Не единственная
Шрифт:
Аньис крепко сжала пузырек в руке, и когда пришедшая Абба подала ей голубое пуари с глубоким вырезом на груди, сунула его в карман. Один раз в жизни совершить плохой поступок? Чтобы получить в итоге что-то хорошее? Да и не такой уж плохой… Ведь она чувствует, что его тянет к ней… От этого ей было сладко и восторженно. Она лишь поможет ему отпустить предрассудки, перестать усложнять. И целый год будет ждать его, как ждут с поля боя, одарив перед этим лаской.
Аньис сжала в кармане пресловутый пузырек. До боли в руке. Подкрасила губы под веселый щебет Аббы, рассказывавшей о своем поклоннике. И пошла в малую трапезную.
Конечно, она пришла раньше. Малая трапезная сильно отличалась от большой, пышущей великолепием и предназначенной
Небольшой столик из дерева кио-карн, устеленный светло-голубой, подобранной Аньис скатертью, был накрыт на двоих. Хозяин любит, чтобы все было готово заранее, и во время обеда его никто не тревожил. Множество фруктов, любимых Аньис, в центре закрытое блюдо с рыбным кушаньем, популярным в высших слоях Альбене. Две тарелки с овощным супом «венье» с маленькими крышечками. Аньис открыла ту, что была с его стороны…
Еще несколько мгновений она колебалась. Смотри на свои мотивы, всплыли вдруг в голове слова господина Рональда, сказанные ей давным-давно… Но она просто не могла сейчас разобраться в себе.
Что двигало ее дрожащими руками, когда она опрокинула пузырек в дымящийся суп с той стороны, где обычно сидел господин Рональд? Отчаяние, вызревшее на стыде, позоре, издевках глупых девчонок; на безответной юношеской любви и внезапном взаимном влечении, разбившемся о предстоящую разлуку…
Она просто должна была сделать что-то, что повернет, изменит невыносимую ситуацию. Пусть необдуманное, пусть глупое, пусть опасное… Может быть, последний детский посыл, желание топнуть ногой, чтобы получить, что хотелось… Она и топнула. Не могла не топнуть. Правда подумала, что если придется расплата, то отвечать ей. Но к этому она готова. Если ничего не выйдет, если господин Рональд поймает ее и разгневается — ей все равно уже нечего терять.
Она едва успела вернуть крышку на место, обойти стол и сесть, ожидая господина, как дверь открылась, и он вошел в трапезную. Тоже переодетый после верховой езды.
Доброжелательно улыбнулся ей и устроился напротив. Сердце бешено колотилось. Она ведь не знала точно, что произойдет…
Он рассказывал ей еще что-то о телебести, когда открывал крышку, когда со знанием дела вдохнул аромат… Потом взял ложку и попробовал суп. Она же была, как во сне, происходящее начало казаться нереальным.
— Венье сегодня необыкновенно ароматный, — улыбнулся он, подняв взгляд на Аньис. — Похоже, Тиарна решила модифицировать рецепт…
Съел еще одну ложку. И тут все изменилось.
Его взгляд застыл, и черные глаза словно залило маслом. Он резко оттолкнул тарелку с супом, и горячая ароматная жидкость пролилась на пол. В лице читалось нечто не передаваемое, то ли злость, то ли что-то намного глубже и больше.
Рывком он вскочил на ноги и в два шага оказался у окна. Открыл его, уперся руками в подоконник и глубоко дыша смотрел на улицу. Аньис замерла, боясь что-либо сказать, как-то вообще проявить свое присутствие сейчас. По ее представлениям, все должно было происходить не так…
Атмосфера вокруг него стала гуще, чем когда либо, Аньис казалось, она ее душит. Волны, подобные той, что она почувствовала, сидя перед ним на коне, расходились по комнате, но были намного глубже, сногсшибательнее. От них у нее кружилась голова, и тело охватывала тягучая истома. Но Аньис знала, что что-то не то, нельзя поддаваться этому ощущению. Потому что в густой атмосфере ощущалось еще нечто, и это было страшно…
Так прошло несколько минут, показавшихся ей вечностью. Потом атмосфера стала легче, и Аньис инстинктивно выдохнула. Теперь ее мелко колотило от предчувствия, что сейчас случится что-то нехорошее. Господин Рональд обернулся к ней и встал, облокотившись спиной о подоконник. В черных глазах больше не было масла, было только сожаление, что ли… И нейтральное спокойствие.
