Не ходите, девки, замуж!

– У-хху-у! – закричала я и развела руки в стороны.

– А вот это по-нашему, – усмехнулся он. Через какое-то время мы свернули с МКАД на какое-то шоссе и долго ехали, удаляясь от Москвы, в неизвестном направлении по совершенно темной дороге. Потом свернули куда-то и остановились. Что это было за место, какой населенный пункт – ничего не знаю. Рядом темнели какие-то деревья, кажется, вокруг были поля. Алексей медленно заехал в глубь рощи, остановился, не заглушая мотора, выключил фары и, отстегнувшись, потянулся ко мне.

– Иди ко мне. Иди сюда, – прошептал он и принялся нетерпеливо расстегивать пуговицы на моей блузке. Я не успела порадоваться, что именно сегодня умудрилась одеться так, как, в общем-то, и подобает выглядеть уважающей себя женщине, как осталась практически без всего. Вот уж не думала, что способна на такое безумие. На сложенных сиденьях с безумным блеском в глазах мы набросились друг на друга так, словно со времен нашей встречи в поезде только этого момента и ждали. И мне нравилось все, что со мной происходило.

Мне нравилось лежать тут, на куртке Алексея, чуть озябнув (чай не май месяц) оттого, что я абсолютно обнажена. Мне нравилась медленная, невыносимая игра, в которую он играл с мои телом. Мне безумно нравилось его лицо, проступающее в темноте, такое красивое, вспотевшее, напряженное. Его требовательные руки не отпускали меня ни на миг, однако если бы это произошло, я бы сделала все, чтобы вернуть их назад. И на сей раз я отдавала себе полнейший отчет в том, что творю. Я веселилась, как безумный карточный игрок, поставивший все ва-банк. Свобода, охватившая меня, когда мы летели с совершенно запрещенной скоростью по дороге, не покинула меня с остановкой машины. Мне хотелось летать, а Алексей определенно мог дотянуться до небес.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он. – И ненасытная. Дай мне передохнуть.

– Отдохнем на том свете, – тихо рассмеялась я, нежно проведя ладонью по его широкой груди. – Тем более с твоей культурой вождения ты туда просто напрашиваешься.

– Никогда так не говори, – строго оборвал меня он. – Даже не думай. Имей в виду, я знаю абсолютно точно, что и зачем я делаю. А на дороге можно словить свой тупик и на десяти километрах в час.

– Хорошо, – кивнула я. – Как скажешь.

– Да. Как я скажу. Вот это другой разговор, – сменил он гнев на милость. – Значит, ты хочешь сказать, что тебе не понравилось кататься?

– Ну почему… – против воли улыбнулась я. – Смотря на чем. Если на тебе…

– Ты просто невероятная. А на машине?

– А знаешь, да. Понравилось. Есть какое-то странное удовольствие. Хоть и страшно, а все равно.

– Ага, ты почувствовала это, – удовлетворенно улыбнулся он. – Я так и думал. Еще там, в поезде, я подумал, что ты можешь понять.

– Почему? Понять что?

– Свобода. Это, моя девочка, свобода внутри нас. А машина – только средство, способ найти себя на этой бесконечной трассе.

– Но почему? Почему я?

– Потому что ты такая же, как и я. Сумасшедшая.

– Да? Тут ты, пожалуй, прав, – рассмеялась я. И прижалась к нему всем телом. Все-таки было холодно, утренняя сырость пробиралась сквозь щели, в машине было ужасно неудобно, но в этом же и было что-то особенное. Я представила, что кто-то может нас увидеть, какой-то случайный прохожий, который невесть зачем будет проходить тут – ведь на то он и прохожий, чтобы проходить мимо. Смешно, наверное, мы выглядим со стороны. Но нам было наплевать. Мы провели в машине долгие часы, а уехали раньше, чем рассвело. И в этом тоже был определенный магнетизм. Я не знала, где я провела эту ночь. По большому счету, я не знала даже, с кем я ее провела. И от этого все становилось еще более реальным, более осмысленным. Зачем нужны какие-то слова, какие-то представления друг о друге, когда мы уже связаны узами куда более крепкими. Мы занимались любовью.

