Света королевства был виден еще с третьего от перевала поворота, и с каждым виражом багинотского суперхайвэя становился всё ближе, различимее и ординарнее. Если бы кто-нибудь под страхом отъема вторых двадцати кронеров потребовал сходу назвать десять отличий Багинота от Бюргербрюге, путники сразу отдали бы деньги. Первым и единственным бросающимся в глаза различием были бы строительные леса, опутавшие дома. Целый лес лесов, если быть точным.

Иванушка оторвал задумчивый взгляд от страдающего тяжелой формой строительной лихорадки Багинота, снова развернул карту и еще раз, повнимательнее, всмотрелся в то ее место, которое они намеревались посетить сейчас вживую.

— Карте всего сто тринадцать лет. И сто тринадцать лет назад никакого Багинота тут не было. Ни города, ни страны, — спустя минуту пристального изучения объявил он в пространство, отчего-то старательно не глядя на супругу. — Деревня, которая тут обозначена, называется Бараньи Надавыши. Интересно, что это такое?..

Но вариантов ответа и на этот вопрос из области географии свежеиспеченного королевства не было, и лукоморец, бережно засунув старый пергамент обратно в его тубус, уныло ссутулился и продолжил путь в невеселом молчании и тревожных размышлениях.

Едва кавалькада спустилась с гор, как почти сразу их встретили маленькие фермы, а потом и городские дома, среди которых затерялись восемьдесят восемь постоялых дворов, ни на одном которых усталым путникам нельзя было отдохнуть, пополнить припасы, сменить или подковать лошадей, и даже купить, отремонтировать и снова продать возы.

Но если нельзя, но очень хочется, значит, можно, изрек когда-то неизвестный мудрец. И путешественники сейчас, ничтоже сумняшеся, намеревались поступить именно так.

Счастливый конец?

Не совсем.

И не для всех.

Иванушка осторожно вдохнул, потом так же тихонько выдохнул, собрал смелость и волю в кулак, и с холодящим ожиданием катастрофы искоса глянул на угрюмо притихшую справа от него супругу.

Необратимых изменений и патологий внешне, вроде бы, не наблюдалось.

Пока?

Или всё загнано вовнутрь?

Ох, спаси-упаси…

Может, попробовать с ней заговорить? Всё равно ведь рано или поздно придется…

Удары судьбы надо принимать стойко.

По мере возможностей.

И, с замирание сердца и дрожью в голосе, царевич негромко позвал:

— С-сеня?.. Сеня?.. А, Сень?.. Как ты себя чувствуешь, солнышко?.. У тебя… ничего… не болит?.. Может… тебе чего-нибудь… хочется?..

— На провокационные вопросы не отвечаю, — невольно ухмыльнулась и хмыкнула царевна.

Абсолютно нормально.

— Это я про «чего-нибудь хочется», — уточнила она. — А насчет остального… Четыре часа — полет нормальный. Тем более что скоро приземление. А что?

— Нет, ничего… — смешался Иванушка, шумно выдохнул и порозовел от облегчения. — Просто… ты так… неожиданно себя повела… там, на перевале…

— В смысле? — настороженно прищурилась Серафима.

— Ну… Обниматься полезла с этим…

Теперь, когда выяснилось, что любимая жена его была в здравом уме и твердой памяти, события последних пятнадцати минут приобретали совсем иную окраску и значение.