Не было бы счастья

– Постойте… Снежный человек живет возле омута… Значит, Лиза, ты сказала мне правду, - Влад засновал между креслами и кадками с розовыми кустами.
– Ты говорила еще об утопшем Мустафе и о скелетах, вываливающихся из шкафов. А я тебе не поверил, думал, бред обиженной барышни. Что за истории с Мустафой и скелетами? Кто-нибудь может рассказать?

– Мустафа-татарин у Эммы Францевны конюхом работал, - пояснил дядя Осип.
– И поработал-то всего ничего, и пропал. Его шапку и ватник за мостом нашли. Мы с отцом Митрофанием баграми в том месте шарили, но тела не обнаружили. Загадочная история… А про скелеты в шкафу я ничего не знаю.

– Скелет из тайника в ореховом шкафу, который стоит в малой гостиной, я обнаружила. Он на меня упал, - сказала я голосом Красной Шапочки.
– Батюшке срочно понадобился граммофон, и мы с Глашей спрятали останки под кровать в спальне Эммы Францевны. Все обернулись в сторону Глаши. Она дремала в кресле, прижав к груди пустой стакан.

– Глаша, - тронул ее за плечо Аркадий Борисович.
– Что вам известно о скелете из орехового шкафа? Домоправительница подслеповато похлопала глазами и поерзала в кресле.
– Не знаю я ничего. Мое дело маленькое, что сказали, то и делаю.
– А что Эмма Францевна говорила про скелет?
– Она попросила от него избавиться, чтобы не впутывать сюда милицию и общественность. Страдалец еще с незапамятных времен в тайнике шифоньера стоял, весь истлел. Мы к этому касательства не имеем. Барыня велела Галицкому закопать его где-нибудь. Он и закопал, а я ничего не знаю и не ведаю, - она поудобнее устроилась в кресле и прикрыла глаза.

– А где Галицкий?
– удивился дядя Осип.
– Я его уже который день не вижу, и на похоронах его не было.

Ему никто не ответил.

– Глаша, подождите не засыпайте, - сказал Федор.
– Вы знаете, где Галицкий закопал скелет?

– Кажется, в ореховой роще, за полянкой с незабудками.

– А кто его выкопал и куда дел?

– Да-к, кто ж выкопал?! Божий человек, больше некому. Он там хозяин. Он его, скорей всего, к себе в омут пристроил, чтоб под рукой был… - и она засопела, нахохлившись, как воробей.

– Что-то мне не хочется в гости к этому Божьему человеку, передернулась Ариадна.
– Вдруг надумает и нас в омут пристроить, чтоб под рукой были.

– От золота одни неприятности, желтый дьявол. Тьфу!
– сплюнул дядя Осип.
– Надеюсь, мы никогда не узнаем, где тот клад лежит.
– Дядя Осип, Вы рассказали Эмме Францевне о самородках?
– осмелилась спросить я.
– Нет, деточка, не успел.
– Я подумала, может быть, Эмма Францевна узнала про клад и хотела уточнить что-то. Вот и спускалась по боковой лестнице в направлении вашей комнаты.
– Что ж теперь гадать… - А вот, интересно, как по нашему новому законодательству, кому принадлежит клад, найденный на приватизированной земле? Кто-нибудь в курсе?
– спросил Влад, и перебил сам себя: - И вообще, что будет с имением? Кому отойдет наследство?
– Да, что ж тут гадать, - опять хихикнула, проснувшись, Глаша. Известно кому… Елизавете Петровне… А Вы, Федор Федорович, не промах, богатую невесту отхватили. Все повернули головы в мою сторону. Я забилась Федору под руку и приготовилась заплакать.
– Откуда Вы знаете, Глаша?
– спросил мой защитник.
– В завещании все точно указано. Мы с Осипом самолично его подписали, аккурат в ту самую ночь, когда Эмма Францевна преставилась.
– В котором часу вы его подписали?
– взволновался Федор.
– Ну, мы после кофия прибрали все. Гости сели играть в карты. А Эмма Францевна к себе направилась. Тут она мне и велела с Осипом подойти минут через тридцать. Мы в малую гостиную пришли, было самое начало двенадцатого. Барыня нам бумагу показала, все подписи и поставили. Эмма Францевна в конверт запечатала и Осипу на хранение отдала. Мы разом посмотрели на дядю Осипа. Тот кивнул в знак согласия.
– Ну, что ж, пожалуй, самое время огласить завещание, - предложил Аркадий Борисович.

Все, кроме меня, выразили одобрение.

Дядя Осип очень быстро вернулся с белым конвертом, запечатанным сургучом. Аркадий Борисович прочистил горло и зачитал документ.

Завещание Эммы Францевны претерпело некоторые изменения с тех пор, как я его видела. Уточнялось, что Елизавете Петровне Климовой отходило имение в Трофимовке вместе со всей обстановкой. Также прибавились имена еще трех наследников: внучатая племянница Полина Александровна Завьяловская получала на память наборную шкатулку для рукоделия, Владу бабушка завещала компьютер, а Федору - лошадь, которая до сих пор обитала в конюшнях Аркадия Борисовича.

Ариадна, услышав, что ей Эмма Францевна оставила коллекцию фермуаров, разрыдалась. Отец Митрофаний трогательно отпаивал ее крепким чаем. Влад хохотал, как сумасшедший, а Федор сидел с вытянутым лицом и повторял одну и ту же фразу: «Вот это женщина!»

Через некоторое время эмоции поутихли, мужчины вновь наполнили свои рюмки марочным коньяком, мы с Ариадной перешли на кофе.

– Интересно, почему Эмма Францевна так поспешила с завещанием? Как будто, предчувствовала свою скорую кончину, - печально вздохнул Аркадий Борисович.

– Мне кажется, что-то такое произошло в тот вечер, отчего она заторопилась, - предположил Федор.
– Владимир, ваш рассказ о партийных деньгах имеет какое-то касательство к Эмме Францевне?

Тот пожевал нижнюю губу.

– После того, как вы с Лизой застали меня в будуаре, было бы глупо отпираться.

– Как вы догадались, что она владеет анонимным счетом?

– Мне сказала Лиза.

Все уставились на меня. Я отрицательно помотала головой, ничего не понимая.

– Ну, как же, Лиза?! Мы познакомились в Бадене, в гостинице, и Эмма Францевна показалась мне забавной старушкой из бывших господ… Полгода спустя я проводил одно журналистское расследование и с удивлением обнаружил, что моя знакомая бабулька - «божий одуванчик» раздает российским предпринимателям кредиты на такие суммы, что даже хваленый Международный Валютный Фонд побледнел бы. И тогда я вспомнил, что ты сказала в тот злополучный вечер в Бадене… Мне неловко говорить об этом, но ты, Лиза, была просто невыносима… Помнишь, ты ворвалась в мой номер, хотя я был… хм-м… не один, исцарапала моей гостье лицо, устроила в комнате настоящий погром, а потом заперлась в ванной и вскрыла себе вены осколком стакана. Мне пришлось взламывать дверь и вызывать скорую помощь. А когда я заматывал тебе руки полотенцем в ожидании доктора, ты плакала, и обещала рассказать, откуда у Эммы Францевны деньги, и раскрыть мне тайну анонимного счета. Я тогда не поверил тебе, думал - очередная ловушка экзальтированной дамочки, и отделался какими-то шутками… Ну, Лиза, не отпирайся!

Влад взял меня за руки и повернул их запястьями к себе. Его брови поползли на лоб. Понятное дело, ведь, никаких шрамов на моих руках не было.

– Как же так?
– поморгал он ресницами.
– Ведь я собственными глазами…

– Влад, скажите, - отвлек его Федор.
– Вы не просили Эмму Францевну спуститься вниз, чтобы обсудить… гм-м… некоторые вопросы, связанные с партийными деньгами?

– Вы хотите спросить, не стал ли я причиной гибели Эммы Францевны? Нет, после кофе мы сразу сели играть, а Эмма Францевна пожелала нам «спокойной ночи» и поднялась к себе. Больше я ее не видел.

– Она погибла между одиннадцатью и двумя часами ночи, - вклинился Аркадий Борисович.
– Все это время преферансисты провели за столом в оранжерее. Никто ни разу не выходил. А если учесть, что Глаша и дядя Осип подписали завещание в начале двенадцатого, то получается, что мы, вчетвером, не можем быть свидетелями несчастного случая.

– Позвольте уточнить, - сказал Федор.
– Мы с Елизаветой Петровной вернулись с прогулки в половине второго ночи и поднялись наверх по боковой лестнице. Эмму Францевну мы не видели. Остается полчаса отпущенного Вами, доктор, времени на ее смерть. В эти полчаса я ничего не слышал, хотя светелка расположена рядом с роковым местом. Согласитесь, падение тела производит какой-никакой шум. И не забудьте о медном подсвечнике, который должен был звякнуть металлом… Дядя Осип, и Вы, Глаша, слышали что-нибудь подозрительное?
– они переглянулись и покачали головами.
– Вы, Ариадна, обратили внимание на лязгающий звук. Но боковая лестница расположена так далеко от оранжереи, что Вы не смогли бы его услышать. Отсюда получается, что Эмма Францевна имела возможность упасть только с парадной лестницы. Вопрос: каким образом ее тело к утру оказалось у бокового входа?

Все молчали, переваривая услышанное.

– А она не могла упасть с одной лестницы и доползти до другой в поисках помощи?
– подала голос Ариадна.

– Нет, - ответил доктор.
– С такими травмами, как у нее, смерть наступает почти мгновенно.

– То есть, кто-то перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую? Но зачем?
– изумилась «Царица египетская».

– Видимо, чтобы обнаружили не сразу, - предположил Влад.
– Но кому это могло понадобиться?

– Очевидно, тому, кто был заинтересован в ее смерти, - усмехнулся отец Митрофаний.
– И я, кажется, знаю, кто это был.

– Кто?
– воскликнули мы хором.
– Тот, кто получает наибольшую выгоду. А кто у нас после оглашения завещания приобретает больше всего? Елизавета Петровна! Все загалдели, я вскочила и собралась убежать, но Федор удержал меня за руку.
– Елизавета Петровна не могла перенести тело Эммы Францевны на другую лестницу, так как мы все время были вместе.
– Вы, Федор Федорович, в Лизу влюблены, посему вам веры нет, поправил очки батюшка.
– Сообщник из вас замечательный получается. Федор хотел ответить резкостью, но тут я подала голос: - Вы ошибаетесь, отец Митрофаний, по завещанию я получаю меньше всех наборную шкатулку для рукоделия. Я - не Лиза, я - Полина. Все опять повскакали, загалдели и долго не могли успокоиться. Даже Глаша пробудилась и по-птичьи водила головой, причитая: «Ой, что делается, ой, что делается». Потом страсти улеглись, все взяли по чашке кофе, и я рассказала в общих чертах о том, как попала в дом Эммы Францевны.
– Вот дурак!
– застонал Влад, обхватив голову руками.
– Обвели меня вокруг пальца, как мальчишку.
– Простите, а где же настоящая Лиза?
– встрепенулся дядя Осип.
– Думаю, Глаша знает. Без ее участия в этом доме ничего не происходит, - предположила я.
– Померла она, померла, сиротинушка.