Не отдавай меня ему

Карим Тимурович отрывисто давал указания коллегам, а меня по очереди осматривали врачи. Потом отвели на первый этаж и уложили в аппарат МРТ.

Взяли все возможные анализы и, кажется, выкачали не меньше литра крови.

Когда я вернулась в палату, занимался рассвет. Тимур лежал на постели и что-то смотрел на экране телефона.

При моем появлении поднялся, спрятал мобильный в карман и сжал зубы, играя желваками:

— Что сказали?

— Пока ничего. Тимур, почему ты мне помогаешь?

— Потому что могу, — отрезал он.

В дверь палаты аккуратно постучали, и девушка в белом халате внесла поднос с едой. Молча поставила его на тумбочку и вышла, с неприязнью косясь на Гафарова.

— Ты ее обидел? — хмыкнула я.

— Ешь, — отмахнулся Тимур.

На подносе было две порции, отец Тима позаботился и о нем, хотя в палату больше не приходил. Карим Тимурович ушел в свой кабинет дожидаться результатов анализов.

Я взяла ложку и сглотнула голодную слюну. Никогда не любила больничную еду, но каша оказалась удивительно вкусной. Даже Тимур с удовольствием съел свою порцию.

— Это твой отец? — отставляя пустую тарелку, спросила я.

— Да. Это его клиника.

Я поперхнулась воздухом и вопросительно глянула на Гафарова.

— Что ты смотришь, как олененок? — вдруг хмыкнул он. — Я не Рат, на невинные взгляды не ведусь.

Я сжалась в комок, вспоминая Марата, и только в тот момент сообразила, что не взяла с собой мобильный, когда выходила из дома.

Прикинула, что проснется он только через пару часов. Попрошу у Тимура телефон, чтобы позвонить и предупредить, что со мной все в порядке.

— Нормально я смотрю, — приподняла я брови. — У тебя с отцом напряженные отношения, да?

— Намекаешь, что мой батя в бабле купается, а я уличный мудак?

— Это ты сказал.

— Ага. Сказал.

— Кого он не спас? Знаешь, — выдохнула я, — я только недавно поняла, что о своей боли нужно говорить. Тогда легче становится.

— Мне легче не станет.

Тимур отошел к окну, повернулся ко мне спиной и напрягся всем телом.

— Мой батя — светило, млять, нейрохирургии. Специалист, блядь, от бога с золотыми руками. Весь такой холеный, крутой, столько жизней спас, а собственного сына не смог.

— У тебя был брат? — удивилась я.

Тимур обернулся и с болью прошептал:

— Близнец. Когда у него обнаружили опухоль мозга, отец ничего не смог сделать. Сидел и смотрел, как его сын умирает, мать просила сделать операцию, попробовать, бороться за Камиля, а он… Неоперабельно. Про батю в газетах писали, что он из мертвых людей доставал, а Камиля не смог.

Я не смогла найти подходящих слов, чтобы как-то ободрить еще одного мальчишку, который жил с невыносимой болью в сердце. Потерять не просто брата, а близнеца — это страшно.

Я встала, подошла к нему и не обращая ни на что внимания, обняла Тимура, стараясь передать ему чуточку тепла и поддержки.

Гафаров напрягся всем телом, а потом осторожно обнял меня в ответ. Мы стояли так несколько минут, пока он не взял себя в руки.

Рывком отодвинул меня подальше, втянул воздух носом и продолжил:

— Мать такого пережить не смогла, бухать начала по-черному. Простить отца не смогла. Ушла.

— А ты с ней?

— Да.

— Ты не пробовал поговорить с отцом? Выяснить, почему он не смог…

— Заткнись, Маша, — оборвал меня Тимур, — лучше поспи пару часов. Я скоро вернусь.

Он вышел из палаты, хлопнув дверью, а я долго смотрела ему вслед.

Не придумав ничего умнее, легла на постель, укрылась одеялом и неожиданно уплыла в глубокий сон.

Глава 35

Глава 35

Марат

Голова трещала, словно в мозгах кто-то атомную бомбу взорвал. Во рту будто кошки насрали, а мышцы во всем теле одеревенели.

Я медленно поднялся, проигнорировав Снежка, который крутился у ног. Выпил воды прямо из чайника и застонал.

Напился вчера как последний слабак и придурок. Стресс снял, млять…

Как добрался до дома, тоже не помнил, и наверняка расстроил и напугал Машу. Кретин.

Я заметил на столе пустую пачку от ее таблеток. Вчера две еще оставалось. Сука-а-а-а…

Я взял в руку бархатную коробочку с двумя обручальными кольцами, сжал и попытался вспомнить, что вчера было. И вроде пил немного, но, походу, на голодный желудок срубило насмерть.

Только бы принцесса не испугалась.

Тихо пошел в спальню, открыл дверь, ожидая, что она спит, но на кровати никого не было.

В висках запульсировало, а я побежал к окну, игнорируя то, что хреново мне было как никогда. Снежок дома, а ее нет.

Блядь, надеюсь, я вчера ничего лишнего не наболтал! Придурок и слабак.

Дыхание участилось, а я полез за телефоном. Нашел его в кармане джинсов — в ноль разряженный. Поставил на зарядку, и колени ослабли, когда на столе я увидел ее мобильный.

Вспоминай, Рат. Вспоминай, что ты вчера умудрился пиздануть!

Почему она ушла? Что я натворил?

Я упал на диван, сжал голову ладонями и напряг память. Но ничего, кроме тоски и безнадеги, вспомнить не мог. Хреново было вчера, хоть волком вой.

За тачку дали копейки, нормальной работы не было, а я обещал Маше свадьбу. Да, блядь, я хотел организовать ей свадьбу — такую, чтобы она ее запомнила.

И я запомнил. Дать ей эмоции, счастливой сделать, улыбку ее видеть и в белом платье.

Вспоминай, тупой придурок, что ты вчера ей наболтал?

Я резко подскочил с места, вспомнив, что сегодня Маша должна была сидеть с племянницей, и выдохнул.

Наверное, не стала меня будить и тихо ушла.

Я, пошатываясь, пошел в ванную, сунул голову под кран с ледяной водой и ждал, когда меня немного отпустит.

Вытерся, протер лицо ладонями и снова вернулся в комнату. Еще в коридоре услышал, что звонит телефон Маши, и ускорил шаг.

На дисплее было написано «Вадим», я нажал на ответ и рявкнул: