Не климат выбирали, а судьбу

Ой, что я тебе скажу, мой медведь, скоро перестанет быть медведем, он уже почти сорок кило скинул...

– Что, перестал совершенно есть?

– Да, жрёт, как и раньше, но по горам стал лазить и на велике гоняет, а я люблю местные танцы, если бы, ты только увидела, как я зажигаю, тут бы и родила!

Всё, подружка, все лимиты с тобой проговорила.

Может быть до твоих родов ещё позвоню, а если нет, то жди летом в гости.

Давно уже Вера не была в таком приподнятом настроении.

Что не говори, а Наташка для неё самое дорогое, что есть на свете!

От последней мысли ей даже стало стыдно - а близкие? а Галь? а зарождающаяся жизнь в ней?

Пожалуй, Натаху можно поставить в один ряд с Галем, его мамой и, наверное, с будущим ребёночком, но он, её мальчик, такой неспокойный в животе, пока ещё плохо воспринимался ею, как личность и с этим трудно было совладать, да и зачем.

Вера прибыла на собрание поэтов с большим опозданием, из-за долгого телефонного разговора с Наташей.

Чтение стихов и разбор полётов был уже в самом разгаре

И поэтому у неё не было возможности близко познакомиться с известными на всю страну столичными корифеями.

Она присела тихонька сбоку и стала слушать хорошие и так себе стихи и даже несколько раз принимала участие в их обсуждении.

Игорь Губерман оказался мужчиной среднего возраста, среднего телосложения, а те стихи, что он любовно называл "Гариками", ввели девушку в шок, потому что, кроме остроты и тонкости выверенных фраз, они изобиловали не прикрытым матом, и хоть он был зачастую оправдан в коротких четверостишиях, но больно уж резал слух, хотя и вызывал непроизвольные улыбки.

Наташке такое творчество понравилось бы наверняка.

Здесь еврей и ты и я,

мы единая семья:

от шабата до шабата

брат наёбывает брата.

Надеждой душу часто грея,

стремлюсь я форму ей найти;

когда нет денег у еврея,

то греет мысль: они в пути.

Еврей, зажгя субботнюю свечу,

в мечтательную клонится дремоту,

и все еврею в мире по плечу,

поскольку ничего нельзя в субботу.

Напрасно осуждается жестокий

финансовый еврейский хваткий норов:

евреи друг из друга давят соки

похлеще, чем из прочих помидоров.

В соплеменной тесноте

все суются в суету,

чтобы всунуть в суете

всяческую хуету.

Все присутствующие буквально захлёбывались от смеху, а "Гарикам" Губермана, казалось бы, не будет конца, но он вдруг прервал своё чтение:

– Всё ребята, на сегодня хватит, давайте уже послушаем что-нибудь пристойное.

Тут, Илана, неожиданно для Веры, предложила гостям вечера послушать их молодую, но очень талантливую поэтессу.

Такого развития событий девушка не ожидала, но делать было нечего, и она достала свой блокнот.

Раскрыла страницу и глаза упали на недавно написанное стихотворение, совсем не оптимистического настроения и всё же решилась начать с него:

Источник вечности - сюжет земной

Парит над многоликим лихолетьем -

историей, где в тайниках темно,

Истерзанна безжалостною плетью.

Народам предъявляет крупный счёт

Ушедшим поколеньям и живущим,

Но всё равно земля к себе влечёт

За камнями скрывая рая кущи.

Священный вид морей, пустынь и гор,

а недра тайны прошлого скрывают.

Развалины, как древности укор,

Вбивают в сердце сожаленья сваи.

Пожалуй, не найти других земель,

Где современность с древностью, так слились,

где полнится кровавая купель -

Земле священной не являя милость.

Не климат выбирали, а судьбу,

срывая душу с кровью от истоков,

а здесь на мир наложено табу,

и жертвы множатся в борьбе жестокой.

На карте мира мелкий лоскуток,

на нём рождались мудрецы, пророки.

Мы не явились подводить итог,

а будущему вымостить дороги.

Обычно Илана предоставляла каждому поэту прочитать по три стихотворения, ведь проявить себя хотели все, а время всегда было ограниченным, но на этот раз хозяйка салона не стала противиться желанию большинства, а оно требовало продолжения банкета, чтобы девушка читала и читала, настолько пленило их это стихотворение...

Кинжал и яд оставим у Шекспира...

Не Дездемона я, ты не Отелло -

Мне не согреть тебя дыханьем страсти,

Не пробегусь ладонями по телу,

Не заслоню от жизненных напастей:

Кинжал и яд оставим у Шекспира,

У нас же не растраченные чувства,

Волной на берег набегает лира,

Нет проявления стихии буйства.

Купаемся в закатах и восходах,

То зажигаем звёзды, то их гасим:

Для вечной лиры широта, свобода,

А муза подпевает на Парнасе:

У нас ведь в жизни разные маршруты,

Имеющие цели и значенье,

И только муза все срывает путы -

Находим точки с ней пересеченья.

Перед тем, как Вера покинула гостеприимную квартиру, к ней подошли незнакомые мужчина и женщина. Они были не примечательной наружности, но весьма настойчивые в своих стремлениях, предложив ей издать свой сборник стихов и готовы были в этом молодому автору оказать всяческое содействие.