Не единственная

Всю жизнь Аньис готовили стать матерью. И она всегда хотела родить детей. Не только воспитать, но и выносить в себе, пройти ведь цикл целиком. Не представляла, как по-другому. Но почему-то сейчас то, что она узнала, не казалось страшным.

Ее жизнь изменилась давно, она уже не та девочка, которую готовили к обычной семье. Пожалуй, теперь быть женой странного, загадочного Хранителя — как раз для нее. И она справится: возьмет приемных детей, когда захочет, и никогда не скажет ему ни слова упрека… Скорее станет для него тылом и опорой посреди бесконечных скитаний и сложной опасной работы.

Она думала, что не заснет, после того что произошло. Что чувства и мысли закрутят, как бывает после значимых и необыкновенных событий. Но нет, спала она глубоко и спокойно, как человек, в жизни которого все просто и понятно. Ей было нечего решать. И не о чем сомневаться.

* * *

Рональд стоял, сложив руки на груди и запрокинув голову в звездное небо. Они называют это пояс Оргойте, думал он, глядя на красивую серебристую полосу, пересекающую небо. И понятия не имеют что это хвост спиральной галактики, в которой затерялась их крошечная планета. Планета, на которой он никогда бы не оказался, если бы не здешний ад.

Тысячу лет назад архоа загнали нечисть в огненные лабиринты под горами Андоррэ. И с тех пор ад спал. Но стоит ему проснуться по-настоящему, и быстро размножающиеся твари заполонят сначала Альбене, потом весь материк, потом всю планету… По его прогнозу, дальше они могут выйти в космос, и это самое страшное. Поэтому баланс и поехал.

Но если бы не ад, он, Рональд, никогда не заинтересовался бы Альбене. Никогда бы не познакомился с Ахтионом, а тот никогда не захотел бы подарить ему маленький живой подарок… И Аньис у него бы не было.

Где-то в уголке души он еще немного надеялся, что девушка не придет. Выберет простую нормальную жизнь. Но все-таки знал, что она выберет другое.

И вдруг Рональд рассмеялся, глядя в темное звездное небо.

Несколько лет сдерживать себя, сомневаться. Да, она права, он отказывал себе в том, чтобы желать ее для себя. «Хранить, а не править» можно перефразировать как «хранить, а не владеть». Он — Хранитель, это впиталось в него, стало главной частью его натуры. Отказывался обладать девочкой, хранил ее, хоть уже давно полюбил. Может быть, за ее трогательные, сильные, глубокие чувства, нежность, ранимость и хорошо припрятанное мужество… А может быть, просто так.

…А может, он просто заслужил немного этого? Молодой, искренней, летящей любви? Заслужил столетиями без отдыха, столетиями одиночества… Столько, сколько она захочет.

— Я пришла, — услышал он за спиной мелодичный голос.

Обернулся… Такая тонкая, такая гибкая. В прямом белом платье, с волосами красиво и как бы небрежно заколотыми сверху. Он знал, она любит показывать ему свою грациозную шею, всегда подчеркивает, надеясь вызвать желание. И всегда вызывала…

Спокойная и решительная, но в легком волнении девушки, что впервые будет принадлежать мужчине…

Такая красивая. Ослепительная в свете звезд.

И Хранитель Вселенной на долю мгновения потерял дар речи.

— Я очень ждал тебя, — сказал он, шагнул к ней, обвил рукой талию и притянул к себе. И целовал, не отпуская ни на секунду, снося все свои заслоны, слыша ее участившееся дыхание и сходя от него с ума. Стараясь обнять ее целиком, не отпуская ни одной частички ее души и трепещущего тела…

Потом, когда с ее губ слетел тонкий легкий стон, подхватил ее на руки. На мгновение остановился:

— Уверена? — в последний раз спросил он.

Она кивнула и выдохнула:

— Всегда была…

И сквозь миры, чтобы было быстрее, понес ее в свою спальню.

* * *

Наверное, он принес ее к себе, туда, где она никогда не была и всегда хотела оказаться. Но сейчас Аньис было все равно, хоть в другой мир, лишь бы с ним. И лишь бы это кружение не заканчивалось. «Надо же, как это, оказывается, хорошо, невероятно, прекрасно…» — проносились в голове редкие, стремительные, как молния, мысли. И пропадали в сладком забытье под его губами, руками, в его глазах и обжигающем дыхании.

Он раздевал ее медленно, наслаждаясь каждым этапом. Сначала, посадив ее к себе на колени, спустил ворот платья. Припал губами к шее, спустился ниже… Как давно ей этого хотелось. Казалось, кожа всю жизнь жаждала этого прикосновения. Аньис тонко застонала, не в силах сдерживать себя, выгнулась еще сильнее ему навстречу.

— Сейчас, счастье мое… — услышала она. Он снял платье целиком, обнял ее обнаженную, оглаживая шелк спины Жадными руками Аньис потянулась к его вороту, ощутить его кожу, прижаться к нему обнаженным телом — это стало не желанием, а жаждой, потребностью, подобной необходимости дышать.

Он еще долго ласкал ее… Умело, чуть сдерживая собственную страсть, давая ей привыкнуть к ощущениям, узнать их. Снова подхватив под колени, отнес ее на постель и как-то очень быстро освободился от одежды сам. На долю мгновения Аньис услышала его сорвавшийся стон, когда ее руки коснулись его груди, скользнули на шею, потом обняли мускулистую, но стройную спину… Непередаваемо… Она мечтала прижаться к его сильному телу с того момента, как впервые увидела его.

И снова он ласкал ее, владел ее душой и телом, долго, так что она потерялась, растаяла в происходящем, желая только, чтобы эта близость не прерывалась никогда. Балансировал на грани страстного желания и того, что должно было случиться.

— Готова? — услышала она, когда он был совсем близко, так что хотелось рвануть навстречу… Она утвердительно чуть сжала рукой его плечо.

— Открой глаза, — сказал он, и Аньис потонула в черной бездне, ставшей удивительно сладкой, родной. В этот момент казалось, что быть еще ближе нельзя, он уже проник в нее, а она — в него…

«Вот сейчас должно быть очень больно», — пронеслось у нее в голове, она вспомнила рассказы подруг. Но когда он вошел, она не ощутила боли, только давление, в чем-то даже приятное — она открывалась, отдавалась впервые и навсегда любимому мужчине. И от этого душу и разум затопило перламутровым, полным любви наслаждением.

«Хватит с тебя боли, любой…» — как легкий ветерок, пронеслось у нее в голове, а страстно горящие черные глаза слегка улыбнулась. А дальше давление превратилось в ощущение удивительной наполненности, словно до этого ей всегда не хватало именно этого проникновения и отдачи… Глаза сами собой закрылись, и она отдалась ему целиком, не оставляя границ и сомнений, позволяя себе растаять, а потом родиться снова, взорваться и воскреснуть.

Все оказалось не так, как рассказывали подруги и сестра. Их мужчины засыпали, овладев ими один или (поначалу) несколько раз. Иногда это действо было приятным, иногда — нет, часто нейтральным, таким, что было несложно пойти мужу навстречу. Только Марша, по-видимому, сама наделенная горячим темпераментом, неизменно хвалила постельные утехи.