Не говорите с луной

Вернувшись к наблюдению, Александр ничего нового не увидел. Пара моджахедов вскочила в кузов пикапа и стала снимать брезент с безоткатного орудия. Было видно, что они смеялись, видимо полагая, что у шурави, от всего увиденного дрожат поджилки.

Один взрыв вырос прямо из середины реки. Столб мутной воды, рассыпаясь в высоте жидким серебром, выплеснулся высоко вверх. Следом за ним, на таджикском берегу, расшвыривая камни, пышно расцвели два пыльных гриба. Камни, взлетев вверх стали опадать, достигая противоположного берега. И неожиданно храпнул оглушающий звук взрывов. Мощное эхо раза три повторило его и смолкло. Камни веером легли на афганское парадное войско, выбивая пыль среди танков, машин и людей. Всё мгновенно пришло в движение. Охватив головы руками, афганцы метались, вскакивая в пикапы, и срывая с места машины. Последними уехали танки. Через минуту можно было наблюдать только медленно плывущее в сторону рыжее, яркое от солнца облако пыли.

— Как тебе представление?

— Лихо!

— Куда уложили?

— Два по бережку, а один в реку. Аккурат в серединку.

— Значит один в перелёте. Подожди, сейчас передам… Виталий быстро передал результаты стрельбы и объявил «отбой».

— Так они и жили, Саня — весело и дружно.

— Откуда они знают, что здесь появился я.

— Не морочь голову себе разной хернёй. Обо всём, что мы делаем, они узнают рано или поздно. И мы, также, стараемся знать о них, как можно больше. Например, я знаю, что командир их поста, примыкающего к нашему участку границы, последний раз был на службе два месяца назад. У него родилась дочь, и парень, наплевав на все мусульманские приличия, упал в долгий запой. Горе у него, понимаешь. Вместо него остался какой–то придурок, развлекающийся стрельбой из рогатки. Выходит, дурак, и фигачит из рогатки по бутылкам и банкам. Им стучат с нашей стороны, с их — нам. Тебя это удивляет?

Александр дёрнул плечами.

— Нет, пожалуй. Непривычно только.

— Ничего, через пару месяцев освоишься. Вообще–то мне очень нравится, как ты с ходу построил службу. Можешь на меня положиться во всём. Я отдам тебе и своих бойцов. Согласуем графики, наряды, и будем рулить.

— А ты? Решил забить?

— Да, не! — засмеялся Сазонов. — Я никогда от службы не отлынивал. Но у тебя есть чему поучиться. Ты меня натаскиваешь по службе, а я тебя по делу.

— Два месяца? — грустно переспросил Александр.

— Да. А чего, больше–то? Шесть–восемь недель и будешь загорелый, как мавр, и едва будешь отличаться от нас.

— Шесть–восемь недель… Но надо сначала пережить ночь.

— Ты об этом, — стал серьёзным начальник заставы. — Поразвлеклись немного с нашими афганскими коллегами, теперь давай помозгуем об этой проблеме. Не хочу я терять такого человека, как ты. Понравился ты мне. И личному составу тоже. Пользы от тебя должно быть много.

Он раскрыл планшет и стал доставать карту.

— Ты никому серьёзно не накакал в жизни?

— Почему ты пришёл к такому выводу? — обеспокоился Александр.

— Точно тебе не скажу, Санёк, а то, что скажу, просто имей ввиду, и ни с кем более, и вообще, не обсуждай. Я вижу, что тебя много чему научили в училище полезному и нужному. Мне тоже не членометрию преподавали. И содержание одной лекции, которую нам читал один старый и стреляный волк из КГБ, я хорошенько запомнил. Чем ближе ты находишься к какой–либо границе, тем больше ответственности несёшь за каждый свой шаг. И под шагом надо понимать не только передвижение по плоскости на своих двух берцовых, но и то, что ты говоришь и с кем говоришь. В этом мире всё встало с ног на голову, и важно, что ты говоришь, а не то, что ты делаешь. Здесь слова принимаются, как намерение к действию.

— Я тебя понял.

Сазонов снял с поясного ремня флягу и, прежде, чем отвинтить крышку горловины и отпить, прислонил её сначала ко лбу, затем к шее.

— Хорошо, — в блаженстве прошептал он. — Холодненькая ещё. Из

ледника. Смотри, как роса плачет. Пить будешь? Он протяну флягу Александру.

— Не пей много. Три–четыре глотка. Этого хватит. Иначе жара свалит с копыт.

Саше не надо было напоминать об этом. Узбекистан научил, что в жару, зной лучше терпеть жажду, потребляя воду в небольших количествах, а после того, как сядет солнце, после заката, можно позволить себе до «несхочу» напиться, но не воды, а горячего чая, а лучше отвара из верблюжьей колючки — и вкусно, и полезно, и напоит, и позволит следующий знойный день с меньшими муками перенести жажду. Он отпил четыре глотка, подолгу задерживая прохладную, сладковатую воду во рту, пока она, смешиваясь со слюной, не становилась неприятной, густой, и лишь затем глотал. Стало легче. Звон в ушах отступил куда–то, за едва определимую границу сознания. Жужжал, но не так назойливо, как прежде.

— Так ты уверен, что у тебя нет никаких влиятельных врагов или могущественных недоброжелателей? Хорошо подумал?

Виталий отпил пару больших глотков из фляги, и немного вылил себе за шиворот, прикрыв от удовольствия глаза.

— Когда успокоится Пяндж, поведу тебя в один из секретов 55, где можно без проблем искупаться в тихой заводи. Есть такое местечко! — вставил он отвлечённо. — Это настоящий кайф! Тихая тёплая ночь, луна, спокойная река и… ледяная вода, и… граница рядом… Контраст только для крепких духом!

— Неплохо бы было, — согласился Левченко.

Он не спешил с ответом, вытягивая из своего расплавленного зноем сознания непрочную нить размышлений. Внимательные глаза Виталия не отпускали его ни на мгновение.

— Веталь, ты задаёшь вопросы, которые я не единожды задавал сам себе, — наконец ответил он. — Иногда в своих неудачах и кривых жизненных дорогах хочется винить кого–нибудь. Но всё началось именно с того момента, когда капля с конца моего отца, выпустила меня в этот мир. В суворовском училище мне советовали преподаватели идти в педагогический, в медицинский — давали комсомольские путёвки, настаивали, увещевали. Я хотел стать лётчиком…

— И чего ж не стал? Мог же без экзаменов поступить, — удивился Виталий.

— Мог, но не получилось. Несколько медкомиссий «зарубили» меня. В политическое не хотел поступать — тоже уговаривали. Не думаю, что дело в чьей–либо недоброй воле к моей личности, или к персонам моих предков 56. Дело в моём выборе. Будь я врачом сейчас, учителем или замполитом — здесь бы меня не было.

Сазонов, склонившись над столом, хлопнул по нему ладонью.

— А это ошибка! Ошибка, человека, не желающего разбираться в ситуации. Ты прямой, открытый, напористый, справедливый — отличные качества для офицера. Меня же учили сомневаться во всём. Абсолютно

Секрет — здесь имеется ввиду засекреченный, хорошо замаскированный наблюдательный пункт.

Предки (общ. сленг) — родители.

во всём! Особенно в том, что мы так просто называем случайностями. Мол, что говорить, это мой выбор, такова моя судьба. Это рабская покорность. Прости, Саня, если обидел.

— Нисколько. Я не девка дородная, чтобы обидами зад ширить.

— В такую жару о бабах лучше не думать — совет! — Сазонов сделал назидательный жест. — Ни–ни! Сердце и так, как у марафонца в конце дистанции.

— Ты прав. Я сижу, а у меня одышка.

— С непривычки. Горы, жара. Адаптируешься — пройдёт.

— Знаю.

— Так запомни раз и навсегда: случайностей нет. Выбрось из головы всякую чушь о том, что всё имеющееся сейчас — это следствие твоего выбора. Тебе дали это выбор, и ты из него выбрал. Вот, кто его тебе дал

–

это вопрос. Александр снова задумался.

— Не знаю, — выдохнул он. — Просто, не знаю, Веталь! Заелозил ты меня.

— Ну–ну, тихо. Над этим надо разбираться не час и не два. И не день, или неделю. Я кое–чему учен в нашем Ведомстве. У нас будет и время, и место, чтобы вместе разобраться.