Не доверяй мне секреты

– Меня зовут сестра Бернадетта. – Она поочередно протягивает нам руку; рукопожатие ее довольно крепко. – Добро пожаловать в наш монастырь.

Мы входим на мощенный камнем двор, посреди которого устроена квадратная площадка, заросшая травкой и по периметру обсаженная розами. Трава аккуратно подстрижена.

– Минуточку, только запру калитку, – говорит сестра Бернадетта и ловкими движениями маленьких ручек загоняет тяжелый железный засов на место. – Осторожность никогда не повредит.

Прямо ко мне направляется неизвестно откуда взявшийся черно-белый кот, трется о мои ноги, обвивая хвостом лодыжки. Потом жалобно мяукает, садится рядом и, подняв мордочку, умильно на меня смотрит. Наклоняюсь, чтобы погладить, и он громко мурлычет, закатывая глаза от удовольствия.

– Вижу, наш Пузырь уже успел с вами подружиться, – замечает сестра Бернадетта. – Уж столько у нас развелось этих котов! А мышей ни один не ловит.

Она отводит в сторону длинную юбку, и мы видим прячущегося в ее складках серенького котеночка. Она подхватывает его и прижимает к груди, у самой шеи.

– Ну что с ними поделаешь… Не станешь же топить, верно?

Я озираюсь и вижу еще пять кошек, аккуратными клубочками свернувшихся на травке, пригревшихся под солнечными лучами.

– Ого, да у вас тут действительно полный набор.

– Когда в последний раз пересчитывали, набралось тридцать шесть. – Монахиня на секунду хмурится. – Надо бы их пристроить в хорошие руки, конечно, – озабоченно продолжает она, но тут же спохватывается: – Пойдемте же, мои дорогие.

Мы огибаем заросший травкой скверик с кошками и проходим в открытую арку здания, расположенного напротив, по диагонали. Пузырь бежит по вымощенному плитами проходу впереди. Легко ступая бесшумными лапками, он останавливается у двери и ждет, когда мы догоним. Нас проводят в квадратное помещение с тремя высокими окнами, выходящими на юг. Уже почти полдень, и видно, как в ярких лучах солнца летают пылинки. Помещение обставлено скромно, но уютно. Два видавших виды дивана, один против другого, и между ними, в сторонке, под окнами, прочный низенький столик из дуба. На нем лежит несколько книжек, довольно потрепанных временем и частым пользованием.

– Сестра Филомена все грозится купить новую мебель, но мне кажется, и так хорошо.

– Вполне уютно, – поддакивает Юан, гладя спинку дивана.

Пузырь прыгает на диван рядом с его рукой и ждет, когда погладят и его спинку.

– Здесь у вас хорошо и кошке, и человеку, – добавляет Юан.

– Именно! Могли бы обойтись малым, кое-где подправить… ведь мы здесь для того, чтоб молиться Господу. Пусть другие заботятся о модных интерьерах.

Мы с Юаном улыбаемся. Я ощущаю такое напряжение, что кажется, кожа на лице сейчас потрескается.

– Пойду поищу Орлу. В этот час она, скорей всего, помогает на маслобойне.

– Минутку, сестра, пока вы не ушли, – говорю я, касаясь ее рукава. – Я вот о чем думаю… Как считаете, Орла останется здесь навсегда?

– Хотите сказать, как послушница?

Киваю.

– Нет, она об этом ничего не говорила. Лично я думаю, что душа этой женщины всецело принадлежит внешнему миру. – Тут она заговорщически подталкивает меня локтем. – Жизнь, посвященная молитвам, мало ее вдохновляет.

– А я думала, что чувство общего дела, возвышенная атмосфера духовной жизни могли бы оказать на нее благотворное влияние.

Лицо монахини выражает сомнение:

– Это со стороны жизнь в молитве и служении Богу может показаться привлекательной… На самом деле она требует от человека много сил и усердия.

Пузырь уходит вместе с сестрой Бернадеттой, и мы остаемся одни.

– Ты был прав, – говорю я. – Она опять солгала. Тоже мне будущая монашка… Тут и говорить не о чем.

– Тем лучше для нас, – отзывается он. – Раз она делает это не из соображений очистки совести, у нас больше шансов заставить ее изменить намерения.

– Господи, у меня сейчас сердце лопнет.

– Успокойся, я с тобой, – говорит он, слегка касаясь моей щеки. – Моральная поддержка.

Но мне все равно очень страшно. От того, что случится в ближайший час, зависит вся моя оставшаяся жизнь. И в то же самое время душу греет, что я первая сделала следующий ход, что не сижу сложа руки. Третья попытка должна быть удачной. «У меня все получится», – пытаюсь мысленно уверить себя. Дышу глубоко, меряю шагами комнату. На этот раз я твердо настроилась не терять головы и держать себя в руках.

Минут через пять в комнату входит Орла. Юан стоит у окна, я сижу на подлокотнике дивана, в руках раскрытая книга «Подражание Христу» Фомы Кемпийского.

– А-а, Грейс! И Юан здесь! – Она выжимает улыбку. – Какой сюрприз!

Орла смотрит на книгу, которую я держу.

– «Видишь, Господь, вот я стою пред Тобой, нагой и нищий, умоляю о милости и прошу о сострадании», – цитирует она.

– До этих слов я еще не дошла.

– Глава сто двенадцатая.

Она одета так же, как и раньше: темные брюки и кофта без воротника, под ней белая рубашка; волосы стянуты назад и подвязаны простой ленточкой, на лице нет и следа макияжа.

– Ну хорошо… – Я кладу книгу обратно на стол. – Прости, что я прервала твое послушание на маслобойне, но мы…

Гляжу на Юана, однако он отвернулся, смотрит в окно, будто увидел там что-то интересное.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Что ж, садись.

Она протягивает мне подушечку с вышитой надписью «Бог – это свет». Я подкладываю ее под себя, сажусь. Она устраивается напротив, кладет ногу на ногу, ждет. Гляжу на нее и сразу вспоминаю Анжелин. И мать, и дочь обладают свойством излучать непоколебимое, как скала, спокойствие, оно словно окружает их неким силовым полем. Обе всегда абсолютно уверены в себе, словно их мысли, мотивы, движущие их поступками, всегда недосягаемо превосходят и мысли, и мотивы остальных смертных.

– В общем… мне показалось, что нам с тобой не удалось поговорить как следует. В первый раз, в ресторане, я была слишком потрясена, чтобы отвечать тебе разумно, во второй раз это был день рождения моих девочек, и, понимаешь… – Господи, как это трудно – улыбаться ей. – Я же все-таки мать, и меня прежде всего заботило это.

Здесь я умолкаю. Повисает напряженная тишина. Орла никак не реагирует на мои слова. Просто сидит, сложив руки на коленях, и наблюдает за мной. Улыбка моя в сложившейся ситуации кажется неуместной и тактически слабой. Поняв это, я сразу становлюсь серьезной.

– Орла, я пришла к тебе с просьбой: не приходи в мой дом в воскресенье.

Он вскидывает одну бровь:

– А ты не думаешь, что для Пола будет лучше, если мы подведем окончательную черту под этим делом?

– У Пола есть заключение патологоанатома.

– Но разве у него не должно было возникнуть вопросов?

– Это был несчастный случай, – нажимаю я на последние два слова. – И скорей всего, причина его – сочетание нескольких факторов: непогода, незнакомая местность, естественное любопытство ребенка, поставившее его жизнь под угрозу.