Взглянув в это беспристрастное лицо, Аньис второй раз в жизни поняла: пощады не будет. Так же как не было, когда она
хотела убежать с Садди.— Знаешь, Аньис, — спокойно сказал он. — Мало какие вещества на меня действуют. Так вот, это средство, видимо для разнообразия, — он усмехнулся, — действует. Я проверял в самом начале, когда пришел в Альбене. И его нелегко обезвредить, слишком ядреная смесь для любого мужчины. Не хотел бы я еще раз испытать такое.
Аньис сидела ни жива, ни мертва, слушая его. Вот и конец, конец всему, пронеслось у нее. Слезы бесконечной боли просились, но не смели возникнуть под его внимательным, бесстрастным взглядом.
— С самого начала я мог использовать тебя для того, для чего подарили, — продолжил он, внимательно глядя в ее лицо. И его взгляд не позволял опустить глаза ей самой. Аньис поняла, что эту пытку придется пройти до конца: видеть его бесстрастное лицо, взгляд, в котором нет привычного тепла. Слышать, как он раскатает ее, не оставив ничего. Впрочем, заслужила… Сама ведь знала, на что шла. — Имел полное право. И не могу сказать, что ты когда-либо была для меня не привлекательной. Напротив… Но я пожалел тебя. Не только потому, что ты была ребенком, хоть и это важно… Видишь ли, я не считаю раннюю половую жизнь такой уж неприемлемой. Тут все зависит от традиций, воспитания, реального развития человека. По вашим традициям ты считалась достаточно взрослой для постельных утех, но оставалась ребенком, по сути. Но, повторю, дело даже не в этом… Понимаешь, Аньис, — он сложил руки на груди, а в глазах промелькнула маленькая искорка тепла. Аньис поймала ее и положила в копилку души на память. Знала, что больше их может и не быть. — Я необычная сущность для вашей страны и всего вашего мира. Может прозвучать нескромно, но близкое общение с личностью моего уровня и силы поглотило бы твою собственную, раздавило бы тебя, лишило твоих естественных особенностей, оставив лишь связь со мной. Эдор мог сжечь тебя. А я — сам того не желая — поглотил бы тебя, оставив лишь то, что нужно мне. И я пожалел тебя, ты мне слишком сильно нравилась, — несколько мгновений он молчал, а Аньис поймала еще одну призрачную искорку тепла.
— Один раз в самом начале я решил за тебя: велел остаться в моем доме и учиться, — продолжил он. — Решил, потому что ты была совсем молоденькой девушкой, оказавшейся в безвыходной ситуации, не могла сама за себя постоять. Но с тех пор я всегда давал тебе выбор, — он снова слегка усмехнулся. — Позволил выбрать тогда, с твоим женихом, всегда позволял выбрать по мелочам, ни к чему не принуждая. Знаешь, Аньис, я ведь могу читать мысли, и моя сила внушения, вероятно, больше, чем у кого-либо в этом мире. Но я ни разу не залез к тебе в голову и ни разу ни оказывал прямого влияния на твою волю, — Аньис услышала в его голосе неуловимые нотки боли и, может быть, досады. И от его боли слезы потекли из глаза неуправляемо. Так и не смея опустить взгляд, она смотрела на него и плакала.
— Ты же захотела управлять моей волей, — продолжил он. — Ты могла прийти ко мне, пожаловаться на то, что тебя тревожит. Просто попросить помощи… У меня слишком много задач, не только в Альбене, и не всегда есть возможность улавливать тонкие нюансы твоей жизни. Ты могла бы обратить мое внимание, что тебя травят в твоем районе, что тебя сильно тревожит твой непонятный статус, пожаловаться, в конце концов… Но ты предпочла манипулировать мной, управлять моей волей и получить все и сразу нечестным способом. Скажи, я когда-нибудь был слишком жесток или пренебрежителен, дал тебе повод сомневаться в том, что я с пониманием отнесусь к твоим проблемам и помогу?
— Нет, господин Рональд, — тихо покачала головой Аньис. — Вы всегда были очень добры и внимательны ко мне… Простите меня… Впрочем, мне нет прощения…
— Я не сержусь, Аньис, — полуусмехнулся он. — Это другое. Я разочарован.
С минуту он пристально смотрел на нее. Потом быстро вышел, оставив ее сидящей в слезах за столом. Все-таки раздавил, сам того не желая. Это «разочарован» было хуже всего, что можно представить. Она не зря думала, что это конец, это конец и есть. Расплата.