Не было бы счастья

Все оцепенели.

– Как умерла?
– не поверил Аркадий Борисович.
– От чего?

– Руки на себя наложила, целый флакон моей настойки из корня ландыша выпила. От несчастной любви. Вон к нему, - кивнула она в сторону Влада.

Как по команде, мы развернулись в его сторону.

– Что вы на меня смотрите! Я тут ни при чем. Мы с ней год не виделись!

– Влад, что было в письме к Лизе, которое вы передали через Галицкого?
– нахмурился Федор.

– Я предлагал ей деловую сделку: процент от моего гонорара за то, что она сообщит реквизиты анонимного счета. Это была бы бомба, серия разгромных статей об истории возникновения партийных капиталов, их судьбе и целях, на которые они используются. У меня договор в издательстве уже подписан, сроки поджимают… Теперь - все коту под хвост.

– Где похоронили Лизу?
– поинтересовался дядя Осип.

– За церковной оградой, как самоубийцу. В орешнике, у полянки с незабудками. Да только Божий человек и ее выкопал, да в омут спустил, я сама видела.

– Господи, что ж за монстр, этот Божий человек!
– воскликнула Ариадна.
– Так, может, это он тут в доме похозяйничал, и тело Эммы Францевны на другой лестнице пристроил?

– Нет, к тому времени он уже был мертв, - разочаровал ее Федор.

– Как мертв?!
– ахнул отец Митрофаний.
– Не верю!

– Напрасно. Мы с Лизой нашли его тело, когда в лесу гуляли в тот день. Боюсь, вы, батюшка, теперь не узнаете, где лежит клад. Эту тайну он унес с собой.

– Что с ним случилось?

– Э-э… утонул.

– Пресвятая Богородица!
– закрестилась Глаша.
– Вот страсти-то, сначала - Мустафа, теперь - Божий человек… Прямо мор какой-то… Знать, без нечистой силы не обошлось…

В доказательство ее слов откуда-то сверху раздался протяжный, леденящий душу, вой.

– Гоша!
– ужаснулась я.
– Он же с утра сидит в моей комнате некормленым!

Мы с Федором в спешке покинули оранжерею. Уже у дверей зимнего сада я услышала, как Аркадий Борисович рассудительно ответил Глаше:

– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Спасение утопающих - дело лап самих утопающих. Не стоит надеяться на помощь со стороны. Самому надо думать, постоянно оглядываться по сторонам, держать уши в рабочем положении и не расслабляться.

Стоит на минуту потерять контроль, впасть в сладкую дрему, растечься по креслу мохнатым ковриком, как желтые глаза опасности выплывают из темноты, и зубастая пасть скалится в мерзкой ухмылке.

Враг подстерегает под каждым кустом. Ты думаешь, что это безобидный одуванчик, а за мягкими пушинками скрывается хищная морда.

Бди!

ГЛАВА 19

Сытый Гоша вперевалку топал впереди, а мы с Федором еле плелись сзади. Сами знаете, на ходу очень трудно целоваться.

На дороге послышался шум мотора. Мы подошли к колоннам парадного входа как раз в тот момент, когда к дому подкатил скромный «Форд», и из него вышел Галицкий. Лев Бенедиктович был одет в ладно скроенный темно-серый костюм, белоснежную рубашку и при галстуке.

– Простите, я опоздал, - извинился он, запирая машину.
– Что, уже все разъехались?

– Нет, самые близкие люди еще здесь.

Действительно, вся компания сидела в оранжерее, никто и не думал расходиться, хотя время уже перевалило за полночь.

Глаша внесла очередной поднос с бутылками и свежезаваренным чаем и кофе. Мужчины наполнили рюмки чем-то изысканно-крепким, дамы согласились на розовое вино.

– Вы уже, наверное, немало хороших слов сказали в память Эммы Францевны, - качнул своей рюмкой Галицкий.

– Давайте помянем женщину непростой судьбы, незаурядного ума и железной воли. Не ошибусь, если скажу, что ее смерть, так же как и жизнь, стала значительным событием для присутствующих здесь людей.

Мы выпили, не чокаясь, и задумались. Не знаю, как остальные, а я силилась понять, на что намекал Лев Бенедиктович в своем прощальном слове.

– Так мы отклонились от темы, - прервал молчание Аркадий Борисович.
– Кто же перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую?

– Тот, кто и устроил этот несчастный случай, - ответил Федор.
– И я догадываюсь, как было дело. Давайте проведем следственный эксперимент. Прошу всех пройти к парадной лестнице.

Все поднялись, запаслись горящими свечами и послушно проследовали в фойе. Федор жестом фокусника вынул свою трость из китайской вазы.

– Смотрите, трость с круглым набалдашником. Если ее положить вдоль на одну из верхних ступенек… вот так… то нога непременно попадает на нее. Трость катится, и все, несчастный случай обеспечен. Эмма Францевна падает, подсвечник издает лязг, свеча ломается… Посветите, пожалуйста, здесь где-то должны остаться кусочки парафина… Ага, вот, - Федор что-то поднял со ступеньки.
– Затем тело прячется в одной из комнат, куда редко заглядывают, например, в музыкальный салон. А когда все засыпают, труп переносится к боковой лестнице.

– Зачем столько сложностей? Зачем переносить труп?
– всхлипнула Ариадна

– Ну, чтобы подозрения падали на всех обитателей левого крыла, а, впрочем, не знаю.

– Но кто же это сделал?

– Арифметика здесь простая, - задумчиво произнес Федор. Преферансисты исключаются. Остаются четверо: я, Полина, дядя Осип и Глаша. У Полины мотив шкатулочного размера, я Эмме Францевне жизнью обязан, остаются домоправительница и повар. У обоих нет алиби, и могут иметься веские причины для убийства. Дядя Осип, если Вы смогли доставить меня из флигеля в большой дом, то для Вас не составит труда отнести тело пожилой женщины к боковой лестнице.

Все сделали шаг назад, дядя Осип остался стоять у ступенек в одиночестве.

– За что ж ты меня так, сынок?
– растерялся он.
– Не мог я этого сделать. Я ж Эмме Францевне верой и правдой… Не жалея сил…

– А что? Гостиница и ресторан «Националь» не один миллион стоят, подлил масла в огонь Влад.
– В наше время и за меньшую сумму убивают.

– Что ж ты, Осип, - хихикнула Глаша.
– Али запамятовал, как говаривал: «Барыня мягко стелит, да жестко спать, кого хочешь к рукам приберет. От нее не убежишь, хоть живой, хоть мертвый». Может, надоело тебе на нее спину гнуть, а тут такой подходящий случай: завещание уже подписано. Ты и ускорил событие, а?

Дядя Осип хватал ртом воздух, прижимал руки к груди и переводил отчаянный взгляд с одного участника следственного эксперимента на другого. Все осуждающе молчали.

– Я вот что подумал, - сказал Федор.
– Если бы дядя Осип нес тело Эммы Францевны, я бы услышал, у него поступь тяжелая… Кто у нас в доме ходит неслышно? Глаша.

Все покосились на Глашу.

– Господь с Вами, Федор Федорович, - махнула она рукой.
– Нечто мне под силу поднять барыню, да донести ее до боковой лестницы?