Не герой

– О как! – удивленно крякнул Виктор Николаевич. – Я бы и не подумал.

– Один Бог, одна Земля, один народ, одно правительство! – с пафосом продекламировал Гельмут.

– Ты только что говорил, что ваша Империя не такая уж миролюбивая, – сказал Владмир. – Она хоть и заявляет о невмешательстве в дела соседей, но на деле за всеми войнами и грязными делами торчат ее уши.

– Кажется, у меня еще остался бочонок меда, – встрепенулся Гельмут Брянский. – Только до него еще добраться надо. Поможешь?

Профессор вскочил с кресла и двинулся к дверям. Владмир недоуменно пожал плечами, но поднялся и зашагал следом. Он успел заметить, что в шкафу стоит около двух дюжин бутылок, и все полные. С чего это хозяина потянуло на мед?

Разгадка не заставила себя ждать. Они спустились в цокольный ярус, прошли мимо гаража, свернули по коридору к кладовой. Там Гельмут пододвинул Володе табурет, сам сел на другой.

– Я не хотел все говорить при людях, – начал ученый. – Есть вещи, знать которые и даже догадываться об их существовании опасно для здоровья.

– Ты сегодня увидел меня в первый раз в жизни, – заметил провалец.

– Бабушка говорила, что я умею выбирать товарищей, и ты мне понравился.

– Сейчас ты расскажешь страшную тайну, а потом за мной будут гоняться наемные убийцы из местного тайного общества, дабы вырвать мне язык и принести его на блюдечке с голубой каемкой тайному императору, настоящему хозяину этого мира, – вино давало о себе знать, развязывало язык.

– Если не будешь молоть языком, его не отрежут, – хохотнул Гельмут, нехорошо прищурившись. В этот момент ученый стал похож на одного из своих предков, знаменитого боярина, командира верной дружины прирожденных головорезов, не знающего над собой никакой власти, кроме князя, да и то видевшего его не каждый месяц.

– Империя… – протянул Владмир, пробуя на вкус каждый звук. – Самая развитая и загадочная страна, космическая держава, небольшая, но непобедимая…

– Империя. Я недаром говорил о странностях в развитии некоторых веток, в том числе и твоей родной. Есть мифы о тайной управляющей силе, а есть вещи, которые нельзя объяснить ничем, кроме как легендами.

– Ты хочешь сказать, что Империя может пробивать каналы между ветвями?

– Я называю это наведением мостов, – на лице Гельмута сияла улыбка. – Все странности твоего родного и еще трех миров можно объяснить опытами третьей силы. Невинными шалостями ученых, дорвавшихся до новой яркой игрушки.

– Головы за такие игры поотрывать!

– Не горячись. Это для тебя твой мир родной, а для моих собратьев из Империи – это опытное поле, игра. Это безумно интересно – изучать целый мир, наблюдать за ним, видеть, как он отвечает на твои действия, разгадывать внутренние механизмы и учиться ими управлять. Я порой завидую имперцам.

– А если бы тебе довелось родиться в Империи?

– Тогда я бы завидовал вендам.

– Почему?

– У нас все проще, честнее и более открыто, чем в Империи. У нас можно заниматься наукой только ради удовлетворения своего интереса, в Империи у меня не было бы такой возможности. Утвержденный план исследований, график, заявки, вечная борьба за снабжение, нормирование, споры за изыскательские комнаты, подбор помощников – те вещи, которые отравляют ученому жизнь. И обойтись без них нельзя, и работать мешают.

– Я сейчас пытаюсь вспомнить и не могу: что же такого подозрительного в нашем прошлом?

– Не в прошлом, а в настоящем.

Гельмут скрестил руки на груди, прислонился спиной к полкам и повел рассказ, словно лекцию читал. Владмиру оставалось только слушать и изредка вставлять реплики.

Лесные засады

Ополченцы успели за оставшиеся до заката часы доехать до леса, пройти версты четыре по звериным тропам и встать лагерем. Костры разводили в низинах так, чтоб отблески пламени не выдавали стоянку. Часовых расставили в две линии и на удалении до полуверсты от лагеря. Лушик хотел было отодвинуть передовую линию еще дальше, но Василий резонно заметил, что это слишком опасно – если вражеские разведчики скрадут часового, то никто и не заметит.

На заре ополченцев нашли гонцы из двух других разведывательных отрядов. Выяснилось, что кайсаки встали лагерем в четырех верстах от ополченцев Паничи. Всего их две полные сотни. Половина конные, остальные, похоже, потерявшие своих лошадей кавалеристы. Бронеходов нет. Припасов мало. Обоз, все, что смогли разглядеть охотники, – дюжина воловьих упряжек.

– Отступающая кавалерийская часть, – изрек Василий и обвел пристальным взглядом собравшихся вокруг него младших командиров.

– Как действовать будем, Хабулай? – этот вопрос читался в глазах всех бойцов, но осмелился его задать только Кумай.

– Две сотни опытных головорезов… – задумчиво проговорил Василий. – Две сотни, а нас восемь десятков. Подмога идет, но когда она придет – неизвестно. До поля восемь верст. Еще пять верст по грунтовке – и село как на ладони. Хочешь – бери. Мы можем послать гонца предупредить Журава, чтоб уводил женщин и детей на дальнее урочище, но урожай не спасем. Женщинам и детям голодать придется, зима близко.

– Они могут не успеть уйти, – поддержал Лушик. – Конные кайсаки мастера следы выхаживать. Могут догнать.

– Что тут рассуждать?! Драться надо!

– Один раз ударим, заставим остановиться.

– Хабулай, веди нас в бой!

– Тогда сворачиваем стан, – решил Василий. – Пайко, беги в село, предупреди людей, что кайсаки близко. От тебя сейчас все зависит. Ты один можешь мать, сестер и братика спасти. Дуй во весь опор.

Василий сам не знал, как находил нужные слова. Приходило на ум, и все тут. И оказывается, именно то, что нужно, на язык наворачивалось. Пока люди воодушевлены, пока рвутся в бой, надо выступать. И кайсаки спят, будем надеяться.

На стороне чуди были хорошая разведка и внезапность, на стороне кайсаков – численное превосходство и опыт. Как ни прискорбно это осознавать, но ополченцы были обречены. Если говорить серьезно, их задачей было не победить, а замедлить продвижение противника, заставить его засесть в обороне.

Сразу по выходе из лагеря Василий разделил своих людей на два орднунга. Половину отряда повел сам, второй половине под командованием Лушика приказал постараться зайти врагу в тыл, дождаться, пока не начнется стрельба, и самим атаковать, но не усердствовать, быстро откатываться назад. Укусил – и отскочил. И так до тех пор, пока противник не уйдет в глухую оборону. Весь мешающий в бою груз, мешки и сумки оставили во временном лагере.

Люди Лушика сразу отвернули вправо. Василий прошел около версты и скомандовал рассыпаться цепью, залечь и не шуметь. Вперед пошли разведчики. Командир еще раз проверил своих бойцов, выбрал троих шустрых подростков и приказал им держаться рядом. Это будут его адъютанты, быстроногая связь. Конечно, лучше бы иметь дюжину раций, но где ж их взять?

Через полчаса вернулись двое разведчиков. По их словам, кайсаки только встали, завтракают, потом, вероятно, будут сворачивать лагерь. Пора наступать. Лушика не слышно, связь с ним не предусмотрена, только если гонца пришлет.