Не от мира сего

Были тайны от рода людского, существовали загадки, ответы на которые человеку знать не положено. Да и нельзя человеку все знать, ибо не может он в себе носить сокровенное. Не в его это природе, как бы он того ни хотел.

"Много будешь знать — скоро состаришься". Когда эта пословица исходила от метелиляйнена, то воспринималась всего лишь так: подрастешь — узнаешь. Если же она произносилась коллегой-человеком, то хотелось дать ему в морду.

Стремление к знаниям нельзя ограничивать. Иначе проявляется вся низменная сущность властьимущих: разделяй и властвуй. Дели народ на быдло и себя, избранного — получится конфликтная ситуация. Конечно, большая часть людей с удовольствием примет правило: меньше знаешь — крепче спишь. Быть стадом, karja (скотина, в переводе, как уже упоминалось) — значит, иметь возможность получать фураж. А также — попадать под нож. Тут уж, как звезды сложатся.

Но есть еще и такие, кому важно получать пищу для ума, чтобы потом думать, анализировать, делать выводы. Для этого нужны знания. Для этого не нужны рамки уложений и ограничений. Знание — всего лишь стремление к истине. И степень ее постижения каждый должен регулировать самостоятельно. А это уже становится опасным для властителя, не для Бога, потому что Творец и есть Истина.

Илейко не любил, когда к нему относились даже с ничтожной долей снисхождения. Он не протестовал, он не скандалил, он начинал искать свои пути. Загадочное исчезновение метелиляйнена нисколько не отразилось на его отношении к хозяевам. Он глубоко уважал и Святогора, и "Ленку", их авторитет был для него непререкаемым. Но в нем крепло желание подготовиться к схватке с Горынычем так, как он это себе представлял сам.

Илейко начал долбить скалу на противоположном от выхода из Нави берегу.

17. Последний бой Святогора

Зимой, даже весной, ломать гранит — чистое удовольствие. Лишь бы температура хотя бы по ночам опускалась до уровня замерзания воды. Изрядно помахав молотком и кайлом в первый день, в последующие оставалось только подправлять трещины в камне, получаемые от воды, замерзающей в породе. До возвращения Святогора в скале образовалась рукотворная, а, стало быть, трудно замечаемая издалека выемка. В ней как раз мог укрыться человек больших размеров, или пара детей. Детей здесь поблизости не было, а вот богатырь — пожалуйста.

Наступала весна, снег оседал, а на льду озера было полно воды. Совсем скоро должна была случиться Пасха. Выделанная Пленкой шкура убитого Илейкой зверя оказалась настолько громадной, что была вполне способна укрыть собой целого, или по частям метелиляйнена. О судьбе "медвежатины", как называли мясо твари хозяева, лив не задумывался. Принюхивался, конечно, изначально к любому куску, выловленному из супа, либо запеченному на огне, но ничего подозрительного не обнаруживал. По словам Пленки самое ценное в звере, помимо шкуры, конечно, был жир — он обладал особыми целительными свойствами. По истечении времени его победа над чудовищем выглядела уже не столь значительной. Наверно, потому что голова была занята другим, гораздо более опасным монстром — Змеем Горынычем.

Илейко собирался уходить домой. Чуть подсушит солнышко землю — и можно двигаться к югу. Но оставлять за плечами грозного соперника ему не хотелось. Как-то из случайно встреченной твари, от которой еле удалось спастись, Великий Змей превратился во врага номер один. Ему казалось, что это чувство обоюдно.

По милостивому разрешению Пленки Илейко допустился до хранилища всякой всячины. Конечно, в основном, в приспособленном под некий склад сарае хранилось всякое барахло, накопленное за долгие десятилетия оседлой жизни. Но лива в первую очередь интересовало железо. Он не собирался делать себе меч, или какое другое оружие, но именно железо было нужно для того, чтобы план Илейки сработал. Он даже на задворках изготовил некое подобие кузни с мехами и начал свое производство с костыля. Такие обычно забивают в землю для того, чтобы привязывать к ним лодки. Правда, внес некоторое изменение, точнее — дополнение в свою конструкцию.

