Не изменяя присяге

До назначения на «Расторопный» молодой мичман А. А. Перротте служил на эскадренном миноносце «Сильный», а до этого — на миноносце «Деятельный». Чехарда с назначениями и переводами младших офицеров, перетасовка командных кадров флота не способствовали усилению влияния офицеров на команды кораблей. И на «Деятельном», и на «Сильном», где он находился с 23 августа, мичман Перротте пробыл недолго, и 5 сентября 1917 года его перевели на «Расторопный».

Мичман Перротте не успевал сдружиться с офицерами одного корабля, как его перебрасывали на другой. Поэтому строевая служба на стоящем в базе миноносце «Расторопный», достаточно однообразная и скучная для молодого мичмана, не увлекла его. Зато он с интересом окунулся в революционную, «преобразующую» деятельность матросского комитета, в деятельность «товарищей» матросов — «братишек».

Происхождение слов «товарищ», «братишка» весьма необычно. Уголовный жаргон России в конце XIX века постепенно оттеснил «мазовецкий» жаргон (от слова «маз» — «приятель», «пацан», «браток»). Этот термин был вытеснен на каторге жаргонным словом — «товарищ». Известный знаток блатного жаргона Сахалина В. Дорошевич писал: «Товарищ — на каторге великое слово. В слове “товарищ” заключается договор на жизнь и смерть». Слово «товарищ» перекочевало из языка каторжников в лексику революционеров и стало в их среде почетным обращением «своего» к «своему». По этой же причине уголовно-сентиментальное обращение — «браток», «братишка», «братва» переплелось с революционным понятием «всеобщего братства». В годы революции и Гражданской войны «братишками» называли себя представители передового отряда революции — красные матросы.

Несколько лет назад, когда я только начал изучать жизненный путь Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского и в связи с этим разыскивал любые материалы об эскадренном миноносце «Расторопный», в читальном зале Центральной военно-морской библиотеки я обнаружил газету со статьей, которая называлась «Боевые курсы “Расторопного”».

В ней автор статьи, пожилой Александр Александрович Перротте вспоминал:

«Корабли Балтийского флота в труднейших условиях (лед в Финском заливе превышал 1 м) 12 марта — 22 апреля 1918 года совершили переход из Гельсингфорса в Кронштадт.

Еще на зимней стоянке в Финляндии, не желая служить молодой Советской Республике, с нашего миноносца сбежал командир. И корабль принял я, тогда молодой мичман».

Я не историк и не архивист, поэтому мой поиск информации о службе мичмана Садовинского на эсминце «Расторопный» строился без плана, стихийно, по мере нахождения того или иного материала. На момент, когда я читал воспоминания А. А. Перротте, я знал только то, что эсминцем «Расторопный» в 1916 году командовал капитан 2-го ранга В. В. Селитренников. То, о чем писал Перротте, в своих воспоминаниях, никак не вязалось с образом Василия Васильевича Селитренникова.

Интуитивно я понимал, что не такой человек капитан 2-го ранга Селитренников, чтобы сбежать с корабля. Что-то здесь было не так. Позже я выяснил, что В. В. Селитренников 7 декабря 1917 года был уволен в отставку и остался в революционном Петрограде. Капитан 2-го ранга Селитренников принял октябрьский переворот.

В чем же дело? Или память подводит А. А. Перротте, или командиром «Расторопного» на тот период был другой офицер, более молодой, непримиримый и резкий в поступках. После тщательных архивных поисков удалось выяснить, что в конце 1916 года новым командиром «Расторопного» был назначен старший лейтенант А. И. Балас. Александр Иванович Балас — образованнейший боевой офицер русского флота, никак не мог смириться с кровью и смутой революции, развалом страны и позорным сговором с немцами. Да, капитан 2-го ранга Балас мог принять, единственно верное для себя решение — оставить миноносец «Расторопный» в Гельсингфорсе зимой 1917–1918 года и уйти воевать за свою Россию на Север. На самом же деле, в жизни, все обстояло несколько иначе. Еще в сентябре 1917 года капитан 2-го ранга А. И. Балас покинул «Расторопный» по состоянию здоровья. Временно вместо него был назначен исполнять обязанности командира мичман М. М. Воронин. Ни мичман М. М. Воронин, ни мичман Б.-С. А. Садовинский, ни инженер-механик мичман Н. Т. Гуляев не приняли Октябрьскую революцию и в последующем оказались на фронтах борьбы с большевиками.

