(Не)пара

— Савельев, ради всего святого, какая пробежка? — укрываюсь с головой, надеясь, что это не просто одеяло, а как минимум, мантия-невидимка. Я не готова бегать в семь утра, да я вообще бегать не готова! Если это не скидки в магазине косметики, туда хоть со скоростью гепарда.

— Утренняя, бодрящая, — он откровенно ржет надо мной, стягивая одеяло. Конечно, сил удержать его у меня не хватает, а под ним… Ничегошеньки. — Да блядь. Гаврилова!

Тёма зависает у кровати в руках с одеялом и смотрит на меня уже голодным взглядом, как будто мы не уснули всего четыре часа назад. Как он вообще умудрился так рано проснуться и быть бодрым, я не знаю, но есть ощущение, что утренняя пробежка грозится сорваться из-за другого утреннего спорта. Савельеву много не надо, чтобы завестись, а у меня ноги до сих пор болят от этой дылды, я не хочу снова. По крайней мере, так скоро.

Хватаю одеяло из рук этого зверя, который готов на меня накинуться, заворачиваюсь, как в мантию, и бегу в ванную, едва успев закрыть дверь перед самым носом Артема.

— Пробежка так пробежка, жди десять минут!

Хохочу и спешу принять душ, старательно игнорируя просьбы Тёмы открыть дверь. Не открою. Его как-то уж очень много в моей жизни стало, нужно уменьшить дозировку. Даже мама уже в курсе, что я ночую у того самого вампира (как будто она хоть раз верила в версию с Лиской, ну-ну). Просто она думает, что мы встречаемся, а я не отрицаю, потому что травмировать психику мамы тем, что её дочь просто трахается с парнем без каких-либо отношений, я не хочу. Слишком её люблю.

Тёма, очевидно, забывает о пробежке, пока я выхожу из душа все в том же одеяле, потому что все вещи оставила в комнате, а голышом перед ним слишком опасно.

Иду на цыпочках, надеясь, что эта швабра меня не услышит, но все надежды разлетаются прахом, когда сзади меня хватают в кольцо рук и снова тянут на кровать, придавливая тяжёлым телом.

— Ты опять меня испытываешь, Гаврилова, — хрипит на ухо Тёма, а я удивляюсь, откуда в нём столько энергии, блин! На дне рождения Колосова мы все вымотались, потом он полночи мне спать не давал, и утром уже бодрый… Во всех местах. Издевательство. Я старая больная женщина, мне нужно больше отдыхать, а не активничать столько.

— Савельев, ты что, робот? Секс-машина? Сколько можно трахаться, а?

Я, видимо, говорю настолько уставшим и жалобным голосом, что Тёма тут же с меня слезает и укладывается рядом, заглядывая в глаза с беспокойством.

— Тебе надоело?

О боже, он серьезно?

— Мне не надоело, я просто очень устала и дико хочу спать. А ещё у меня там всё болит, если честно, потому что ты…

— Я понял, — перебивает и кивает, тут же успокаиваясь. Понял он. Интересно, что понял? — Давай спать тогда.

И я бы возмутилась, что он поднял меня в такую рань в воскресенье, что я уже сходила в душ и взбодрилась, и вообще могла бы найти ещё миллион поводов для возмущений, но… Но когда он укладывается сзади и целует меня в затылок, у меня пропадает какое-либо желание ссориться. Я засыпаю быстро, едва успевая подумать, что такие тесные контакты нам с Савельевым пора ограничить.

* * *

Мы слишком много времени проводим вместе. Я чувствую, что перебор. Не то чтобы это было слишком уж плохо… Просто немного странно. Мы вроде просто дружим, а сексом дружбу не испортить, но это ведь не повод находиться вместе двадцать четыре часа в сутки.

Решаю не дожидаться вечера и прошу Савельева отвезти меня домой после обеда, когда мы наконец-то отрываем себя от кровати второй раз за день.

В зал договорились сходить завтра, а ещё лучше во вторник, потому что завтра у нас совместная физра первой парой, а в последнее время препод вообще нас не жалеет, давая такие задания, что потом дрожат коленки. А до такого меня только Савельев доводил. Ну и вот. Препод.

Пока мы обедаем заказанной едой, потому что я с готовкой все ещё на Вы и по отчеству, пока снова принимаем душ, благо по очереди, пока собираемся, на улице уже смеркается, и все мои желания попасть домой до обеда стремительно тают.

Мама мне сожрёт весь мозг своими шуточками и намеками, точно знаю. Надо ей показать Артёма, пусть он мне подыграет и она над ним шутит, а то я одна уже не вывожу.

Садимся в машину, Тёма включает свой плейлист, потому что совсем недавно мы выяснили, что вкусы в музыке у нас схожи, и теперь с чистой совестью слушаем то его, то мою музыку, чтобы не ехать в тишине, и я замираю, когда ощущаю руку Савельева на своей коленке.

Что на него нашло?

Обычно он не трогает меня, когда мы едем, это Колосовы тискаются постоянно как ненормальные, а на Артёма это не очень похоже. За рулём он обычно удивительно сосредоточен, но я бы соврала, если бы сказала, что его рука не ощущается очень приятно.

Расслабляюсь от касаний и подпеваю одну из любимых песен, распластавшись на удобном сиденье. Хорошо быть маленькой, везде много места.

— Сейчас кое-что тебе покажу, — говорит Артём, и я хмурюсь. Мы всё-таки едем не домой? Куда он меня везёт? Что покажет?

Не успеваю подумать, а рука Савельева уже движется по бедру вверх, но из-за теплых штанов я практически её не ощущаю, хотя от одного взгляда на эти чертовы пальцы меня бросает в жар, а по спине бегут предательские мурашки. Он ведёт себя абсолютно спокойно, держит руль и смотрит на дорогу, как будто не его ладонь стремительно пробирается мне под пуховик, даже умудряется что-то мычать в такт песни, как будто подпевая.

Руки Савельева критически близко, и жар от ладони уже пробирается сквозь толщу одежды. Мне горячо, до невозможности горячо снова ощущать его. Дышать нечем, хочется открыть окна и вдохнуть свежего морозного воздуха, который сейчас необходим мне как никогда.

— Савельев, — шепчу хрипло, не в силах собраться из лужи в цельного человека, — мы не будем трахаться в машине, на мне слишком много одежды, прекрати.

— Не-а, — он ухмыляется, точно дьявол, и быстро ныряет пальцами под резинку штанов. — Не бойся, кончишь, даже не раздеваясь.

— А ты? — на выдохе и с тихим стоном, потому что его пальцы уже с силой давят на клитор сквозь тонкую ткань белья.

— Так и быть, подрочу в душе, вспоминая твои стоны. Обещай стонать послаще, чтобы мне понравилось.

Обещать не приходится. Он творит своими пальцами снова что-то невообразимое, все ещё не прекращая невозмутимо вести машину. Стоны непроизвольно срываются с губ, и удержать их внутри у меня не получается. Расстёгиваю пуховик и чуть стягиваю его с плеч, потому что невыносимо жарко, и закатываю глаза, когда Тёма проводит пальцами по клитору несколько раз, посылая по телу разряды тока.

Мне почти больно от наслаждения, но так сладко, что хочется кричать. Это какое-то сумасшествие, то, что мы творим в машине посреди города, но если быть сумасшедшими так круто, то я не готова лечиться, я хочу каждый день сходить с ума.

* * *

на следующий день Артём

После того, как решил заняться собой, даже вставать по утрам стало проще. Вроде понедельник, к первой паре, а я бодрячком уже стою у универа за пятнадцать минут до начала занятий. Февраль в этом году не холодный, уже март на носу, на улице вполне комфортно, если ты не Гаврилова. Та наверняка до июля будет ходить как капуста, потому что мёрзнет. Её на острова закинуть надо, где нет зимы, точно змея, не переносящая холод.