А потом начал делать из всего, что обнаружилось, толстую цепь. Она вышла корявой и, наверно, с несколькими слабыми звеньями — лив все-таки не был кузнецом, поэтому секретами ковки не владел. Цепь вышла короткой, длиной всего шага в три-четыре. Потом железо кончилось.

Наконец, вернулся Святогор. Где он пропадал — осталось загадкой. Но с собою он приволок, помимо зеркала, преинтересную штуковину. Илейко присматривался к ней и так, и сяк, и никак не мог определить: то ли это произведение искусства, то ли изящное оружие. Во всяком случае, выглядело оно, как настоящая булава, только сделанная не из дуба, либо железа, а из твердого блестящего камня.

— Уж не молот ли Тора — сие творение? — поинтересовался Илейко.

— Да пес его знает, — ответил метелиляйнен. — Говорят, Голиаф с нею в свое время бегал. Как даст по земле — все люди и падают от сотрясения. Прочная — жуть.

Действительно, выглядело это оружие очень внушительно. Для людей, даже таких, как Илейко, воевать с подобный булавой было затруднительно — тяжела, чертовка. Да и сделана — не пойми из чего. Похоже на камень, отполированный, узорный. Но вся беда камней — несмотря на твердость, их вполне возможно расколоть.

— Ох и pula (беда, трудность, в переводе, примечание автора) — эта булава.

— Да ты не смотри, что она с виду хрупкая, — заметил Святогор. — Не стал бы Голиаф ее с собою только для красоты таскать. Да и за столько-то лет поломалась бы она вся. Вот, гляди!

Метелиляйнен, размахнувшись от плеча, ударил странным оружием по верхнему камню ближайшего сейда. Булыжник улетел вдаль и даже скрылся из виду. Илейко прислушался, не отреагирует ли кто на такой подарок, прилетевший к нему прямо в лоб. Но нет — то ли ни в кого не попал, то ли улетел прямо в Рим тамошнего императора порадовать.

— Ну как? — Святогор повертел своей булавой перед носом у лива. На полированной выпуклой поверхности не осталось даже царапины.

— Мощь! — покивал головой Илейко.

— То-то же, — согласился метелиляйнен и стал обозревать свое оружие под разными углами.

Илейко тоже посмотрел на него для вежливости, потом спросил:

— И зачем оно тебе понадобилось?

Святогор опустил булаву на землю, постоял в торжественной задумчивости, вздохнул и, выделяя каждое слово, проговорил:

— Ею я достану Горыныча.

Илейко про себя подумал, что бедного Голиафа это могучее оружие не смогло уберечь от метко пущенного камня. Да и Змей не дурак, чтобы подставить одну из своих голов под убийственный удар. Но вслух сказал другое:

— Когда?

— Не сегодня — завтра лед сойдет, тогда и приступим.

План метелиляйнена был прост: выманить на живца чудовище из своего мрачного мира, и надавать ему по башкам, пока тот не очухался. Распределение ролей было тоже вполне логичным: живец — Илейко, боец — Святогор. Все должно было получиться, если только Горыныч будет вести себя, как обычно, в соответствии с привычным способом прорыва в Явь.

Но ливу почему-то казалось, что на этот раз Дубыня, Горыня и Усыня придумают что-то иное. Они вполне могут понять, что вызывающий их на поединок человек что-то приготовил, хотя бы засаду со старым добрым противником Святогором внутри. Одна голова — хорошо, а когда их три — то это, безусловно, еще лучше. Илейко не стал делиться своими сомнениями с другом и учителем, чтобы тот действовал вполне естественным и бесхитростным для него способом. Чтобы подлый Змей никак не учуял подвох.

Ежели все пройдет прямолинейно и гладко, то метелиляйнен запросто отдубасит своего извечного врага до смерти, что, в принципе, и требовалось. Цель — не чтобы кто-то отличился, а освобождение Земли от угрозы Горыныча раз и навсегда кем бы то ни было.