Нам с Владимиром слова не смогли помочь ничем и даже, наоборот, помешали. Два года назад, когда Мусякин еще только готовился осчастливить нас собой, мы с Володей тоже могли просто лежать обнаженные друг перед другом и чувствовать восторг наших тел. А потом были целые горы, нагромождения слов, и нам так и не удалось выбраться из-под них. А ведь все так просто.

– Иди ко мне. Я хочу тебя, – пробормотал Алексей, просовывая руку мне под одежду. Мы остановились перед моим домом, но даже тут, напоследок, в последние секунды нашей странной встречи он стремился почувствовать под своими ладонями мое живое тепло. Что еще может иметь значение? Мы живы, мы молоды, мы хотим друг друга.

– Да? – улыбнулась я, оглядываясь вокруг. – Знаешь, хоть сейчас и пять утра, но, думаю, мы найдем тут, в окнах дома, парочку-другую благодарных зрителей. Хочешь впоследствии узреть себя на Youtube?

– Да, ты права, – с недовольством согласился он. – Так ты уходишь?

– Ну, если у вас больше ничего нет? – голосом Винни-Пуха из мультика спросила я. Алексей рассмеялся, снова притянул меня и поцеловал.

– Знаешь, что меня удивляет, – спросил он.

– Что?

– Ты вообще ничего не спросила обо мне. Тебе ничего обо мне неинтересно?

– Почему же, очень интересно, – потянулась я. Мышцы затекли, я устала и была оглушена всеми этими событиями. Говорить серьезно мне вообще не хотелось.

– Странная ты. А тебе не хочется узнать, когда мы встретимся еще? И встретимся ли вообще? – вздохнул он. И отпустил меня. – Тебе все это безразлично?

– Конечно, нет, – задумчиво протянула я, но мысли мои улетели далеко. Здесь, под окнами этого дома, я физически чувствовала присутствие Владимира. Там, несколькими метрами выше, практически в воздухе висит его квартира, где он, усталый и закрытый от всего мира, скорее всего спит. Но даже спящий, он мешал мне сосредоточиться на том, что говорит Алексей.

– Посмотри на меня, – потребовал он, нахмурившись.

– Я смотрю, – кивнула я и повернулась. Он молча осмотрел меня.

– Да, сейчас ты особенно прекрасна, – сделал он парадоксальный вывод.

– Думаешь? – вытаращилась я. И на всякий случай осмотрела себя в зеркало заднего вида. – Ерунда какая-то. Растрепанная, диковатая женщина с размазанной по лицу тушью. Красота.

– Ты моя женщина. Ты растрепана мной, эти губы будут болеть от моих поцелуев, – сказал он, проведя пальцем по моим губам. – Мне нравится, как ты выглядишь. И имей в виду, так ты теперь будешь выглядеть всегда. А сейчас иди. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы он понял все.

– А тебе так важно, чтобы он понял все? – удивилась я. Мысль о том, что Алексею может понадобиться от меня что-то большее, мне в голову даже не приходила. Он был персонажем явно сказочным, вымышленным. Разве может сказочный герой ревновать?

– Мне важно, чтобы ты поняла все. Ладно, я тебе позвоню. А сейчас иди. Иди немедленно, или я тебя увезу с собой, – сказал он и вытолкнул меня из машины.

Я повернулась и пошла домой, испытывая сожаление оттого, что эта ночь кончилась, и некоторую неловкость перед тем, что меня ждет впереди. Но Владимир не спал, как и было сказало. И думается мне, что Алексей был совершенно прав. Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять ВСЕ. В свете этого мои намерения и дальше проживать вместе с Владимиром на улице Расплетина принимали самые туманные формы и перспективы.