Не доверяй мне секреты
Шрифт:
Она смотрит на меня не отрываясь и удовлетворенно улыбается. Тут до меня доходит, что главная ее цель сейчас – вывести меня из себя. Перед внутренним взором предстает картина: Орла стоит на коленях, деморализованная, на щеках пятна от слез. И сразу на душе становится легче. Я плотно прижимаю ноги одну к другой, тем самым успокаивая их дрожь.
– А знаешь что, Грейс? – Она сплетает пальцы и вытягивает руки над головой. – Мне кажется, тебе станет гораздо легче, когда мы вытащим все это на свет. – Она смотрит на Юана. – Всем нам станет от этого легче.
– Я пришла сюда не шутки шутить. – Голос мой снова
Глаза ее раскрываются шире, словно она поверить не может, что я способна на такое заявление.
– А я и не шучу.
Я наклоняюсь, подвигаясь к ней ближе:
– Ты должна понять, насколько немыслимой станет моя жизнь.
– Но подумай, какой она станет, если тебе не нужно будет больше что-то скрывать.
Она тоже наклоняется вперед. Переходит на шепот. Для стороннего наблюдателя это выглядит так, будто мы с ней о чем-то секретничаем.
– Каково тебе будет тогда, а?
Такое чувство, будто я проваливаюсь в бездонную пропасть ее глаз. Ничего не могу поделать. Под прямыми солнечными лучами глаза ее кажутся огромными, дымчатыми, подвижными и мягкими, как кашемир. На мгновение в голову приходит мысль: а как бы сложилась моя жизнь, какой бы она могла быть свободной и легкой без этих отвратительных тайн и скелетов в шкафу. Как естественно и непринужденно текла бы она, если бы не было этого жуткого страха, что все раскроется. Как удивительно и приятно жить, когда не нужно ничего таить, с чистым сердцем смотреть в глаза людям. Просто удивительно. Но, увы, неосуществимо.
Я отрываю взгляд от нее и смотрю в окно. Там древний садовник с тяпкой пытается выполоть сорняки, пробивающиеся между потрескавшимися камнями, которыми вымощен двор. Он работает медленно, не торопясь, время от времени методично нагибается, поднимает выполотую траву и бросает ее в тележку. Проходит минута, я успокаиваюсь и снова гляжу на Орлу. Она сидит, откинувшись и вытянув ноги.
– А ты знаешь, Юан считает, что существует довольно большая вероятность того, что я Розу не убивала, – говорю я.
Она бросает на него косой взгляд:
– Да? Он все еще так считает?
– Он думает, что для случившегося могут быть и другие объяснения. Например, она могла страдать лунатизмом. Или могла выйти, чтобы поискать какую-нибудь потерянную вещь…
– Боже упаси от этих нелепых предположений. Это всего лишь мнение Юана, и пусть оно остается при нем.
– Но эти предположения не лишены оснований.
– Его там не было. Он был далеко, пьянствовал с Каллумом и остальной компанией. Разве не так, а, Юан?
Он не отвечает.
Я хватаю ее за руку:
– Но мы же непроизвольно, совсем не думая, предположили, что виновата именно я.
– Да ведь место то же самое!
– Простое совпадение.
– Я точно знаю, что и как произошло с Розой, – отмахивается она. – У меня нет абсолютно никаких сомнений. Ни единого.
В комнате становится темнее. Солнце спряталось за облака, затянувшие небо, и стены помещения тускнеют. Я застегиваю кофту на все пуговицы.
– А что стало с твоим мужем?
Она пожимает плечами:
– Тебе-то что до этого?
– Просто любопытно.
– У нас с ним не сложилось.
– Почему?
– Не сошлись характерами. Такое тоже иногда бывает, правда? – говорит она вдруг подозрительно охрипшим
голосом. – Нам показалось, что мы подходим друг другу. Оба наполовину французы. Оба обожали рок-музыку. Он был красив, такой сексапильный… – Она делает паузу. – Познакомились, а через три недели поженились, в Лас-Вегасе. Это было потрясающе, захватывающе. Прожили вместе год, а потом вдруг я поняла, что он совсем не то, чем казался. Вот так. Добавить больше нечего.– А наркотики? А тюремное заключение? – спокойно и тихо спрашиваю я.
Она вздрагивает, откидывается назад, но почти мгновенно берет себя в руки:
– Ну, поздравляю. А ты, оказывается, неплохо подготовилась. Юан подсказал, верно?
– Нет, самой пришло в голову. И мать твоя помогла.
Ее так и передергивает. Это длится всего долю секунды, но в мою душу – резко, вопреки желанию – снова проникает жалость. Даже сейчас Орла хочет, чтобы мать думала прежде всего о ней.
– Ты что, ездила к ней?
– Да, вчера.
– Небось мать была счастлива, когда ты у нее появилась! Со своими шикарными друзьями говорить обо мне она не смеет. Такого наслаждения лишает себя, как же – посплетничать, перемыть мне все косточки… потому что тут, видишь ли, тень падает и на нее. Она относится ко мне по принципу «с глаз долой – из сердца вон».
Заметно, что Орла в замешательстве, нога ее дрожит, пальцы барабанят по подлокотнику дивана.
– Не сомневаюсь, она получила огромное удовольствие, рассказывая тебе про негодяев, которые меня окружали все эти годы. Да еще наркотики. И тюремный срок вдобавок. Очень для нее удобно получилось: мол, не будет таскаться по делу и без дела. Спроси, она хоть раз навестила меня? – Орла вскидывает брови. – Ни разу.
Она смотрит на меня и смеется. Смех звучит настолько неожиданно и так не соответствует ситуации, что я с отвращением отшатываюсь.
– Со своим Мюрреем не познакомила небось?
– Почему, познакомила. Но он скоро уехал играть в гольф. На него произвело неизгладимое впечатление, что твой отец изменял Анжелин.
– Понятное дело. Моя мать – и вдруг жертва? – язвит она. – Это ж какой-то нонсенс, кто бы мог подумать!
– В детстве я совсем не замечала, насколько она любила манипулировать людьми, вертела ими как хотела.
– Она считает, что ей дано на это исключительное право…
Орла вдруг обрывает себя, похоже, вспомнила, что нам как-то не полагается хоть в чем-то соглашаться.
– Ну и как, твоей матери можно верить?
– Мне плевать. Хочешь – верь, хочешь – нет.
– Ты солгала мне насчет смерти твоего отца. Это… – я пытаюсь найти подходящее слово, – низко. Низко и бессердечно.
– Ах вот как? И из-за этого ты примчалась ко мне, так, что ли?
Орла произносит эти слова совершенно равнодушно. Настроение ее меняется подобно маятнику – от сдержанности до полной замкнутости и обратно. Взгляд сбивает меня с толку, словно она все понимает, но ее это совершенно не волнует. Да, теперь она совсем не та девочка, какой была прежде. Я-то считала, что имею дело с той же девицей, которую когда-то знала, только повзрослевшей: легко возбудимой, вспыльчивой, упрямой и своевольной, способной лгать и обманывать, но при всем этом обладающей живым, горячим сердцем. Нет, передо мной сейчас сидит совсем другой человек.