Не могу тебя забыть
Шрифт:
Он поставил рюмку на стол, покачал головой. Юлька снова сунула бутерброд ему в руку, он не заметил и машинально откусил.
— У нас с ней война! По всем фронтам! — признался Илья. — Она плачет, умоляет, угрожает, строчит доносы в налоговую инспекцию. У меня каждый день проверки на фирме. Необоснованные. Фактов нет, извините! — Он развел руками и откусил от бутерброда. — Подговаривает Тимку, звонит мне, дает ему трубку, а он плачет, ничего не понимает и повторяет за ней.
— Что повторяет?
— «Папочка, отпусти меня!»
Илья швырнул бутерброд на тарелку и одним махом выпил коньяк.
— Ну, это она перегнула, — не зная,
— Сука!! — взревел Илья. — Ну ладно, мы ругаемся, разбираемся, а его зачем в это втягивать?!
— Ты зря шумишь, буянишь и напиваешься, — спокойно сказала Юлька. — У них день отлета определен, билеты на руках?
— Да, — сбавил тон Илья. — Ну и что?
— А то, что они улетят, а Тимка останется, никто не даст его увезти без твоего согласия, — спокойно объяснила Юлька. — Ладно бы Тимочке было лет десять—двенадцать, он мог решать, с кем хочет жить. А сейчас ему лучше с родным папой и в родной стране, чем с отчимом в чужой стране, где другая жизнь, другие правила и нет ни одного родного человека, кроме мамы. А если у них не заладится с мужем? Ты прав, а Лену можно понять — она любит Тимку, и она хорошая мать. Когда они улетают?
— Через три недели.
— Значит, потерпи три недели. Тимошку можешь отправить от ваших разборок подальше — в Крым или в Сочи со своими родителями.
— Это как — отправить? — не понял Илья. — Она мне его не дает, даже увидеться с ним не могу!
— Ну, я не знаю, выкради его, если надо! — строптиво тряхнула шевелюрой Юля.
— И что, Ленка не сможет с ним попрощаться? — уточнил Илья.
— Да, нехорошо, — согласилась Юлька, — но, с другой стороны, слезы, стенания, обвинения, просьбы, проклятия, а представь, какое будет прощание в аэропорту. Это все ребенку надо проходить и переживать? Объясни Лене, что, когда он подрастет, ты будешь его отпускать в Америку на каникулы, а она сможет видеться с ним в любое время, когда будет приезжать в Москву.
— А ты представляешь, что испытывает мать, которую разлучают с ребенком? — как-то отстраненно и трезво спросил Илья.
Юлька подскочила, шагнула в сторону от Ильи и зло ответила:
— Нет, не представляю! Но думаю, что ты про это все знаешь. Тогда отдай Тимку и перестань пить и жалеть себя!
Илья быстро встал, притянул Юльку к себе и обнял:
— Прости, Рыжик! Мне хреново, вот я и кидаюсь на всех!
Он взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза и нежно расцеловал в щеки.
— Ну, мир? — спросил он.
Юлька все поняла по-своему. Кто про что, а вшивый про баню!
— Ты что, так сильно ее любишь? Тебе больно, что она вышла замуж? Ты ревнуешь? — тихо спросила Юлька, следя за выражением его лица.
— Кого? — не сразу понял Илья. — Лену? Ох, Рыжик, Рыжик! — покачал головой он.
Илья подвел Юльку к дивану, усадил, сел рядом с ней, налил коньяк в рюмки, но пить не стал.
— Нет, Юлечка, не люблю, — вздохнул он. — Может быть, в этом вся проблема, что я ее никогда не любил и она меня не любила. Так получилось.
— Вы женились из-за Тимки? — спросила Юля.
— Не совсем. В первую очередь, конечно, из-за него, но мы были немного влюблены, нам казалось, что этого достаточно, — стал вспоминать Илья. — Я тогда не особенно задумывался, какие чувства испытываю к Лене. У меня голова была занята работой… — Он запнулся, кинул быстрый взгляд на Юльку. — Работой, наукой… Я тогда очень много работал.
— Да ты всегда много работал! —
воскликнула пораженная таким откровением Юлька. — Сколько я тебя знаю, ты только и делал, что работал! Но это не мешало тебе думать!— Иногда мешало, — покачал головой Илья.
Он встал, обошел столик, подошел к телевизору и, засунув руки в карманы брюк, стал рассматривать «Поиск».
— Я из-за этого ушел из науки. Я перестал чувствовать кайф от работы, кураж от мыслительного процесса, нечто непередаваемое, что звенит внутри, когда ты в поиске, когда идешь по цепочке рассуждений, вычислений и чувствуешь, что сейчас ты поймаешь истину, вот еще немного — и получится! Это такой адреналин! — Илья захлебнулся от воспоминаний.
Он развернулся, посмотрел Юльке в глаза. У него было потустороннее выражение лица. У Юльки мурашки пробежали по спине.
Он вернулся на место, сел, поднял рюмку, жестом пригласил ее присоединиться. Они выпили, закусили. Помолчали.
— Я заработался на других работах, в нескончаемом, по кругу, беге за деньгами, — продолжил он тихим голосом. — Я перестал мыслить так, как привык, — весь день и ночь, я думал даже во сне. На это наслаивалось вечная изматывающая нехватка денег, а деньги были нужны, нужны, нужны. Отупляющая работа и ощущение нищеты. Ленка умоляла бросить институт, она сидела без работы, родителей надо было поднимать после аварии, у Тимки были на все сезоны одни ботиночки. Но я бы не ушел только из-за денег! Я ушел потому, что перестал заниматься творчеством. Творить перестал, а наука — это творчество! Еще какое! Кропотливая работа и творчество!
Юлька слушала затаив дыхание, боялась спугнуть неосторожным движением прорвавшееся из него откровение.
Ну, в конце-то концов, сколько лет он держал все это в себе!
Илья откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и говорил с такой застарелой прогорклой тоской, без надрыва или пафоса, как говорит человек о всегда ноющей привычной ране. Юлька никогда не видела его таким.
На Юльку вдруг снизошло какое-то озарение. Она медленно повернула голову, посмотрела на свой «Поиск», потом так же медленно посмотрела на Илью.
А ведь это она его нарисовала! Как же она раньше не догадалась?! Почему она поняла это только сейчас?
— Господи! — не открывая глаз, говорил Илья. — Ты не представляешь, я обожал утро! Я ложился в кровать и старался скорее уснуть, чтобы побыстрей проснуться! Каждое утро я шел в институт пешком. От дверей моей квартиры до дверей института ровно сорок минут ходьбы. Это было самое любимое мое время. Я шел, а в уме складывались формулы, я их продумывал, менял, Начинал выстраивать заново. Я ничего не видел вокруг себя, никого не слышал — выключался от окружающего, шел на автопилоте по знакомому маршруту и думал, искал! Но я потерял и эти любимые сорок утренних минут, все поглотило добывание денег.
Илья открыл глаза, взял бутылку и посмотрел на свет.
— Коньяк кончился, сейчас другую принесу, — с наигранной легкостью сказал он.
Юлька прикусила язык, чтобы не выпалить банальное: «Может, хватит?» Илья крикнул из кухни:
— Юльк, может, чаю или кофе хочешь?
Юлька подскочила и побежала на кухню, радуясь возможности притормозить заливание коньяком трудных мыслей.
— Чаю! — с порога выпалила она. — Давай выпьем чаю!
— Намекаешь на перерыв? — усмехнулся Илья. Он поставил на стол непочатую бутылку и стал готовить чай. Юлька села на высокий стул у стойки, спросила: