Не надо, дядя Андрей!

Он заметил меня.

— Ли… — снова вздох и еще один долгий глоток. Не представляю, как можно так пить виски, обжигая горло и пищевод.

— Лизонька… — прояснившийся было взгляд снова помутнел.

— Я тут, — тихо отозвалась я. — Хочешь меня трахнуть?

Он сморщился, будто собрался плакать.

— Нет. Лиза. Иди к себе. Иди к себе и запрись. Хорошо?

Я нахмурилась. Все это было слишком странно.

— Андрей? Дядя Андрей? Что происходит?

— Быстро! Дура! Беги! И запрись! Ясно! — рявкнул он таким властным голосом, что меня вымело из кухни и очнулась я только в своей комнате, дрожащими пальцами задвигая запор.

3.

Я не понимала, что с ним. Он вернулся, но ощущение тревоги, страха, даже скорее ужаса не только не прошло, но даже усилилось. Андрей был не такой, как всегда.

И то, что после тяжелого дня, который он провел неизвестно где, он не набросился на меня со своими извращениями, а выгнал, пугало сильнее всего.

Я грызла пальцы и ходила туда-сюда по своей комнате, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Но пока ничего не было слышно. Мне бы успокоиться, спрятаться в ванной, вспомнить, что бухой он имеет привычку насиловать меня и подготовиться со всех сторон. Но почему-то я не думала, что в этот раз будет так же. Не было в нем похотливого безумия, с которым он набрасывался на меня. Он выглядел… обреченным.

Я вздрогнула, услышав звон. Он уронил бутылку? Но звон повторился. И еще. И еще. За дверью словно взрывались стеклянные гранаты, тяжело, с гулким уханьем, встречаясь с кухонным полом. Подождав перерыва во взрывах, я скользнула за дверь и остановилась на пороге кухни.

Сначала я почувствовала острый, бьющий в нос дурманящий запах алкоголя. Весь пол был залит янтарного цвета жидкостью и усыпан острыми зубами осколков бутылок виски, водки, джина. Всего, что хранилось в шкафах с крепким алкоголем. Андрей стоял у самого окна, поэтому мой взгляд не сразу до него добрался. Я скользила им по полю боя, усыпанному минами с острыми краями. И только переведя глаза на дядю, я вздрогнула. Он так и стоял, почти обнаженный, в одних темных обтягивающих боксерах. А еще он держал в руке керамический нож и на его предплечьях расцветали алые розы. Я вскрикнула, бросилась к нему и тут же наткнулась на осколок.

Андрей повернул ко мне хмурое лицо и пожаловался:

— Скальпель было бы удобнее.

— Что?.. — Я все еще никак не могла понять, что происходит, не допускала мысли.

— Настоящий мужчина повесился бы. Или надо было взять пистолет…

Он посмотрел на меня еще более озабоченно и хмуро и резким движением полоснул по руке. Темная кровь брызнула на мраморную столешницу, а я мгновенно оказалась рядом, даже не заметив, как проскочила полосу препятствий. Схватила двумя руками Андрея за руку с ножом и попыталась его вырвать, но он только грустно рассмеялся:

— Дурочка! Дурочка! Беги, дурочка! Оставь дядю-извращенца расплачиваться за свои грехи. ОСТАВЬ, Я СКАЗАЛ!!!

Он заорал на меня со страшным лицом, но я даже не дрогнула. Я вцепилась зубами в его пальцы, держащие нож, не боясь, что он заденет меня. Он взмахнул рукой, отбрасывая меня в сторону.

Я упала коленями на осколки, но плотные джинсы защитили меня от порезов.

— Андрей! — Взмолилась я. — Что ты делаешь? Не надо!

— Надо, дурочка! Надо, Лизунь! Она права, таким как я, нельзя существовать на свете…

Он снова примерился ножом, но я бросилась как кошка и повисла у него на шее.

Поймала его губы и начала целовать, бессвязно бормоча:

— Перестань, прекрати, не надо, Андрей, не надо, прошу!

