(Не) его трофей

И горячо. Но не из-за капли выпитого алкоголя, но потому, что слегка поплывший взгляд Яра становится все жарче, а прижимает меня мужчина к себе все крепче.

— Идем танцевать? — спрашивает.

Киваю.

Взявшись за руки, мы ныряем в толпу танцующих, ловим ритм. Уж что, а танцевать я умею, да и Яр тоже. Мы двигаемся почти в плотную друг к другу, а горячие руки мужчины рисуют на мне обжигающие узоры, прижимают к его телу при любой возможности. Смеясь, я уворачиваюсь, стараясь не замечать, как тяжелеет его взгляд.

В какой-то момент Яр просто вдавливает меня в себя и глубоко целует. Точнее трахает рот языком и мне до головокружения хочется его руки под платьем, а его самого внутри.

Мы посреди танцпола. Вокруг люди. Да, бухие, а то и вмазанные — им не до нас. Но все равно, в другой момент, другому своему мужчине я бы не позволила себя так целовать и так касаться. А сейчас на все становится плевать. Я просто отдаюсь музыке и алчным ласкам мужских рук и губ.

Не замечаю, как мы оказываемся в кабинке туалета. Яр, неистово целуя, усаживает меня на столик у умывальника. Я вся превращаюсь в желание. Расстегиваю Яру рубашку, глажу покрытую мягкими волосками рельефную грудь, чувствую, как сильно колотится его сердце. Задыхаюсь под натиском жадных губ.

Устроившись между моими бедрами, Яр вжимается вздыбленным членом в промокший перешеек трусиков, трется, распаляя еще сильнее. Потом сдвигает их и входит.

Голодные спешные ласки, необузданное вожделение в затуманенном синем взоре, неистовые движения внутри отрывают от реальности. Перед глазами темнеет от крышесносных ощущений. Я в них теряюсь и не хочу, чтоб это заканчивалось.

Глава 28

То ли в Арине проснулось благоразумие, то ли отец оказался солидарен с моим мнением, но традиционного разговора так и не следует.

— Думаю, «мустанг» соскучился по папочке, — роняю в первый после отпуска рабочий день.

Машину починили, она выглядит как новенькая.

— Папочка не против, чтоб его и дальше отвозила мамочка, — звучит шутливо, но подтекст на поверхности.

— Она больше не может, у нее работа. Звони Сане.

И, получив глубокий поцелуй в губы, убегаю.

Понимание, что Яру не нравится, что я работаю, тревожит, но дни бегут, а он молчит и между нами ничего не меняется, потому я объясняю себе несколько услышанных намеков в разговорах тем, что он банально будет скучать, точно так же, как и я. Ведь я не смогу заезжать на тренировки, как делала почти всю минувшую неделю, а домой возвращаться буду иногда даже позже него.

Встреча с Игорем происходит еще через пару недель во время моей «обязательной» недели в компании отца.

Он ни капельки не изменился. Не похудел или наоборот не поправился. Не зарос щетиной, не «приобрел» синяки под глазами. Короче говоря, на человека в депрессии мужчина не похож. И от этого на душе становится легче.

— Здравствуй, Катя.

— Привет…

— Давай по кофе и за документы. Совещание завтра, но информации столько, что хорошо если выйдет за день обработать.

— А…Хорошо. Конечно.

Вот это «как ни в чем не бывало» дезориентирует. Не то чтоб я ожидала каких-то детсадовских разборок, но уж точно не думала, что все будет именно так. Без неловкости, по крайней мере, с его стороны.

Мы пьем кофе, говорим о делах. Потом занимаемся ими в так и оставшемся одним на двоих кабинете. Возникает ощущение, что мы вернулись года на три с небольшим назад.

— Спасибо тебе, — говорю вечером.

— Да за что? Это часть моей работы.

— Ты знаешь, о чем я…

— А чего ты ждала, Кать? — хмурится, — Что начну устраивать скандалы или показательно игнорить…

— Ты имеешь на все это полное право.

— Такого себе ты обо мне мнения, — отводит взгляд.

— Кать, мы вместе выросли, — говорит после паузы. — Я знаю тебя вся жизнь. Я люблю тебя много лет. Что бы не происходило, это не изменится.

— Игорь…

— Ничего не говори. Это я должен извиниться за то, как ушел… Я искренне желаю, чтоб у тебя все сложилось, Катя.

К горлу подкатывает комок.

— Игорь, мне так жаль!

— Не нужно этого «жаль», ладно? Ты из-за этого чуть за меня не вышла. Довольно, правда…

— Ты неправильно понял. Я о том, что нужно было…

— Тот бедлам не твоя работа, а его, Кать, — перебивает. — Не бери на себя это, пожалуйста. И давай закроем тему.

— Хорошо, — выдыхаю.

Он провожает меня до машины, помогает в нее сесть. Желает хорошего вечера.

А я мысленно желаю Игорю встретить когда-нибудь ту, кто будет его любить. Кто излечит раны, которые, пусть и не намеренно, но нанесла я.

— Что там Игорь? — именно этим вопросом от Яра заканчивается переполненный напряжением ужин.

— Да ничего, — осторожно отвечаю, — Работали с ним весь день. Столько всего нужно изучить…

— Я вообще не вижу смысла в этой ежемесячной ссылке, Кать. Оно ж не твое.

— Яр, придет время, и я стану во главе фирмы. Мне нужно понимать, что и как работает.

— Но ты же этого не хочешь, — давит.

— Яр, я у отца единственная наследница. И я ему обещала…

— А Игорек что? Вроде ж названный сын. Вот пусть он и садится в кресло босса. Где проблема-то?

— Тебе просто не нравится, что мы с ним пересекаемся, да?

— Причем тут это вообще?! — выпаливает.

— Я-ар, — сползаю со стула и забираюсь ему на колени, — да ты ревнуешь!

Обхватываю ладонями его лицо и поворачиваю к себе.

— К нему? Я так сильно по башке не получал, — хмыкает, обнимая за талию.

— Ревнуешь! Ревнуешь! — хихикаю. — А к кому еще? Расскажи! К Саше ревнуешь? К моим клиентам?

— Да не ревную я тебя! — с деланным раздражением отнекивается, но губы подрагивают от попыток сдержать улыбку.

— Правда? Ну, хорошо, потому, что это было бы глупо.

— Угу, промоет тебе мозги, на жалость надавит и вернешься к нему.

— Ты серьезно так думаешь?

— Я, Киткат, этого побаиваюсь, — отшучивается. — Ведь тогда придется свернуть ему шею к чертовой матери и думать, как по-быстрому свалить с тобой из страны.

Целует меня и, взяв на руки, уносит в спальню. Так становится не до разговоров.

Следующим утром начинаются месячные. Мне от этого и спокойнее, и тоскливее. Я очень хочу ребенка. Ребенка Яра. Хочу семью с ним. Это особенное чувство, особенное желание. Не просто самого факта семьи, а именно с без памяти любимым мужчиной. Но… Стоит немного повременить. Все быстро, слишком быстро.