Не ходите, девки, замуж!
Шрифт:
– Дома, дома. Что опять стряслось в доме Облонских?
– Мы с Тишманом расходимся, – сказала я, еле сдерживая слезы.
– Романтично, – скептически отреагировала она.
– Да? А еще он, кажется, сошел с ума. И решил не отдавать мне Ваньку.
– Что? – встрепенулась она. – Ну, это мы еще посмотрим. Ну-ка, давай. Ноги в руки и приходи.
– Ага, – все-таки всхлипнула я.
– Погоди. Купи мне яблок, ладно? Я тут шарлотку обещала своим дармоедам, так мне в магазин лень идти…
– Куплю. Что-то еще?
– Ну, и там… сама посмотри, – пространно добавила она. Я посмотрела. В результате осмотра мною
– Не, ну ты явно не в себе, – покачала головой она, доставая мои трофеи из пакета. – Во-первых, будешь это пить сама.
– Ладно, – равнодушно пожала плечами я.
– Во-вторых, откуда на тебе взялся этот фешенебельный бред?
– Ты о… о шмотках, что ли? – не сразу поняла я.
– О них. И о твоем лице с этими следами парадного макияжа. Думаю, до того, как ты принялась реветь, было что-то интересное. И волосы. Ты что, решила податься на панель?
– Почему на панель?
– Ну, не знаю. Такие шпильки, и ты так на них смешно хромаешь, – продолжала подкалывать она.
– Смейся-смейся. А еще несколько часов назад со мной пытались прямо на улице знакомиться. Пять человек за одну только дорогу до дому.
– Да, допускаю. А если тебе еще перьев в голову напихать, к тебе и голуби приставать начнут! – хихикнула Верка, принимаясь за яблоки. Я же уютно устроилась около окна, прижавшись к батарее, и принялась скулить.
– Знаешь, он, кажется, не хочет отдавать мне сына. То есть понимаешь, Вер, ему на меня-то совершенно наплевать. Ему надо только, чтоб Ванька остался с ним. Я не понимаю, я же никогда и не собиралась их разлучать. Что за муха его укусила?
– А что ты ждала? – спросила Вера, яростно замешивая тесто венчиком.
– В смысле? – не поняла я.
– Нет, я просто хочу понять, чего ты ожидала, когда сказала мужику, что ты от него уходишь.
– Ну… честно?
– Хорошо бы, если честно. Считай, ты сейчас это не мне говоришь, а самой себе.
– Я думала… – попыталась сформулировать я. – Вер, я думала, он попросит меня остаться!
– Ага! – воскликнула она. Я же взяла со стола рюмку с зеленым и, признаться, довольно мерзким ликером, хлопнула ее залпом, как водку, и зарыдала.
– Да, думала. Надеялась.
– Что скажет тебе: дорогая, я не могу тебя потерять, останься? Да? Особенно теперь, когда ты в таких классных сапогах? Откуда они на тебе все-таки?
– Алексей подарил, – прогнусавила я, размазывая слезы.
– Вот тоже новости. То есть ты надеялась размягчить сердце одного за счет сапог другого? Ну ты, подруга, даешь!
– Даю! Я вообще не понимаю, что мне делать! Этот Алексей странный, что ему от меня надо? Я даже номера его телефона не знаю, понимаешь. Он каждый раз звонит, а номер не определяется. Машины разные. Денег явно куча. Ты бы видела, Вер, в каком он купе ехал тогда, в поезде. Там разве что не было золотого умывальника, а остальное было все!
– Знаешь, Дин, это же ведь не важно, да? – пожала плечами она. Потом запихнула пирог в духовку и повернулась ко мне. – Знаешь, что важно?
– Что?
– Скажи,
ты его любишь?– Ну… не знаю, – застопорилась я с ответом. – Когда-то я думала, что люблю. Когда-то я думала, что и он меня любит. Но потом все так изменилось. Я вообще не понимаю, о чем он думает. Кажется, ему действительно от меня нужен только сын. А остальное – хоть гори огнем. Так что… какая разница, кого я там люблю.
– Как все забавно! – воскликнула Верка.
– Тебе забавно? Да? У меня тут жизнь рушится и трещит по швам, а тебе забавно? – возмутилась я.
– Нет, не это. Ты хоть вообще поняла, что я тебя не о Владимире твоем Красно Солнышко спрашивала. А об Алексее. Ты его любишь? Впрочем, что теперь вообще спрашивать, все и так ясно.
– Да? – растерялась я. – А я подумала… что ты о нем. А ты не о нем? Но…
– Вот так-то, моя дорогая. Вот ты теперь и думай, что делать.
– Да? – совершенно потерялась я. Это что же получается? Это что же, я что – люблю Владимира? Я его люблю? Встречаюсь с Алексеем, сплю с ним, сапоги нацепила вот – потому что люблю Владимира.
– Да, подруга, совсем ты свихнулась, – констатировала факт Веруня. – На вот, съешь пирожок, может полегчает.
– И что же теперь делать? Вер, я же от него ушла.
– Думаю, моя дорогая, пришло время задуматься – а почему это он так ненавидит женщин. Судя по тому, что ты рассказала, у твоего дорогого Владимира есть какой-то большой скелет в шкафу.
– Да. Это точно! – согласилась я, жуя пирожок. Веркина шарлотка – самое надежное средство от депрессии. И ее светлая, не замутненная зеленым ликером голова. – Почему он говорил о нас, женщинах, во множественном числе. Почему вообще он так уверен, что я его обязательно кину, предам и разлучу с любимым сыном.
– Думается мне, пришла пора достать его скелет из шкафа. Как считаешь? – хитро подмигнула мне она.
– Но как? – задумалась я. – Он же молчит как партизан. Скорее я его закопаю, чем он заговорит.
– Да, это так, – задумчиво постучала пальцами по столу она. – Значит, моя дорогая, мы пойдем другим путем. Кажется, ты говорила, что у него все-таки есть мать.
– Да, но…
– Никаких «но». Думай, думай, думай. Представь, что ты – комиссар Мегре. Что бы ты сделала на его месте? – насмехалась надо мной Вера. Но в этот момент меня, что называется, осенило. Я вскочила и прокричала, даже не удосужившись дожевать пирожок:
– Эврика, Верка. Я знаю, что мне делать. Да!
– Что ты говоришь, – хмыкнула она. – Главное, не подавись.
Глава пятнадцатая,
в которой я делаю страшные глаза
И на царя зверей можно поставить капкан,
если знать львиные слабости
В темном-темном городе, в темном-темном доме, на темной-темной набережной реки Фонтанки жил-был человек, которому суждено было столкнуться с неизбежностью. В тот день и час, когда он родился, уже было ясно, что неминуемо столкнется он с цунами и смерчем в лице Дианы Сосновской-Сундуковой и не сможет устоять. И имя ему Лёвушка. И был он моим последним шансом на то, чтобы хоть что-то понять в кромешной, можно сказать, тьме внутреннего мира моего любимого, благонадежного, но непредсказуемого Владимира.