(Не)настоящий папа

— Разумеется, делайте все как положено.

Я повернулась к мужчинам и поразилась первой мысли, которая прокралась в голову. Она далеко не о том, что мне стало плохо под конец праздника. Меня глодал факт, что в палате Владимир, а у меня волосы спутаны, на лице ни грамма косметики и вместо красивого платья — больничная сорочка!

— Марина… — выдохнул он, улыбнувшись. И тут же подошел к кровати. — Как ты?

Свободной от иглы рукой я натянула одеяло до подбородка. Только вот Владимиру было совершенно неважно, как я сейчас выгляжу. В его глазах светилось столько облегчения и теплоты, что неловкость испарилась сама по себе.

Я улыбнулась в ответ.

— Привет… — хрипло произнесла. — Кажется, я сорвала нам свидание?

— Вижу, ты неплохо себя чувствуешь, — усмехнулся он.

— Лучше, чем было, это точно. Как я тут оказалась?

— Ты упала в обморок, Марина. Я привез тебя в больницу. — Его ладонь легла мне на щеку, а большой палец ласково поглаживал скулу. — Ты здорово меня напугала.

— Как вы себя чувствуете? — вклинился в нашу беседу врач, и Владимир, к моей досаде, отступил, пропуская его.

— Вроде неплохо.

— Боли беспокоят?

— Нет… А должны? Каков мой диагноз?

Врач сначала взглянул на Владимира, а уже после этого ответил:

— Отравление.

— Ох… Видимо, что-то не так с едой в лагере, да? У меня подопечная в этот же день слегла с пищевым отравлением.

— Вот так? — брови врача удивленно взметнулись вверх, и он снова посмотрел на Владимира.

— Да, случай такой имеется. Мы занимаемся им вплотную. У девочки взяли кровь на анализ, чтобы установить, есть ли тут связь.

— На обычное пищевое отравление ваш случай не похож. В крови обнаружены следы тяжелых ядохимикатов, — объяснил врач. — Такие вещества обычно присутствуют в составе средства для травли грызунов. И они каким-то образом попали к вам в пищу.

Ядохимикаты. От одного этого слова во мне все заледенело.

— Все настолько серьезно? — сухо спросила я.

— Последствия могли быть гораздо хуже.

Тишина окутала нас. Я не хотела знать про эти последствия, лишь послушно следовала указаниям врача, пока он меня осматривал. Напоследок измерил температуру, и, насколько я поняла по удовлетворительным кивкам, все оказалось не так плохо. Помереть я, слава богу, не должна.

— Отдыхайте, Марина. Слева кнопка вызова медперсонала. Если почувствуете себя неважно или потребуется что-то — жмите без раздумий.

— Марина, постарайся вспомнить, что ты вчера ела… — попросил Владимир, когда врач оставил нас наедине. — Начиная с завтрака. Это поможет разобраться в случившемся.

Я лишь пожала плечами:

— Ты ведь знаешь, я живу в лагере и питаюсь тем же, чем и все остальные.

— Может, ты покупала что-то в магазине? Или кто-то принес угощение? Может быть, мама передала тебе какие-то гостинцы?

— Нет, Вова. Я ела ровно то же, что и каждый в лагере. И никто… — Тут я запнулась, вспомнив, как на фуршете Оксана угощала меня банановым желе. Нет! Тут даже думать не о чем! — Никто меня не угощал.

Я закончила фразу уже менее уверенным тоном и встретилась с задумчивым немигающим взглядом Владимира. Судя по его побледневшему лицу, в данный момент он думал о том же, о чем и я…

50

Владимир

Моя дочь смотрела на меня поистине испуганным взглядом, не моргая. Нервно всплеснула руками и воскликнула:

— Я ничего такого не делала!

Сквозь приоткрытую штору окна в спальню для девочек яркими лучами сочилось солнце, выпуская град ярчайших отблесков из стеклянной шкатулки, что вчера после праздника подарила мама. Я отодвинул интересную вещицу в тень и как можно спокойнее заговорил:

— Я и не говорю, что ты это делала, Оксана…

— Но ты сказал, что банановое желе было отравлено! Им же угощала я, — перебила дочь, отбегая от меня.

— Так и есть. И я спросил тебя, где ты его взяла.

— Как где? Нам всем давали желе на ужин! И я решила оставить его для Марины Константиновны!

— Вот сейчас вспомни, кто давал, куда ты его положила…

— Я знала, что так будет! — снова перебила Оксана, всплеснув руками. — Теперь она настраивает тебя против меня! Хотя обещала этого не делать!

— Прекрати! — строго приказал я, и большие глаза моей дочери увлажнились и заблестели.

— Ты не веришь мне?

— Верю. Но ты меня не слушаешь. Я пытаюсь разобраться в случившемся, потому и спрашиваю. Я не обвиняю тебя.

— Желе раздавала вожатая, как всегда. И если бы я его съела, а не твоя Марина, кого бы ты тогда обвинял?

Черт возьми, у меня поистине ревнивая дочь. Вздохнул, всеми силами стараясь не злиться. Оксана говорит на эмоциях. Я уверен, что сама она на подобный трюк не решилась бы даже из-за ревности. А Марина идет на поправку, это главное. Но оставить подобный инцидент без внимания я просто не мог. Вполне вероятно, отравить пытались Оксану…

— Я даже представить боюсь, дорогая, что это желе могла съесть ты, — честно признался я.

Оксана не ответила, спрятав от меня взгляд. До ушей донесся ее тихий всхлип, отдаваясь щемящей болью в груди. Я чересчур мягкосердечный отец. Слезы моей дочери для меня равносильны пытке. Обнял ее, чувствуя безграничную нежность, и услышал тихие оправдания:

— Я ведь не хотела причинить ей вред! Честно.

— Даже не сомневаюсь в этом. — Я гладил ее мягкие волосы, крепче прижимая к себе. — Просто расскажи подробнее все, что происходило с этой баночкой. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула дочь, обняв меня в ответ.

— Ты кому-нибудь говорила, что хочешь отдать баночку Марине?

— Нет! Никто и не спрашивал! У нас много кто с собой в спальню уносит вкусняшки. Ленка вон тоже унесла в тот день желе. И у нее оно было нормальным!

— А где хранилось?

— В тумбочке, рядом с кроватью. После спектакля, когда мы переодевались, я забрала его и угостила Марину Константиновну!

— И никто к твоей тумбочке не подходил?

— Нет. По крайней мере, я не заметила.

Я вздохнул, понимая, что Оксана не расскажет ничего нового. Зато жила надежда, что у Алексея окажется гораздо больше ценной информации. Ведь сегодня должны были прийти результаты анализов Кристины.