В марте 1918 года, кроме мичмана А. А. Перротте, на «Расторопном» офицеров не было. Матросам не из кого было выбирать себе командира, знающего штурманское дело и могущего привести корабль в Кронштадт.

Но вернемся в сентябрь 1917 года. Корабли флота Балтийского моря еще выполняли боевые задания, но все это давалось неимоверным напряжением сил. Пережившие неслыханные унижения, подвергаемые недоверию со стороны команд, флотские офицеры оставались в те дни единственными патриотами России, готовыми поддерживать боеготовность своих кораблей, добиваться которой от своих команд становилось труднее и труднее. Все это многократно усугублялось и большой текучестью команд, утративших прежнюю спаянность и монолитность, и чехардой с перемещениями офицеров, командиров, флагманов.

13 сентября в 11 часов 20 минут эскадренный миноносец «Охотник» подорвался на авиационной мине. Очевидец писал: «Как только раздался взрыв, команда стремглав бросилась спасаться: разбирались койки, спасательные пояса, и начали спускать шлюпки». Матросы первыми разобрали спасательные средства, и больше средств для спасения не осталось. Ни офицерам, ни боевой смене места в шлюпках не хватило. Выборный командир старший лейтенант В. А. Фок был брошен своей, так недавно дружно проголосовавшей за него командой. С ним погибли лейтенант В. К. Панферов, инженер-механик старший лейтенант Бобылев, лейтенант Огильви, мичман Лебедев, мичман Лисоневич, доктор Смирнов.

Все офицеры миноносца «Охотник» погибли вместе с кораблем! Какой героизм и мужество проявили униженные, ошельмованные «революционными» судовыми матросскими комитетами, офицеры эскадренного миноносца «Охотник»! Вечная им память!

Архивы хранят не только документы, подтверждающие героизм и доблесть. Сохранились документы иного рода. Вот «радио» с эскадренного миноносца «Стерегущий», матросы которого пытаются оправдать бегство и трусость своих товарищей-матросов с эсминца «Охотник»:

«Радио

“Стерегущий”

00 час. 13 мин.

16/IX 1917 г.

ВСЕМ

Товарищи матросы. 13 сентября в 11 часов 20 минут дня в Рижском заливе взорвался эскадренный миноносец “Охотник”. Спаслось 40 человек, в числе их есть раненные. В сегодняшней Штабной сообщалось, что офицеры не хотели расстаться с судном и все погибли.

Из Штабной видно, что офицеры оказались героями, а матросы трусы. Нет, товарищи, мы очевидцы всей катастрофы призываем Вас, не верьте этому. Все вели себя, как требовал того долг.

Поэтому мы говорим, что если офицеры не спаслись то только потому, что не пожелали. Спасшихся с “Охотника” просим товарищей распространить это заявление».

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 76)

Какая низость — это «радио»! Как подло поступили матросы, бросив своих офицеров на гибнувшем эсминце! Вот оно — истинное лицо «альбатросов революции». Матросы обыкновенную трусость и панику пытались прикрыть высокопарными фразами о долге и чести.

В хранящемся в РГАВМФ «Историческом журнале», на той же странице, где и это матросское оправдательное «радио», вклеено письмо родителей погибшего лейтенанта В. К. Панферова, с просьбой сообщить им все, что известно о последних минутах жизни их сына:

« Вход. № 2167 от 26 сентября 1917 г.

«Сын мой лейтенант Владимир Парфенов погиб на миноносце Охотник.

Жена моя и я просим Вас не отказать сообщить нам все, что известно о последних минутах жизни нашего сына.