Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Не Господь Бог
Шрифт:

– Это я виноват в её смерти!

Лена такое слышала много раз.

– Люди склонны винить себя после смерти близкого человека, это нормально, – сказала она.

– Вы не понимаете! Мама узнала о том, что больна, рак, она написала прощальную записку и открыла газ.

– Сочувствую вам, – кивнула Лена активным слушанием – это единственное, что сейчас нужно было пациенту. – Но это было её решение.

– Я не заслуживаю сочувствия! Она из-за меня это сделала! А через несколько дней позвонили и сказали, что диагноз ошибочный, перепутали анализы, – закончил Митя.

Да, и такое бывало в Лениной практике. Иногда ей

казалось, что она попала в один из сериалов, которые смотрела Людмила Исааковна. Было и такое, что ни в каком кино не приснится, жизнь придумывала такие перипетии, что невозможно выдумать ни одному писателю. И тут были живые люди, не актёры, им было больно по-настоящему.

– Это ужасно, – она дотронулась до Митиной руки. – Но вашей вины тут нет.

– Мама была для меня всем. Мне так её не хватает, – заплакал парень.

– Понимаю, – Лена протянула ему новую салфетку.

Но он воспользовался собственным носовым платком. Лену обдало запахом, не нафталина, но чем-то похожим, запахом стариковского быта. Митя высморкался.

– Ее звали Инна Петровна.

– Инна Петровна, – повторила Лена и ободряюще кивнула.

– Она всю свою жизнь посвятила мне. Отца у меня не было, верней, он погиб до моего рождения. Он был лётчиком-испытателем.

– Какая трагедия! – много же свалилось на этого парня.

– Это была мамина трагедия, я не успел узнать его, – сказал Митя. – А с мамой они очень любили друг друга, но не успели пожениться. Их свадьба трижды переносилась из-за его службы, так мать осталась беременной, её все осудили, даже отец отверг. Мы были с ней одни-одинёшеньки на всём белом свете.

«Одинёшеньки», – повторила про себя Лена. Вновь на неё пахнуло нафталином. Ну и парень! Откуда он взялся такой? Эта жилетка, этот носовой платок. Их ещё выпускают?

– Мама была заслуженным учителем России. Она преподавала математику. Мама всю себя посвятила школе! Её все очень любили. Уважали, ценили. Вы бы слышали, что говорили о ней на похоронах!

Слова лились из парня рекой. Это стало походить на затянувшуюся эпитафию.

– Мама тяготилась своим положением, в то время ведь незамужних матерей-одиночек не слишком жаловали, к тому же, я всё время болел, – Митя не мог остановиться в воспоминаниях о своих винах перед мамой, о её страданиях из-за него.

– Митя, давайте вернёмся к вам, – предложила Лена.

Молодой человек спохватился, как будто его поправила учительница у доски.

– Я хорошо учился! Вернее, отлично, почти, – зачем-то добавил он.

– Не сомневаюсь. Уверена, вы были хорошим сыном, – сказала Лена.

Митя резко засобирался уходить, хотя время визита ещё не вышло.

– Спасибо, что выслушали, – мелко кланяясь, как в былые года, попятился к дверям Митя, словно боялся сказать что-то лишнее на похоронах, где о покойном – только хорошее.

Как Лене хотелось потрясти его за плечи, чтобы достать из него то, зачем он пришёл, что болит. А в том, что там болело, Лена не сомневалась. Эти болезни хороших мальчиков и девочек были ей хорошо знакомы.

Митя несколько раз прощался, два раза пытался выйти то в дверь туалета, то в подсобку, и едва не сбил на входе пальму Людмилы Исааковны, но та, кажется, к парню благоволила и даже на прощание смела невидимую пылинку с его куцего драпового пальто с пришитым ниткамине в цвет хлястиком на спине. Бездетная старая дева всплеснула руками с умилением.

– Какой приятный, вежливый юноша! А вот! Вы только

посмотрите на это!

Она передала Лене заполненный парнем перед приёмом формуляр с согласием на обработку персональных данных. Необычайно каллиграфическим почерком было выведено имя, фамилия, отчество. Давненько не видала Прокофьева такого почерка.

– Молодёжь со своими смартфонами скоро вовсе разучится писать, а тут, – восхитилась администратор. – Дайте угадаю, он, наверное, учителем начальных классов работает, хотя нет, слишком молод.

– Ему двадцать девять, и он айтишник, – сказала Лена и исчезла с формуляром за дверью.

Шерлок Холмс из секретаря был так себе.

Спускаясь по лестнице от психолога, Митя заметил, что у него развязались шнурки. Почему-то ним это случалось постоянно. Он наклонился, чтобы завязать их, но тут на него натолкнулась девушка и едва не сбила с ног.

– Ну, чего встал, слепой что ли, – сказала она и поскакала наверх, оставив Митю с его шнурками.

– Извините, – Митя неуклюже развернулся всем телом, как будто по очереди перемещая в пространстве свои руки-ноги. Он знал: такие девушки не для него, а какие для него, он не знал, если они вообще существовали. На улице был сильный ветер, косил ледяной дождь, и, сунув голову в плечи ещё глубже, Митя пошёл к автобусной остановке.

Лена сидела за столом в своём кабинете. До прихода нового клиента было немного времени. Она задумчиво изучала формуляр. Почерк может о человеке рассказать многое. Даже то, что он не хотел бы показывать. Левый край полей сужен – это выдавало в Мите эгоизм, бережливость, даже скупость. Строчки, сжатые к концу строк, рассказали ей о суетливости, страхе не успеть сказать, быть непонятым, наклон букв плясал, выдавая беспокойство, почерк был мелким, раскрывая изворотливость, быстрый ум. Лена продолжала с интересом разглядывать формуляр. По этому почерку был виден отличник, прилежный и усердный невротик. Человек, глубоко неуверенный в собственной безопасности, в тревоге, в беде. Подскакивали, как на сломанной печатной машинке, уголки букв. Какая противоречивая натура! Случай её заинтересовал ещё больше. Из приёмной раздались громкие голоса.

Лена оставила формуляр и выглянула на звук:

– Машка?

Девушкой, едва не сбившей Митю, была дочка Лены.

– Дело срочное, – заявила она матери, даже не поздоровавшись. – От отца подпись нужна.

– А поздороваться, юная леди? – заметила Людмила Исааковна.

– Здрасьте, – ничуть не смутилась Машка. – Мам, ну одевайся быстрей.

Дочка бесцеремонно влезла в шкаф с верхней одеждой, надела на мать пальто. И та послушно сунула руки. Но тут же выдернула – из рукава выпрыгнул маленький серый котёнок.

– Мам! У вас тут приют или офис?

– Да я знать не знала! Откуда они тут взялись? – всплеснула руками Людмила Исааковна.

Офис Лены превращался по весне в садовый центр с рассадой, а к холодам – в приют. Людмила Исааковна вовсю пользовалась служебным положением, пристраивая котят и щенят в добрые руки. И, надо сказать, ей это частенько удавалось. Пациенты психолога, по большем части люди нелюбящие, нелюбимые и растерянные, нередко уходили с тёплым пушистым комочком за пазухой. Всё же с секретарём Лена не прогадала. Клиенты любили администратора, на её стойке частенько можно было заметить то коробочку конфет, то чай. В общем, обе женщины были вполне довольны друг другом. Что бы там ни ворчала Машка.

Поделиться с друзьями: