Не грусти, гад ползучий

Упругие световые пучки держали его на весу. В полубессознательном состоянии Степан ощутил, как тело его пронзали тонкие упругие лучики, отчего внутри, в самой его глубине забегали мурашки. Потом все ощущения погасли, будто выключенный экран.

Очнувшись, обнаружил, что завис в ярком выпуклом пространстве, пустом, если не считать переливы непонятных сияний. Дышалось легко, но Степану показалось, что это не воздух, а нечто совершенно иное. Что?

И тут он увидел их. Они висели в пространстве на ажурных, тонких как паутина, овальных креслах. Их одежда ниспадала с голов, разделяясь на плечах наподобие прядей длинных густых волос, и свободно облегала тело. Она, видимо, не имела веса...

В мозгу Степана вдруг возникли непривычные доселе, а теперь такие понятные, естественные словесные образы — не слова, а именно образы понятий, имеющие форму пульсирующих вспышек и разноцветно мигающих точек. Мгновенно он ощутил объемную информацию: эти лваги спасли его, когда их робот обнаружил труп в узле сворачивания временного и пространственного поля. Такое произошло из-за нарушения хвенами (людьми) экологического равновесия. Степан был перемещен на межгль и восстановлен в несколько измененном, адаптированном виде. Это пришлось сделать, чтобы пришелец с Хэвы (Земли) смог существовать в новой для него среде.

Корабль лвагов проходил между Землей и Солнцем, когда на силовом экране запульсировал сигнал опасности. Роботы всех отсеков выключили ротропы и включили ромцеры на полные смещения. Длюмк и Уэндр ринулись в отсек ротропных узлов. Степан глянул на овальные экраны и увидел космическую глубь, пламенный шар Солнца, и родную Землю - Землю, которая вдруг стала багроветь и выгибаться! И тут межгль дернулся, круто рванул в бок...

Морсорош ходко ввинчивался в землю. Почва мягко скользила по длинному мягкому телу, приятно щекотала, пахла влажной душной долготой. Поглощенный движением и воспоминаниями, Рош не замечал ни кротовых коридоров, ни личинок медведки, ни ступенчатого червя Бори. Остроугольный сморщенный Бори хищно притаился на пути Морсороша, готовясь обвиться петлей вокруг будущей жертвы. Когда-то он имел человечье обличье и даже занимал руководящую должность. Незаметно как-то превратился в ступенчатого червя и переселился в почву. Уход из жизни людской произошел для окружающих тихо и неназойливо, место его занял другой ступенчатый, в конторе их было много...

А Морсорош, весь в мечтах об ином пространстве, куда однажды на звенящие мгновенья заброшен был странной силой, и о тающей тиши Звезд, двигался прямо навстречу гибели... Он не заметил, как земля вокруг вскипела, вспенилась и разом выплеснулась в ту самую безмерную высь, о которой он только что думал...

Блуждающую звезду Мирэ столкнул с "трассы" силовой всплеск. Она, крутясь, меняла траекторию движения, когда на поверхность плюхнулся шмоток плазмы. Плазма пузырилась и дымилась в густом ворсе цветущих и зреющих трав. И тут же травы никли и обугливались...

...Потом к Морсорошу вернулось сознание. Его чувства начали распачковываться. Он ощущал себя Рошем, и чашеобразным межглем из биосветовых зротонов, и двумя лвагами, а также человеком, осколком астероида, космической пылью, горсткой земного пепла... Он понял, что все это спеклось в единый плазменный комок, и теперь все это - он, Рош...

Однажды он неловко, по-медузьи, переполз на поросший новой травкой участок. "Я передвигаюсь... Передвигаюсь! Живу!.. " - пронеслось в пульсирующих клетках, промерцало внутри. Вспышки радости дали силу. Двинулся дальше, в цветочные дебри. Кругом кишели примитивные многоножки в панцирях. Появление Роша не вызвало у них беспокойства. Многоножки с челюстями на задней части панциря вяло пережевывали зеленую массу. Рош некоторое время рассматривал их, потом двинулся к полусъеденному цветку внизу...

Было очень тепло, легко дышалось, растительность оказалась вкусная, сочная...

Вскоре Рош стал обрастать панцирем и коротенькими ножками. Ему было хорошо...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТЕ ДНИ

ШАЛЬНАЯ ЗОНА

1

Утром нас приняли в октябрята. Торжественно и неинтересно. На линейке рослые пионерки со скучными лицами под барабанную трескотню прикололи к нашим формам звездочки.

После уроков мы с Машкой Мотиной подрались из-за пластинки, которую нашли в сугробе. Плоский черный диск, поцарапанный, странный, чуть кривой, с надписью на грязно-белом кружке в середке: "Гамлет", и еще чего-то там понаписано... Обе мы ее увидели одновременно, и обеим вдруг приспичило схватить ее, и как-то так получилось, что мы друг дружку пинаем, орем, дубасим, стервенея, царапаемся, кусаемся... Потом Машка с разбитым носом сидела на снегу и ревела, а я убежала в соседний двор.

Снег, до боли в глазах яркий, мелко бугрился на газоне, деревья зло корячились в холодном солнечном пространстве. Я расстегнула портфель и стала запихивать туда тусклую пластинку. Из-под ног выпорхнула синица, резко взлетела, пронеслась, рассекая воздух, над фотомастерской - облупленной одноэтажкой. Там на крыше сидел, свесив ноги, Савка-Сопля из шестого подъезда. Увидел меня, спрыгнул, пошел навстречу. "Сейчас треснет по балде", поняла я и приготовилась драться. Савка всегда, почему-то, цеплялся ко мне.

Шагах в пяти от меня он вдруг остановился, шмыгнул носом, слизнул прозрачную, посверкивающую на солнце соплю над губой и крикнул, как будто я глухая:

– Беги домой, твоя мама померла...

С Савкой мы летом стырили булку из ларька...

2

Кряжистый краснолицый мужчина притушил о ствол липы "бычок" и сказал:

– Да у нас вся страна сидела. Тюрьмы, лагеря, знаешь сколько их?

– Зона, - отозвался другой.

"Зона", подумала я и сразу вспомнила фильм "Сталкер". Там тоже зона, другая. А еще есть шальная зона - это когда деревья и птицы дуреют от талого снега. Разные есть зоны. Вот тот заезженный любимый мой "Гамлет" из сугроба, из зоны...

Я швырнула портфель на скамейку, прислонилась к дереву и стала думать о Гамлете. Он был высокий, немножко лысый, с удлиненным аристократическим лицом и толстыми губами. Он очень худой, ладони его большие, а пальцы длинные. Гамлет улыбнулся, взял меня за руку, мы оказались за столиком в каком-то прокуренном зале, и он сказал:

– Ты что, оглохла?
– сказал Савка-Сопля и ткнул меня локтем в бок. С сигаретиной в уголке рта, небрежно прислонясь к скамейке, Сопля стал глядеть куда-то мимо и говорить:

– Ты чего не в школе, с уроков смылась?

– А где твои сопли?
– злясь, спросила я.

Нигде нет спасенья, даже в чужом дворе. Хочу одиночества!

– А ты читала "Синюю птицу"?
– печально спросил Савка.

– Я ела паштет из Синей птицы!
– крикнула я, схватила портфель и убежала.

В тот день нас принимали в пионеры. Скучно, торжественно, под барабанный бой комсомольцы повязали нам на шеи красные галстуки, мы хором произнесли клятву...

3