Не достигнуть координаты «икс»

Джин говорит, что курсы закончатся в пять.

Я долго пялюсь на дверь перед собой и отвлекаюсь только на вибрацию телефона.

Мне нужно быть дома через шесть минут.

Джин выходит из здания колледжа самая последняя.

Я внимательно изучил всех её сверстников – общительных, задорных и дружных ребят со звонкими голосами и россыпью прыщей, и Джин не похожа ни на одного из них.

– Я не рассчитывала, что ты услышал, – удивлённо произносит она.

Я не спешу ей об этом говорить.

– Я не рассчитывал, что ты меня ждёшь, – слегка усмехаюсь я.

На улице начинает темнеть: фонари на проспектах загораются поочередно, а автомобили рассекают шоссе, мелькая лишь бликами фар и поворотников. Слегка холодает. В воздухе начинают чётче различаться ароматы конкретных мест.

Мы сворачиваем по Нильскому проспекту – вдоль бизнес-центров и дорогих ресторанов. Тут запах свой: под вечер сильнее тянет дорогими сигарами и одеколонами от «Шанель». За окнами тех заведений – надменные взрослые, а на парковках – чуть ли не всех видов иномарки. Но среди этого есть и своя, местная «дурь» – это запах дешёвой краски, которой до абсурда белят здания Нильского почти каждую неделю.

На пересечении Уоллес-стрит и «Пятидесятого» шоссе пахнет булочными и пивом. Иногда – кофе. Интересный аромат. Здесь часто зависает отец Виктора. Отсюда чаще всего приходят городские новости: снова потасовки у кабаков главного шоссе, снова отмечают победу футбольной команды.

Ближе к нашему району аромат резко меняется. Здесь заседают автомобилисты. В воздухе – вечный застой бензина, гарь и дурацкая вонь «Винстона», который я просто терпеть не могу.

Миф о Джин Бэттерс номер семнадцать – она не чувствует запахи.

Джин смешно, когда я ей это рассказываю.

– Серьёзно не чувствуешь? – в сотый раз спрашиваю я, не решаясь поверить.

Джин кивает головой.

– Кофе хочется, – хмыкает она.

За её спиной – кофейня.

Эспрессо тут несёт за километр.

– Действительно? – с издевкой протягиваю я, кивая на заведение.

Девчонка поворачивается и хохочет.

Когда мы стоим у лифта в подъезде, я молюсь, чтобы он сломался. Не имею понятия, зачем. Джин нажимает на кнопку четвертого этажа, а я – шестого. Когда за открывающимися дверьми я замечаю проклятую четверку, девчонка смотрит на меня через плечо и спрашивает:

– На прощание хоть обнимешь?

Я не спешу отказываться.

А4(-04;19)

– У меня курсы по биологии, – сообщает Джин в пятницу после уроков. – До шести. Забыла про них, прости.

Я закусываю губы и туплю взгляд.

Видимо, не получится.

В голове мысли меняются с одной на другую: то ли напиться, то ли запереться дома и не выходить до понедельника. В груди как будто что-то разрывается, падает и сгорает: наверное, легкие от дурацких сигарет уже подыхают.

– Я не особо понимаю, как добраться до Джефферсон-сити, – девчонка забивает адрес в «карты». – Это вообще где?

Я сразу выпаливаю:

– Можем вместе дойти.

Джин ухмыляется, наклонив голову.

– От Валбэри-стрит переть мили четыре, – замечает она.

– Срежем и будет три, – решительно произношу я, не имея абсолютно никакого понятия, где находится эта Валбэри-стрит.

Девчонка усмехается.

– Отец физических наук, – тянет она.

Мы расстаемся.

На Валбэри-стрит я прибыл ровно в шесть. При виде меня Джин снова искренне и удивленно вскинула брови, видимо, не ожидая вообще увидеть.

Оказалось, медицинский колледж, размещенный по данному адресу, находился всего лишь в пятнадцати минутах от школы. В Джефферсон-сити можно уехать с остановки на Бейкерс, но нужные автобусы приходят раз в час. А мне ещё нужно было заглянуть в ларёк за Хаскис-тауном и, как по традиции, перед многообещающей ночкой закупить сигарет.

К ларьку мы пошли напрямую – через Нильский проспект.

По пути я рассказывал Джин о том, куда мы вообще собираемся и стоит ли оно четырёх миль пешком или, если повезет, сорока минутам на автобусе.

Моё мнение: стоит.

Каждую пятницу моя школьная приятельница, на год младше меня, устраивает попойки у себя в квартире. На её вечеринках всегда было приятно побывать: компания состояла из наших ровесников, преимущественно – её друзей, все умели использовать разум и адекватно пить. Мы часто обсуждали какие-то несерьёзные проблемы, покуривали кальян и просто расслаблялись.

А ещё тут из раза в раз появляются красивые свободные девчонки.

– Меня девчонки не интересуют, – Джин закатывает глаза.

Я пожимаю плечами.

– Ну, ещё там много бесплатного алкоголя, – прикуривая, говорю я.

Одной из привлекательных черт попоек в Джефферсоне было и то, что мы с их организатором выбирали схожий круг общения. На её тусовках неприятные мне люди были исключены – хотя, было одно сомнительное лицо, но оно редко мелькало на вечеринке, а на меня и вовсе не обращало внимания. На вечеринках Виктора собирался почти весь белый свет – от зубрилок до футболистов из нашей школы, и я никогда не понимал, откуда в квартире Полански столько места.

Странно, что неприятные мне личности резко сделались моими друзьями в старшей школе. Конечно, все изменилось благодаря Виктору Полански и его святому русскому личику. Но я никогда не мог постичь следующей мысли: как девчонки из Нильского проспекта и парни из футбольной команды, питав ко мне то отвращение, то безразличие в средних классах, резко начали обнимать меня и пожимать руку при встрече.

Кстати о Нильском проспекте и о моей неприязни к его тусовке: признаюсь, не все люди, живущие там, противны мне и не заслуживают моего уважения. Да и не все девчонки, именуемые «тусовкой Нильского», живут там. Но они часто там обитают, в квартирах своих богатых подруг. На Нильском проспекте бедняки не живут, а деньги, как учили меня фильмы о противостоянии бедных и богатых, не делают с людьми ничего хорошего.

Я знаю забавную историю: однажды, в классе десятом, наша пьянка с Виктором чуть не сорвалась – спиртного не нашли. Полански предложил альтернативу: влиться в компанию девчонок из Нильского и выпить с ними. Мы сидели вчетвером в квартире одной из них, перетирали кости учителей и смеялись. Мне было тошно. А потом девчонки принялись поносить Джин Бэттерс. Тогда я ушёл – мама вызвала домой.

Те девчонки до сих пор не знают, что мама тогда вовсе и не звонила.

А я до сих пор не понял, почему я ушёл именно в тот момент.