Не оглядывайся вперед

А вот другая чаша весов: полный зал, катящая как по маслу вся наша программа и наконец долгожданная премьера перед сотнями лиц, застывших в сладком предвкушении чего-то еще более крутого!.. финального!..

Четырехкратное вступление-тёрка… переходящее в безудержный риф-напор!..

…Олик:

Третьего дня

Будит меня

Милка-жена: дескать, принес бы картошки

Трехголосье:

Сетки три-и-и!

Олик:

Месяц пройдет –

Кончится мед,

Взял бы сгонял: трескать чего будет трошки!

Трехголосье:

Сетки три-и-и!

А! А! А! Сетки три-и-и!

А! А! А! Сетки три-и-и!

Олик:

Допри-и-и!..

Межстрофный риф-напор!

Женщина, сгинь,

Слушай: прикинь:

В двух-то руках можно ли то, что сказала:

Сетки три-и-и?!

Милка-жена

Слезла с окна,

Сетки взяла и – в направленьи базара!

Сетки три-и-и!

А! А! А! Сетки три-и-и!

А! А! А! Сетки три-и-и!

Допри-и-и!

Соляк Олика!.. Чистый!.. Без сбоев!..

…Новый безудержный риф-напор!

Раз вышел сам

В универсам

Милку-жену встретить согласно примете:

Сетки три-и-и!

Бабы – толпой,

Сетки – рекой!

Где же мои, Господи: те или эти

Сетки три-и-и?!

А! А! А! Сетки три-и-и!

А! А! А! Сетки три-и-и!

Допри-и-и!

Финальный риф-напор!..

Cоda: короткий спаренный удар!..

(В последнем «А! А! А! Сетки три» я почувствовал, что уплываю… что от меня остается один лишь голос… Не напортачил ли я при этом с бас-партией?..)

***

Почему я предложил Светлане зайти ко мне?..

Зачем за книжками в шкафу отыскал от себя же спрятанные полбутылки муската «Лоёл», оставшиеся от… неважно кого?..

Не было ли это тем, что называется «поиметь свое детство»?..

***

Всё покатилось, как колесо под гору.

И вышли мы из-под этого колеса свободными и обновленными!

– Гран-при Каннского ипподрома, – отозвалась о «Белочке» Светлана во время очередного посещения моей берлоги.

Ревнует, – подумал я.

Светлану перевели в другой сектор, вне юрисдикции Валентина Валентиновича, и тот быстренько переключился на новую «гражданскую жену»… назовем это так… Вследствие чего мое «сяду… и не на жопу…» естественным образом аннигилировалось. Как и все угрозы гражданской казни нашего славного бит-квартета: новый куратор рок-н-рольного направления нашего прихода сходу выразил нам свою симпатию. Мы стали вольны делать все что заблагорассудится! От выражения «благой рассудок», разумеется. Жопу, на которую я не сел, со сцены показывать по-прежнему не рекомендовалось.

Глубже и свободнее всех вздохнула Яна: со Светланой они больше не пересекались… Второй по интенсивности свободный вздох принадлежал мне: я снял с души грех гендерной неразберихи между девочками…

На сцене же вместе с нами по-прежнему безобразничал «Ян» в этих своих неподражаемых усиках. С тоской поглядывавший на них Олик усилил тайное обхаживание предмета своего обожания. Плел, что называется, сети. Как умел.

Новый куратор с удовольствием аплодировал нам из царской ложи на каждом нашем концерте после каждого нашего номера: после «Феличиты», «Мани», «Easy street», «Крепче держись», «Мини», «Сетки три» и «Алконавта Мони» (молодеченские держали слово, да и «Сетки три» внесли свой вклад в дело припечатывания их к креслам до самого финиша программы). На всё про всё уходило теперь практически целое отделение. Притом не всегда мы работали на чьем-либо разогреве. Нас явно «внесли в список». Где-то на горизонте, может быть, уже светил наш разогрев именитых гастролеров во Дворце спорта… По городу поползли слухи о «безбашенной банде», беспрепятственно исполняющей мировые хиты.

Золотые времена!

О которых можно было бы – бесконечно…

***

– Александр Александрович, пожалуйте к нам в гримерку, – пригласил я после очередного концерта нашего нового покровителя. – Это только называется «гримерка», а сейчас она…

– Ну почему же… только называется?.. Неужели никому из вас не нужно разгримировываться? – лучезарно улыбнулся он мне.

– …А сейчас она столовая. От слова «поляна»… – под мороз на лопатках (откуда он узнал?!) распахнул я дверь перед ним.

– Не волнуйтесь, я сохраню ваш секрет… – пока мы еще не вошли, шепнул он мне на ухо, подтвердив сказанное кивком с закрыванием глаз.

Поляна, не изобилуя разнообразием, все же радовала. Одно то, что стаканчики были не бумажными, поднимало нас в наших глазах. А уж то, что из некоторых небумажных стаканчиков торчали бумажные салфетки, вообще было сном наяву!

Надо будет вставить всем за эксплуатацию Яны… «Яна»… – подумал я. – Не раскрылась ли она своими сервировочными хлопотами перед Мэтью и Ли?..

– Шампанское?.. – вырос перед Александром Александровичем Мэтью с белоснежным полотенцем, перекинутым через руку.

– Приятно видеть подобный сервис в чисто мужском коллективе… – посмеялся Александр Александрович. – В мое время… хотя, кажется, я не старше вас, Михаил… не так ли?.. начинали с пива…

– …с добавлением «Пшеничной», – подхватил Мэтью.

– …это называлось «ёрш», – следя за наливающим Мэтью, продолжал наш новый босс. – Культура коктейлей, воспетая в «Москва – Петушки», в наших палестинах вышла именно оттуда…

мы сделали вид, что не интересуемся запрещенной литературой.

– …вышла и дошла до «Ромашки», – весело глаголил Александр Александрович, – воспетой бит-квартетом «МЯМЛО».

– Есть вопросы к нашему названию? – спросил я.

– Нет. Нет. Что вы! Пошедшее в народ слово – не поймаешь. Вылетело. То, что я слабо себе представляю объявление вашего коллектива на… закрытом мероприятии… вы понимаете, о чем я… – моя личная проблема.

А он провокатор, – мысленно заключил я, заодно вспомнив мое приглашение его в гримерку. Вслух же спросил:

– А какое бы вы, Александр Александрович, предложили название?

– «Лямуры», – резко повернувшись, посмотрел он мне прямо в глаза (раскрывая перед нами свою осведомленность обо всем, что делается у нас в коллективе). – «Песняры», «Верасы», «Сябры» – коллективы народные, всенародно любимые, а «Лямуры» – молодежная группа, пародийным образом обнажающая нездоровые тенденции в жизни и в музыке. Как вам такое? Оп-па! А что это мы приуныли? Шуток не понимаем? Я шучу! Саечка за испуг!.. – похихикав, он занялся своим шампанским.