(Не) моя свадьба

– Па лю!

Сын произнес это вполне четко и различимо, но кроме Баграта на это никто не обратил внимания, поскольку все слушали рассказ Левона про поездку на острова.

Баграт внимательно посмотрел на ребенка, прислушался, а тот снова повторил:

– Па лю!

И потянул к нему руки.

Когда до Баграта окончательно дошло, что именно сказал Пашка, недавнее раздражение мгновенно сменилось щенячьей любовью, без остатка заполнившей грудь. Его почти разрывало от переизбытка чувств. Он моментально расцвел счастливейшей из улыбок. Забыл про все на свете – где он, кто его окружает. В этот момент мир прекратил для него существовать, он видел только сына.

Сколько раз он учил Пашку незамысловатым словам: «Папу люблю», сколько раз повторял в надежде, что сын ответит. И вот дождался! «Па лю» – да это же самое сладкое сочетание на всем белом свете.

– Милана, ты слышала это? – он тут же ее окликнул.

– Что слышала? – не поняла она.

– Пашка только что сказал: Па лю…

– И что? – спросила она с опаской.

– Ты что не поняла? Он говорит: папу люблю! Выучил, наконец…

С этими словами Баграт поднялся с места, подошел к Кире и внаглую забрал ребенка. Поднял его на уровень лица, всмотрелся в любимые глаза.

– Ты ж мой золотой, ты мой самый умный!

Он громко чмокнул улыбающегося малыша в щеку, прижал к себе. С гордым видом оглядел всех. И только тут заметил, что в комнате воцарилась мертвая тишина.

– Баграт, ну я же просила, – раздался досадливый возглас Миланы. – Сложно было один вечер помолчать, да?

Когда Баграт оглядел вытянутые лица родственников, сидевших за столом, до него, наконец, дошло, что он только что сделал. Каждому взрослому в этой комнате теперь понятно, что он держит на руках собственного сына. Что там, даже семимесячной Каролине, которая стояла у Миланы на коленях да хлопала длиннющими ресницами, и той наверняка стало ясно.

А ведь Баграт не собирался признаваться. Хотел дать Милане возможность сделать это самой, ведь она об этом просила. Но как тут удержишься, когда в душе столько чувств. Нахлынули, не стерпел, потянулся к сыну. Разве могло быть иначе, когда он услышал от собственного ребенка первое признание в любви? Кто бы устоял?

– Ты что такое говоришь? Паша не твой сын! – вдруг воскликнула Кира.

Впрочем, похоже, не каждому стало ясно. Осталась в этой комнате одна преемница неверующего Фомы.

Баграт застыл, гадая, как лучше поступить. Но врать про то, что родной Пашенька ему никто, он решительно не мог.

– Это мой сын, Кира, – ответил он со значением. – И Милана моя. Мы с ней теперь вместе.

К своему неудовольствию он заметил, как Милана вжала голову в плечи, вся скукожилась. Возникло ощущение, что еще чуть–чуть и заберется под стол вместе с малышкой–племянницей.

– Левон, что он такое говорит? – не успокаивалась Кира. – Милана, как это может быть? Паша не его сын, ведь так?

– Милана? – окликнул ее Левон.

Милана же продолжала молчать в тряпочку, хотя Баграт взглядом ей показал – пора бы вставить слово.

Но раз мать не хочет объяснить, от кого родила, отец вполне может сделать это сам.

– Вы, наверное, все слепые, – сказал он твердым голосом, повернул к родственникам сына лицом. – Посмотрите на Пашку и на Каролину. Никакой схожести не наблюдаете? Я когда к пацану пригляделся, сразу понял, мой сын. Невооруженным взглядом видно – Саркисян.

Кира с Левоном внимательно уставились сначала но собственную дочь, потом на Павла. Смотрели так, будто видели малышей впервые, хотя много раз нянчили их вдвоем.

Первой заголосила Кира:

– Но как же так? Этого не может быть! Ведь для того, чтобы быть папой Паши ты должен был с моей младшей сестрой п–п…

Она не договорила. Но этого и не требовалось. Все в этой комнате сразу поняли, что Кира имела в виду.

– Да когда же ты смог? – всплеснула руками Кира. – Миланочка же в Москве была всего один раз на нашей помолвке и…

– Иногда одного раза вполне достаточно, – со вздохом заметил Баграт и плотнее прижал к груди сына.

Тут уже не выдержал Левон.

Он подскочил с места, да с такой скоростью, что повалил стул, на котором сидел.

– Я оставил младшую сестру невесты в доме родителей всего на одну ночь. Ты что тогда с ней это сделал? Она же едва справила совершеннолетие, считай, ребенком была! Как совести хватило?

А Баграт, может, и ответил бы, помни он, как же у него хватило на подобное совести. Но не помнил, поэтому промолчал.

И тогда Левон подлетел к брату, ткнул в него пальцем, зашипел:

– Если бы ты сейчас не держал ребенка, я бы…

– Что бы ты? – взвился Баграт. – Не держи я ребенка, сам бы огреб!

Он очень хотел вручить пацана матери, схватить брата за шкирку, вывести из квартиры и надавать лещей, прямо как в детстве. Но его остановил умоляющий взгляд Миланы.

Вскоре и Кира подлетела, повисла на муже:

– Левон не надо, – запричитала она.

Баграт отступил на шаг, продолжая крепко держать сына.

Посмотрел на брата с женой злым взглядом и проговорил:

– Что плохого, что я отец Павла? Вы предпочли бы видеть в этой роли кого–то постороннего? Мы с Миланой вместе, у нас все отлично, ясно вам? Можете принимать, можете нет, мне до лампочки.

– Милана, – охнула Кира. – Ты что правда с ним? Это же ужас!

– Почему ужас? – взвился Баграт. – Что во мне такого ужасного.

– Что ужасного? – невестка буквально прожгла его взглядом. – Да ты же жуткий бабник! За что Милане такое наказание? Да у тебя же ворот рубашки испачкан в помаде! Пришел к моей сестре, измазанный чужой помадой, я ее сразу углядела. Тебе не стыдно вообще?

Баграт резко провел рукой по шее. Не заметил никакой помады, когда выходил из дома, правда в зеркало перед выходом не смотрелся. Попытался вспомнить, как она могла там очутиться, ведь никого не целовал, не обнимал. Совершенно невозможно!

Он было испугался, что Милана тоже подумает, будто он с кем–то сегодня зажигал.

Но тут любимая все–таки поднялась с места. Со скоростью звука обошла стол, встала между родственниками и Багратом.

– Кира успокойся! – зашипела она на сестру. – Это моя помада! Я его поцеловала перед тем, как он сюда зашел. И вообще, хватит на Баграта наезжать, ясно тебе? Он отличный отец, и между нами все тоже отлично. Остальное не должно тебя волновать.

От ее слов лица вытянулись у всех, у Баграта в том числе.