Не наследник, которому по…

Когда и после второго стакана, я остался за столом, невозмутимо обгрызая свиные рёбрышки, недрогнувшей рукой Сигурд Торнович потянулся за третьей бутылкой, заставив меня только внутренне усмехнуться.

Как и ожидалось, история повторилась вновь, уже в третий раз. Вот только к угрюмой преподавательской решимости, добавились ещё и нотки тягучего недоумения, потому что самого препода по дуэлям, стало уже слегка вести, а я продолжал сидеть как огурчик, ни в одном глазу. Что, однако, не помешало ему схватиться за четвёртую «Пшеничную» в очередной раз в попытке меня споить. Но тут решительно вмешалась стоявшая подле нас, скрестив руки, преподавательница.

– Ну хватит! – громко произнесла она и силой вырвала водку из рук Сигурда, – он уже прошел это испытание!

Старший препод набычившись, сощурился, явно недовольный вмешательством, но затем, вынужден был кивнуть, признавая правоту коллеги.

– Ладно, – произнёс он уже мне, – не знаю как, но этот тест ты прошел. Теперь посмотрим как ты управишься с балалайкой.

Поднявшись из-за стола, мы прошли дальше, к небольшому помосту, где стоял посередине стул, а на стуле оперевшись грифом о деревянную спинку и сам инструмент.

– Давай. Если ты русский, то душа сама подскажет, как на ней играть.

Душа моя, конечно, русской не была, но опыт прошлой жизни никуда не девался. А в ней я, помниться, в бытность свою архимагом, как-то в порыве глубочайшей депрессии и поисков смысла жизни, лет десять инкогнито путешествовал под личиной бродячего барда. Правда, инструментом у меня была лютня, но тоже, как и балалайка передо мной, четырёхструнная.

Вскочив на помост, и вооружившись балалайкой, я присел, закинул ногу на ногу и, перебрав пальцем струны, прикрыл глаза, вспоминая, чтобы такое сыграть. А затем, внезапно, в голове всплыл образ одного моего старого знакомого, настоящего виртуоза, буквально жившего и дышавшего музыкой. В частности, его собственная композиция – «Песня золотого дракона». В его исполнении она завораживала и погружала практически в транс. Она не слишком подходила, ибо игралась на гитаре, но некоторые особенности боя неплохо ложились и на четыре струны (кому интересно, вот эта композиция –.

Начал я с медленного перебора, затем всё быстрее и быстрее, а потом и вовсе на пределе имеющихся связок переходя на резкий и яростный бой, снова сменяющийся более спокойным перебором. Как и в той жизни меня самого мелодия быстро захватила и я не заметил, как исполнил её всю, в финале резко, в последний раз, со всей силы ударив по струнам, так, что последняя не выдержала и со звоном порвалась.

Когда я поднял голову, то увидел, что стоявший перед помостом Сигурд Торнович, не стесняясь, плачет, утирая слёзы кулаком, а Марфа Лавровна смотрит то на меня, то на него ещё более расширившимися глазами.

Стало немного неловко, но в последний раз трубно высморкавшись в платок, старший преподаватель вытер мокрые дорожки на щеках и надтреснутым голосом произнёс:

– Зацепил, малец, прямо за душу взял. Ладно, теперь тебе осталось последнее испытание. Пойдём.

– И что за испытание? – спросил я, пока мы проходили в следующие ворота.

– Увидишь, – коротко ответил Сигурд, а затем буквально вытолкнул меня вперёд, в небольшой замкнутый кольцом стен дворик, в дальнем углу которого сидел самый настоящий бурый медведь.

Стоило мне оказаться там, как медведь поднялся на лапы и грозно зарычал.

– И помни, – раздался голос мужчины сзади, – испытание считается пройденным только если сможешь победить его без магии.

Но тут к нему добавился встревоженный женский:

– Дрейк, не слушай его, используй магию, это же дикий зверь!

– Используешь – и проиграешь! – вторил ей снова Сигурд.

– Не используешь, и он тебя порвёт! – вновь возразила ему Марфа, – оно не стоит того, чтобы так рисковать. Никто тебя из академии за это не выгонит!

– Ну и зачем ты это сказала? – упрекнул девушку старший препод, – это же испытание духа, а не магических способностей!

– Сигурд – ты идиот?! Нам в академии не нужны трупы.

– Нам не нужны слабаки, которые не могут заломать медведя!

– Они же дети!

– Да хоть же ребята! Слабые духом болдары нам не нужны…

Я перестал слушать их перебранку уже на втором предложении, потому что мишка, угрожающе рыча, двинулся ко мне. Косолапый был матёрый, больше двух метров в длину, и весьма отъетый. И как без магии завалить такую тушу, я не представлял, но у меня был козырь, мой инфразвуковой амулет, который я немедленно активировал, проведя рукой по груди, где он под рубашкой скрывался.

Уже метрах в пяти от меня, медведь насторожился, всё-таки звери более восприимчивы к инфразвуку, чем люди, а в трёх и вовсе остановился, прижав уши к голове и низко пригнувшись к земле. В рычании его слышалась уже не угроза, а страх. А когда я решительно шагнул к нему на встречу, резко возросшее давление инфраизлучения и вовсе вогнало животное в панику и, резко обосравшись, косолапый со всей возможной скоростью метнулся в свой угол, где прижался к стене.

– А я говорю это опас…

Тут, наконец, спорщики заметили что ситуация изменилась и голос Марфы произнёс:

– Ну нифига себе!

– Что? Ну даёт! – Сигурд подошел ко мне, с удивлением разглядывая, а затем хлопнул по плечу, – и ведь без магии! Я бы почувствовал. Ну удивил так удивил, – второй раз на моей памяти, кому это удалось. Ладно, малец, заслужил. В списке поступивших, на первой строчке стоять будешь, как лучший студент нового набора!

А я только вздохнул и подумал, и на кой мне это надо было?

Глава 4

Встречать остальных студентов мне пришлось с обоими преподавателями академии.

– Будешь примером, – важно заявил Сигурд Торнович.

Последствия нашего застолья уже успели выветриться, и старший препод был почти трезв. Быстро, но у магов свои приколы с метаболизмом.

Опёршись о метлу, я замер в раскрытых воротах, скучающим взором глядя в голубую даль. Испытания для поступающих были откровенно детские. Подумаешь, выпил пару стаканов водки, сбряцал на балалайке и шуганул медведя. То ли дело Старталонский монастырь боевых пидара… то есть магов отшельников. Меня туда из родной академии сослали в наказание, за гордый нрав и нежелание становиться постельным мальчиком проректорши по внеучебной и воспитательной.

Но меня можно было понять. Та любила воспитывать исключительно парней, и исключительно в спальне своей проректорской башни. Особенно она любила облегающие одежды из кожи с вырезами в разных местах, плётки, шипастые браслеты, и чтобы называли её исключительно – Госпожа Боль.

Ладно бы кого другого, но я к тому моменту уже был чемпионом арены – Смертоносным Богом Убийцей Царём Смерти, и тут мне какая-то там госпожа приказывает снять штаны и приготовится к наказанию.

Плевать, что в стенах академии я был простым учеником, дух мой был духом чемпиона, а тело самым совершенным оружием, которое только доступно не магу.