— Уйди, Лиза. Уйди. Беги отсюда. Беги от меня. Я чудовище, я урод… — он то вскрикивал, но шептал, пытался убрать меня, чтобы вернуться к своему занятию, но я прижималась к нему, мешая резать руки.

Его кожу покрывал ледяной пот, он был весь холодный словно и не было середины лета. Я попыталась повиснуть у него на плечах, но он отпихнул меня, я сорвалась и упала на колени, снова в лужу алкоголя и битого стекла. Уперлась руками, порезав их об осколки. В янтарной жидкости появились красные прожилки моей крови.

Но Андрей не слышал. Не видел.

Он передумал с руками и приставил нож к своему горлу. Он был словно одержимый.

4.

— НЕЕЕЕЕЕТ!!! — Я заорала так, что он вздрогнул и перевел больной, темный взгляд на меня.

— Да, Лизонька… — язык Андрея заплетался. — Мне пора избавить мир… от себя. Ты же сама все знаешь…

Он вдруг стал очень ласковым. Все еще держа в руке нож, другой рукой погладил меня по голове. Толкнул к себе, вжимая лбом в свое бедро. Я дернулась, вспомнив, как он загонял член мне в горло тем же движением, и Андрей хрипло рассмеялся:

— Видишь? Я убил тебя. Мудила, урод, извращенец. Уничтожил светлую девоньку Лизоньку, растрахал тебя, навсегда превратил в шлюху. Раздолбил твою жопу, растянул под себя, изувечил твою психику так, что больше не вернуть ту кошку, что бросалась на меня с криками и целилась в глаза. За это мне одной смерти мало. А ведь раньше тебя была Алинка. А сколько было тех, чьи имена я не запомнил, но чьи дыры наполнял спермой, чьи груди перетягивал веревками, спины покрывал шрамами? Кому причинял боль и учил ее любить? Думаешь, такое чудовище можно оставить жить на свете?

— Да! — Выдохнула я. — Андрей!

Я уперлась окровавленными ладонями в пол, поднялась и положила их ему на грудь у сердца, пятная холодную кожу кровью.

— Отойди от меня, Лиза. Ты хотела свободы. Скоро ты будешь свободна. Надеюсь, и счастлива. Денег от продажи практики хватит на лучших психотерапевтов.

Он вдруг стал почти нормальным. С ясными глазами, четкой речью. И даже движения перестали быть хаотичными. Он сжал мои запястья одной рукой и отстранил меня.

Я не собиралась сдаваться!

Отступила на шаг, не обращая внимания на битое стекло, впивающееся в ступни и потянула вверх тонкий свитер, стаскивая его с себя вместе с футболкой и лифчиком под ней. Поежилась от взгляда Андрея, полыхнувшего жаром при виде моей груди. Отбросила одежду в сторону.

— Хочешь? — Спросила я. — Хочешь меня выебать? Андрей? Хочешь? Я отсосу тебе, вылижу твои яйца?

Начала расстегивать джинсы, потянула их с бедер.

— Лиза… — прохрипел он.

Член под тканью боксеров дернулся, но так и не встал окончательно. Остался вялым. Вот теперь я начала понимать, что с Андреем настоящая беда. И я не уверена, что справлюсь с ней.

— Отдолбишь меня в жопу, как ты любишь? — Я облизнула пересохшие губы. — Я не носила пробку, я буду узкой, я буду кричать, буду плакать, тебе понравится!

— Стой… — выдохнул он. — Нет.

Я и сама видела, что нет.

Его губы кривились от отвращения. Неужели ко мне? Неужели те слова про разъебанную дыру были правдой, а не очередным этапом унижения?

Но взгляд его блуждал по моим искусанным пересохшим губам.

Я шагнула вперед, прижалась грудью к его обнаженной груди. Он автоматически обнял меня свободной рукой. Я встала на цыпочки и впилась губами в его губы.