Не надо меня обижать

Отравиться просроченным лекарством мне не очень то хотелось.

Выглянула в окно, уже давно стемнело. Я, пошатываясь, пошла к кровати, чтобы через несколько секунд закуклиться в одеяло. Но даже и это мне не помогло. Зуб на зуб не попадал, казалось, будто меня окутала ледяная стужа.

Не было сил встать и пойти налить себе стакан воды, настолько мне было плохо.

«Ну и пусть», — решила я, — «значит, так надо».

И я провалилась в горячечный бред.

Казалось, будто меня лижут языки пламени, а я сама стою на эшафоте, привязанная веревками к позорному столбу. У моих ног разложен костер, только-только входящий в полную силу. Вокруг меня, сколько хватает взгляда, беснуется толпа. Она скандирует. Она кричит. Она вопит, что есть мочи.

— Сжечь! Сжечь ведьму! Сжечь!

Сквозь всполохи огня я вижу радостные лица, которые больше напоминают звериные рожи, своим нечеловеческим оскалом. И красные пасти, распростертые насколько это возможно, сливаются воедино перед моим взором. Я пытаюсь различить лица, увидеть хоть кого-нибудь, кто в состоянии мне помочь. И не нахожу.

Среди сонма морд я выделяю группу отдаленно похожую на футбольную команду, со своей группой поддержки. Они сильнее всех орут, желая превратить меня в пепел.

И лишь одно лицо из толпы не искажено злобой. В глазах мужчины с болью смотрящего на меня, я вижу сожаление и. любовь.

Откуда в них любовь? Разве можно любить меня? Нет. Нет. И еще раз нет. Меня невозможно любить. Я не создана для этого. Меня можно только использовать. От меня можно брать. Но меня нельзя любить. Я не достойна любви. Я жалкое существо по воле судьбы оставленная жить. Я несчастное создание, которое случайно появилось на свет. Я ошибка природы, для которой нет места в ложе любимых.

Но зеленые глаза смотрят на меня. Они проникают в душу. Они приковывают к себе.

И я понимаю, что только они в состоянии меня спасти. Только с помощью них я могу выбраться из огненной гиены. И я тяну руки, чудесным образом оказавшиеся свободными.

— Спаси меня! Помоги мне! — кричу я.

— Конечно, Ирма. Конечно, — слышу, сквозь огненное марево. — Сейчас я вызову помощь. Сейчас. Уже звоню, — мужской голос принялся диктовать адрес. Мой адрес.

Я с трудом разлепила веки. Сквозь мутную пленку едва различила силуэт.

— Кто здесь? — еле слышно прошептала сухими, словно высохший пергамент, губами.

— Я, Сержик. Кто же еще может быть? — наконец, действительно стала различать знакомые интонации.

— Откуда ты … здесь?

— Как откуда? Ты позвала.

Я опять с трудом разлепила веки. Это мне давалось с огромным трудом. Зато в этот раз я стала гораздо лучше видеть. И, действительно, передо мной на приставленном к кровати стуле, сидел Сержик.

— Когда? — слова еле-еле проскальзывали сквозь губы. Мне приходилось их буквально проталкивать.

— Где-то час назад, может чуть больше. Я когда услышал твой умирающий голос, то понял, что с тобой что-то страшное случилось. Я сразу же примчался, так быстро, насколько это возможно, — поделился Сержик с тревогой смотря на меня. — Ты вся горишь, — приложил он руку ко лбу, — когда же прибудет помощь?

Я совершенно не помнила каким образом вызвала парня. В каком же сумеречном состоянии я находилась, что не запечатлела в памяти факт обращения за помощью к парню. Видимо, действовала на автопилоте. Я с трудом анализировала мысли, приходящие в голову с огромным замедлением.

— Кажется, едут, я слышу сирену, — Сержик подскочил, отправившись встречать гостей.

А дальше все слилось для меня воедино. Я смутно помнила как меня осматривал врач скорой помощи, как приказал срочно доставить в больницу, как ругал Сержика за то, что он довел меня до полного обезвоживания и когда тот объяснил, что он совершенно не при чем, то ругал за недальновидность, мол, тот мог хотя бы губы мне смочить. Ведь еще немного и я бы впала в кому. Потом меня транспортировали на носилках в карету скорой помощи, везли в больницу. Выгрузку из машины я запомнила совсем смутно, лишь слова врача, когда он не давал мне заснуть, все время о чем-то говоря, заставляя отвечать. Кажется, я говорила что-то не совсем членораздельное. Потом помню какой-то яркий диск, светящий мне в глаза. Меня опять пытали какие-то люди, задавая какие-то глупые вопросы, знаю ли я как меня зовут, сколько мне лет, какой сегодня день недели. Я что-то отвечала, но кажется невпопад потому что, пытавшие меня люди, были чем-то недовольны. Еще я помню что меня засовывали в огромную вращающуюся баранку, похоже, это был огромный аппарат, который исследовал мой мозг. Зачем непонятно. Я хотела спросить что они делают, но мне сказали, что надо молчать. Странные люди. То спрашивают, то заставляют заткнуться. И опять меня везли, теперь уже на каталке, а потом перекладывали с места на места. И лишь когда перед моими глазами оказался не двигающийся и не вращающийся потолок, только тогда отстали, но зато начали вливать что-то посредством капельницы. Мне не нравилось, что приходилось не шевелить рукой, якобы это могло нарушить режим введения лекарства, так заявила молоденькая медсестра, все время дежурившая рядом. Зачем ей это было нужно?

Непонятно.

* * *

— Ух, и напугала же ты нас, — услышала, только-только различив свет на потолке.

Пришлось поворачивать голову в сторону звука. Нелегко мне дался этот жест.

Казалось, будто я давно не смазанный часовой механизм, при движении зубчатого колеса, у которого с треском проворачиваются остальные колесики.

Мой взор сфокусировался на стоящем рядом мужчине.

— Сержик? — почти беззвучно спросила у парня.

— Ну, наконец, что-то осознанное. Сержик. Сержик. Узнала таки. Слава Богу, — проворчал он.

— Я тоже тут, — послышался женский голос. Пришлось поворачивать голову в другую сторону.

— Рина? А ты откуда? — мимолетного взгляда на белый потолок и стены, специфического запаха и писка приборов, мне хватило, чтобы догадаться где я нахожусь. Я бы, конечно, могла перепутать со съемочной площадкой, но там обычно было гораздо больше народа и я не была окутана проводами, словно паучиха в своем царстве.

— Пришла волноваться за твою душу. Присоединилась, так сказать, к группе поддержки, — сострила подруга, ласково глядя на меня.

— А что со мной? — задала логичный вопрос.

— Ох и напугала же ты нас. Вот честное слово. Разве можно так? Совести у тебя нет, — принялась меня журить Рина, поглаживая кисть руки, лежащую на кровати.

— Я не хотела, — ответила жалобно, видя неподдельную тревогу на лицах моих близких.

— Мы знаем, — чуть ли не хором ответили Сержик и Рина.

— В следующий раз так не пугай, — пожурила меня подруга.

— Так-с, ну раз с Ирмой все в порядке, то я побежал. Мне еще на съемки надо. А то меня там заждались. Передай Стефану, когда он появится, что наша договоренность в силе. Буду ждать его звонка.

— Я не поняла о чем ты, но передам, — ответила подруга, поправляя челку, упавшую на глаза.

— Он знает, — ответил Сержик, удаляясь, только его и видели.

В палате интенсивной терапии остались я и Рина.

— Я не ослышалась? Вы говорили о Стефане? Мужчине, который работал с нами на студии? Так? — напряженно спросила я у подруги. Вопрос моего здоровья отошел на задний план, стоило мне услышать имя Лема.

— Да. Такой симпатичный мужчина. Мне кажется или между вами что-то есть? — любознательность присуща всем женщинам, в том числе и моей подруге.