Не хочу в рюкзак
Шрифт:
Славик хмыкнул: «Мечтает!»
— Простыл? Ну, ничего, на работе пройдет... На работе, брат, все проходит, — сказал Клюев.
— Так-таки и все?
— Все, — Клюев серьезно посмотрел Славке в глаза.
— Работа — уникальный рецепт двадцатых годов, — небрежно бросил Славка слышанную где-то фразу.
Выпад против «эпохи двадцатых годов» не мог пройти незамеченным, и Славка знал это. Ему не хотелось обижать старика Клюева, в глубине души он сознавал, что Кирилл Георгиевич, как всегда, прав, просто язык по-мальчишески выбалтывал не то, о чем Славка по-настоящему думал.
— Это что, разновидность твоего убеждения? —
— Не только моего.
— Вот и жаль, — насмешливо, но без злости сказал Клюев. — Я думал, ты сам сочинил. Ан взял у кого-то. Взаймы. Или напрокат?
Славка обиделся и замолчал. Клюев понял это. Примирительно потрепал Славку по плечу. И почувствовал, как под его рукой плечо закаменело еще больше.
«Сердитый, — подумал Клюев. — Зря я так. С ним надо всерьез. Вообще со всеми людьми надо всерьез, а с пацанами — в особенности». Клюев считал Славку совсем еще мальчишкой.
Впереди показался Славкин объект — жилой дом; он был еще «в земле»: ни одного этажа, только-только начинали бетонировать фундамент.
— Ну, мастер, не молчи, говори свои претензии, пока я добрый, — сказал Клюев с непонятной интонацией, то ли приглашая продолжить прерванный разговор, то ли начать новый.
Славка сделал вид, что примирительных ноток не заметил.
— Штук бы пяток плит ПКЖ, — сухо сказал он. — Пойдет кладка, задохнемся без перекрытий.
— Знаю, — нахмурился Клюев. — Я думал, ты у меня вторую смену попросишь, чтобы форсировать фундамент... А плиты получишь по графику... Не учись объезжать своих же собратьев на кривой... Живи по закону.
Клюев стал сапогом проверять крепость опалубки. Славка исподлобья следил, как главный инженер налегает на опалубку. «Законы, законы! — бурчал он про себя. — Когда другие заворачивают мои машины с кирпичом — это законно? А он толкует — «по закону»...»
И все-таки в глубине души Славка чувствовал, что Клюев прав. «Нехватка строительных материалов кончится обязательно, а вот стремление объегорить ближнего, беззаконничать может у человека остаться навсегда», — вспомнились ему клюевские слова на недавней планерке, где разбирали особо «предприимчивых» мастеров.
Подошел самосвал. По наклонному желобу поползла серая масса бетона.
Кирилл Георгиевич взглянул на нее, по цвету и скорости сползания заподозрил что-то неладное и приказал:
— Возьми пробу! Засеки, в какой квадрат ляжет!
Славка снова кивнул. На бетонном заводе есть контролеры, пробы они берут регулярно. В управлении есть целая лаборатория с полным штатным расписанием. Но вот этот замес чем-то не понравился Клюеву, и Славка знал, что главный инженер не отцепится, пока не выложишь ему на стол результаты проб.
Клюева окликнули монтажники, столпившиеся у распластанных частей крана.
Прежде чем уйти, он поглядел на Славку, что-то вспомнил и, слегка улыбнувшись, сказал:
— Ты, я слышал, древность любишь? Вот тебе задание по душе: сходи с плотниками, поставь для цирка крышу. Горсовет обязал.
— При чем здесь «древность»?! — возмутился Славка. — Просто мне нравится цирк. Если хотите знать, это современное искусство, воспитывающее в человеке мужество, красоту...
— Поэтому и говорю — бери плотников и ставь крышу! Это полезнее, чем накапливать ПКЖ не ко времени...
Клюев вылез из котлована и, хлюпая в глине, зашагал по канализационной траншее, как по окопу, — вбирая голову
в плечи, сутулясь.III
Песенка показалась Славке самоделкой, и тонкий голосок соответствовал словам песенки.
Интересно, как выглядит та, которая так звонко и неумело поет, не боясь, что ее услышат?
Славка оставил складной метр на бревне и, перешагивая через металлические растяжки, решительно направился на зов песенки.
— Куда это наш мастерок подался? — поинтересовался кто-то из плотников. — Вроде перекура не объявляли...
— Может, надо... — отозвался другой, и, заглушаемый близкими деревьями, снова раздался разнобойный тюк топоров.
Славка выбрался на поле стадиона. Откуда-то из торжественной пустоты трибун язычком пламени вилась песенка:
И они звенят о чем-то вечном, Так светло, доверчиво звенят, Словно в этом мире — только встречи, Словно не наступит листопад...Близоруко щурясь, Славка обвел взглядом трибуны. Они казались лестницей небывалой ширины.
Мелькнуло пятно. Славка поправил очки и направился в ту сторону.
— Эй! — позвал он. — Ты кто?
Маша оборвала пение.
— Надо говорить «вы».
За барьером из высоких скамеек она чувствовала себя уверенно и могла спокойно наблюдать за этим невесть откуда взявшимся парнем. Где же она его видела?.. А! Вчера! На улице. Они не обратили на нее внимания... Ну, погоди, теперь она не станет обращать внимания!
— Ты хорошо поешь, — искренне соврал Славка.
— Неправда! Я плохо пою, — возразила Маша и легко побежала вверх.
Славка следом.
— Остановись! Я устал!
Маша остановилась. Никто из ее знакомых никогда не говорил так просто и естественно: «Остановись! Я устал».
— Вы или ненормальный, или...
— Нет. Я — Станислав.
— Ой, — прыснула Маша, — у нас был кот Славик!
Славка поморщился, но ничего не сказал.
Маша села. Но вся ее поза, напряженные бугорки мускулов, глаза, наполненные осторожным любопытством, — все говорило, что она может в любую секунду вскочить и тогда — поминай как звали!
Славка переступил на шаг вперед и опустился на скамейку. Проклятая робость сковала его: он только сейчас разглядел, до чего красива девушка, какая она вся точеная, гибкая. И глаза, большие, в ресницах, как в черных ободочках...
А Маша без малейшего смущения разглядывала Славку. Выгоревший дорыжа чуб. Нежные щеки, покрытые только румянцем. За толстыми стеклами очков добрые, несмелые глаза.
С незнакомым парнем можно притвориться невесть кем, посмеяться и убежать, можно показаться необыкновенной, говорить разные слова и играть какую-нибудь роль. С незнакомым парнем ведь можно больше никогда не увидеться, а он имеет право только сказать: «Какая странная девчонка встретилась!» И забыть.